Вечнозелёная ель Наньшаня

Тьма медленно отступала, открывая безжизненную оранжевую поверхность, изрезанную ущельями и руслами пересохших рек, укутанную песками. Под крылом самолёта проплывала пустыня Гоби - овеянное легендами и суеверьями, таинственное место на Земле, c незапамятных времён заманивающее странников в свои бескрайние просторы,полные странных видений, миражей, и опьяняющей свободы...  Многих - навсегда... Но и те, кто вернулся, уходят туда вновь и вновь. Пустыня зовёт их. И даже с такой высоты невозможно не почувствовать её притягательной силы.

Но лайнер летит дальше, на юг, к нефритовому острову Хайнань. И ещё через несколько часов, совершив воздушную кору над белоснежной статуей Ботхисатвы Гуаньинь, приземляется в аэропорту имени бессмертной птицы Феникс.

Жарким вихрем налетает суета аэровокзала, разноязычный говор, горячий воздух тропиков, и запахи, незнакомые, непохожие ни на какие другие, ошеломляющие запахи чужеземья... Подхваченная весёлой круговертью аэровокзала разноцветная толпа быстро распадается на многочисленные ручейки и устремляется к выходу, к ожидающим её родным и друзьям, туристическим автобусам и такси.

Сонечку никто не ждал. Её отель находился недалеко от аэропорта, и до него легко можно было добраться городским автобусом, что она и собиралась сделать. Но в тропическом зное чемоданчик вдруг оказался тяжёловат, а таксист был напорист и обаятелен. И бесстрашно доверившись ему Сонечка расположилась на заднем сидении автомобиля и произнесла по китайски, как она думала, название отеля. Шофер ошеломлённо взглянул на неё и вдруг разразился неудержимым хохотом, несколько раз повторил её слова, снова смеялся, бормоча под нос то, что она ему сказала. Сонечке было совершенно непонятно, что его так развеселило, дома она тщательно работала над своим китайским произношением. Однако веселье таксиста было столь заразительным, что невозможно было не присоединиться к нему. А Сонечка за прожитые годы не растеряла своей детской смешливости. Её по-прежнему легко было рассмешить. И смех её был звонким, переливчатым и совершенно невинным. Может быть за этот серебристый смех и ямочки на щеках и друзья, и коллеги всю жизнь звали её Сонечкой, никогда не добавляя отчества. Лишь ученики и студенты обращались к ней по имени-отчеству, но между собой тоже называли Сонечкой. А теперь даже внуки звали только Сонечкой.

Такси быстро домчалось до отеля. Водитель не взял с неё денег. Он не спешил уезжать, и смотрел как она уходит. Немолодая женщина, светловолосая и голубоглазая, в изящных туфельках на невысоких, но тоненьких каблучках-гвоздиках,несмотря на лишний вес, не очень большой, но всё же лишний, уходила лёгкой, танцующей походкой, и всё оглядывалась, махала ему рукой и смеялась.

Итак, Китай принял её легко и весело.

И Южно-Китайское море встретило бурным весельем. Волны, щедро украшенные ожерельями белоснежной пены, быстро несли и яростно бросали их на берег. Как будто там, во глубине, Дракон Южных морей, рассорившись со всеми своими жёнами, пригоршнями вышвыривал драгоценные жемчуга из их сокровищниц. Послеполуденное солнце игриво расцвечивало это великолепие разноцветными лучами, заполняя пространство до самого горизонта радужной дымкой. Тёплый ветер ударил в грудь, и в ответ ему сердце забилось сильно и радостно. Вмиг ушли все тревоги и сомнения, ветер подхватил их, закрутил волчком и унёс в морскую даль, оставив в душе тепло и блаженство. И Сонечка почувствовала себя странником, наконец вернувшимся домой после долгих скитаний в чужих, холодных землях.

Утром у парадного подъезда отеля выстроилась очередь такси и минивэнов. Постояльцы разъезжались по всевозможным лечебным центрам, которых в городе было великое множество. В последние годы китайская медицина стала чрезвычайно популярной, а курортный город Санья - центром лечения и оздоровления. Об искусстве местных целителей ходили легенды. Рассказывали, что они способны поставить на ноги даже самых безнадёжных больных, называли имена знаменитостей, проходивших здесь лечение. По пляжу без устали бегали девушки, зазывая отдыхающих в многочисленные оздоровительные центры.

Когда Сонечка сообщила друзьям, что летит на Хайнань, это известие не вызвало у них лишних вопросов. Никто не усомнился в том, что ей необходимо поправить здоровье, ибо зачем же ещё отправляться в Китай в её то годы. Сонечку осыпали советами и рекомендациями лучших клиник и врачей, рекламными буклетами, изучая которые она даже испытывала некоторое сожаление по поводу того, что не имеет таких страшных болезней, от которых местные доктора готовы избавить её за весьма короткий срок и по разумной цене. Несмотря на свой возраст, она не страдала какими-либо серьёзными недугами, и летела в Китай совсем с другой целью. Но это было её тайной, делиться которой она ни с кем не собиралась, и вежливо благодарила за советы и буклеты.

Она любила эту страну. Давно, ещё с тех времён, когда в определённый час из чёрного репродуктора раздавался радостный, совсем детский голос: «Говорит Пекин, говорит Пекин»... Затем звучала песня: «Русский с китайцем братья навек». И далее тот же голос воодушевлённо вещал о счастливой жизни китайского народа. Некоторые слова произносились по-детски неправильно, это веселило, и Сонечка думала, что Китай – страна, где живут одни дети. А когда они вырастают, вливаются в колонны народов, шагающих по миру под знаменем свободы. А в Китае опять остаются только дети.

Ещё она любила вечером, после ванны, закутавшись в пушистое китайское полотенце, голубое или розовое с огромными цветами, читать китайские сказки. И хотя большинство из них были довольно грустными и не имели так горячо ожидаемого счастливого конца, всё же они казались ей правильными. Она чувствовала в них какой-то другой смысл, пока ещё скрытый от её сознания. Но одно было понятно: в этой стране несправедливо правят злые и надменные мандарины, а добрые духи гор и лесов приходят на помощь простым людям. Жёлтый аист сходил со стены чайной и радовал гостей своими танцами. Таинственная красавица на картине, купленной бедным юношей на последние деньги, вдруг оживала и приносила счастье. А огромные оранжевые тыквы, вызревшие возле хижины бедняка, оказывались наполненными несметными сокровищами.

Потом, во сне она видела изящные дома под черепичными крышами, в гибких линиях которых прятались невиданные ею звери и птицы, на коньках располагались крылатые драконы, вытянувшиеся во всю свою длину после долгого полёта, а вершины круглых крыш украшал бессмертный феникс.

Однако в Санье таких строений не оказалось. Самые старые дома - не более чем двадцатилетней давности. А большинство - совсем недавно построенные, многоэтажные здания, с подземными парковками, внутренними двориками, подобными оазисам в каменной пустыне, в яркой тропической зелени, стройных пальмах, цветущих кустарниках, а посредине дворика - непременно бассейн с водой изумительно бирюзового цвета. А вдоль береговой линии - роскошные, пятизвёздочные отели. И ни одного домика, похожего на те, которые видела она в своих сказочных снах.

И всё же, несмотря на современную архитектуру построек, едва уловимая гибкость линий выдавала их принадлежность Китаю. Этот город был создан совсем недавно для жизни благополучной и счастливой, но недолгой, так как большую часть его населения составляли гости, приезжающие сюда лишь на короткое время. Молодожёны со всего Китая традиционно проводили здесь медовый месяц. Местные фотографы непременно устраивали им на пляже ослепительно-глянцевые фотосессии. Другие слетались с разных концов света в надежде избавиться от своих болезней, а большинство - просто отдохнуть среди тропической экзотики. И блаженная лень морского курорта наполняла тела сладкой негой, а умы - полной отрешённостью от суеты повседневности.

Был месяц декабрь и по местным меркам довольно холодный. По пляжу чинно прогуливались пожилые пары, женщины кутались в тёплые шали, мужчины застёгивали свои куртки до самого подбородка. И когда Сонечка бежала навстречу ветру и, рассекая жемчужные гребни, ныряла в волны, почти все оборачивались и рукоплескали. А в синей глубине, откуда совсем не хотелось выныривать, слышался ей радостный хохот Дракона Южных морей.

Сонечка впервые путешествовала одна. Муж, дети, друзья раньше всегда были рядом. Теперь всё в прошлом. Муж умер, дети выросли, верные и, увы, уже немногочисленные друзья как-то вдруг по разным причинам превратились в домоседов, и их больше не манили дальние страны. Из архива, в котором она работала последние годы, и намеревалась трудиться там до конца своих дней, её однажды торжественно выпроводили на пенсию. Заботливые сыновья, опасаясь, что она затоскует в одиночестве, уговаривали переехать в их семьи, обещая создать мамочке тепличные условия. Но Сонечка подозревала, что отныне ей уготована жизнь комнатного растения, этакого фикуса в кадке, с незапамятных времён стоящего в углу гостиной. Его поливают, подкармливают, стирают пыль с листьев, но совершенно не замечают. И смысл его пребывания в этом доме давно утерян. Нет, нет, только не это, только не бесполезное дерево! Дольше медлить нельзя. И она решилась на побег.

Ветер свободы разметал все завесы, очистил горизонты, и новый мир распахнул свою пугающую, головокружительную пустоту. Без колебаний Сонечка шагнула ему навстречу, и этот мир принял её.

Одиночество, отсутствие привычного для всякого туриста окружения соотечественников и гидов, сделало её совершенно открытой и беззащитной перед любопытством местных жителей. Ей улыбались удивлённо и радостно, будто видели какое-то неизвестное существо, подходили очень близко, некоторые старались как бы нечаянно прикоснуться к ней, но как ни странно, здесь это ничуть не раздражало. В ответ она тоже улыбалась и так же внимательно рассматривала своего визави, не смущаясь его близостью. К ней обращались на китайском и говорили очень оживлённо что-то, чего она совершенно не понимала, но чувствовала дружеский настрой собеседника. Наверное, думала она, её одиночество вызывает в местных жителях сочувствие и желание помочь ей найти правильные ориентиры в их мире.

Однажды, накупив фруктов в супермаркете, Сонечка присела на скамейку отдохнуть. Вскоре к ней с двух сторон подсели две женщины, также нагруженные покупками, одна - китаянка, другая, судя по её мусульманскому одеянию - уйгурка. Сбросив свои пакеты на землю перед собой, наперебой с двух сторон они начали ей что-то горячо рассказывать, трещали без умолку, размахивали руками и шлёпали её по обнажённым коленкам, Сонечка была в шортах, затем также шлёпали по своим коленям, как бы приводя себя в пример. Китаянка была в брюках из плотной, тёмной ткани, уйгурка - в длинном чёрном платье. В какой-то момент уйгурка бесстыдно задрала своё мусульманское одеяние и показала, что под ним на ней надеты короткие, узкие брючки с весёленьким рисунком.

Поначалу Сонечка подумала, что они стыдят её за легкомысленный наряд и голые коленки, которые женщинам её возраста уже не положено демонстрировать. Но тётки продолжали верещать радостно и весело, и совсем не походили на строгих моралисток. И наконец Сонечка поняла, что они убеждают её в том, что сейчас не самый жаркий месяц, надо поберечь себя и одеваться потеплее, вот мол сколько штанов на них самих надето, и ей следует сделать тоже самое.

Но вопреки мнению местных жителей, что у них зима, днём, когда солнце стояло в зените, на пляже становилось нестерпимо жарко, и Сонечке приходилось искать убежище от тропического зноя. На первой береговой линии среди множества ресторанов с самой разнообразной кухней она выбирала тенистый уголок, овеваемый лёгким бризом, с прекрасным видом на море. Неторопливо пила зелёный чай из маленькой чашечки тончайшего китайского фарфора, расписанной цветами и птицами. Привыкала к совершенно новому для неё состоянию свободы. Ей больше никуда не надо было спешить. Никто нигде не ждал её. Это было странное чувство. Казалось, что внутри всё растворилось, осталась лишь тоненькая оболочка, наполненная пустотой, лёгкая, как детский воздушный шарик, и ниточка, связывающая его с этим миром вот-вот выскользнет из рук ребёнка.

Но лишь только тропический зной спадал, Сонечка вновь обретала форму и устремлялась в центр города, в шум, гам, рёв моторов, завывания клаксонов, крики прохожих. С наслаждением погрузившись во всеобщую суету, но неподвластная ей, она не спеша бродила по улицам, останавливалась, рассматривая всё, что цепляло внимание. Она воображала себя пришельцем с другой планеты, впервые посетившим этот уголок вселенной, не знающим ни названий, ни смыслов увиденного, но принимающим всё это с перекрывающим дыхание изумлённо-восторженным Аааааах!!!!

Однажды на одной из улиц Сонечка обнаружила странное заведение, на первый взгляд более всего напоминающее кунсткамеру. В витринах были выставлены банки и бутыли, из которых на прохожих зловеще глядели заспиртованные кобры с раскрытыми капюшонами и бирюзово чёрные скорпионы. Внутри оказалось ещё интересней. По всему периметру просторного зала были установлены корявые пни могучих деревьев, служащие подставками для старинных подносов и глубоких медных чанов, полных сушёных ящериц, змей, черепах, морских коньков и других странных существ в большинстве своём не поддающихся опознанию. На полках в живописном беспорядке, были разбросаны разные диковинки: разноцветные кораллы, мелкие ракушки и огромные раковины морских моллюсков. Под потолком висели искусно составленные композиции из сушёных растений. Внутреннюю отделку стен, выполненную из ценных пород деревьев, украшала затейливая резьба. Струйки синеватого дыма от маленькой кумирни в углу, спиралью тянулись вверх, наполняя воздух ароматом китайских благовоний. Судя по всему, здесь продавали ингридиенты для изготовления всевозможных целебных снадобей китайской медицины.

Покупателей было немного, и вели они себя таинственно: сосредоточенно выбирали нужный товар по одним лишь им известным признакам, тихо перешёптывались с продавцом, и внимательно наблюдали, как он взвешивает их покупки на старинных аптекарских весах с миниатюрными гирьками.

Обслуживал этот магазин совсем молодой человек, очень современный, со стильной стрижкой, крашенными в разные оттенки рыжего, волосами и чёрными, драконьими бровями. Сонечка уже давно обратила внимание, что юноши здесь тщательно следят за собой, в то время как девушки, в большинстве своём, довольно пренебрежительно относятся к своей внешности. Возможно, это последствия демографических экспериментов недавних лет, прошедших под девизом «Одна семья - один ребёнок». И в качестве этого единственного ребёнка большинство семей в своё время предпочло мальчика. Теперь, думала Сонечка, с лёгким чувством злорадного удовлетворения, мужское население этой страны отчаянно борется за право обладания женщиной, а девушки могут себе позволить не сильно заморачиваться секретами женского обольщения, спрос на них и так высок.

Несмотря на юный возраст и хипстерскую внешность, продавец относился к своим обязанностям очень серьёзно, с покупателями вёл себя безупречно, внимательно выслушивал их, давал явно разумные советы, был вежлив и терпелив. Да и они относились к нему с большим пиететом. Этот молодой человек заинтересовал Сонечку даже больше, чем весь экзотический товар магазина. Все его действия были наполнены какой-то особой значимостью, а сам он производил впечатление человека, знающего что-то такое, чего не дано знать непосвящённым.

Она ещё не раз заходила сюда, рассматривала все диковинки в витринах и на прилавках, украдкой наблюдала за продавцом, безуспешно пытаясь понять, чем он так отличается от других людей, и в конце каждого визита непременно покупала у него одного сушёного морского конька. Юноша, с невозмутимым видом взвешивал его и аккуратно упаковывал в маленькую картонную коробочку. Вскоре у неё набралось множество морских коньков, с которыми она собиралась по возвращению домой наделать всевозможных инсталляций, поместить в рамки и раздарить друзьям.

Но чаще всего Сонечка посещала магазин шёлка. Он для неё стал чем-то вроде музея. Здесь всегда было прохладно, и она представляла себе сонм невидимых бабочек под высокими потолками, трепетом шёлковых крылышек создающих освежающие потоки воздуха.

Перед ней открывался совершенно фантастический мир тканей неописуемо красивых расцветок и замысловатых, как китайские головоломки, узоров. Рассматривая вычурные переплетения нитей, Сонечка начинала подозревать, что на самом деле - это криптограммы, зашифрованные сакральные знания иных цивилизаций, оставленные первопоселенцами Земли своим потомкам.

Однажды она встретила там соотечественника, специалиста по шёлку, работающего в Китае уже много лет. Этот человек был безумно влюблён в шёлк и за время их недолгого общения раскрыл ей множество секретов шёлкоткачества. Заворожённая его рассказами она неожиданно для себя купила одеяло из тончайшей шёлковой паутины, уложенной крест на крест многочисленными слоями.
 
В её номере в отеле работал совершенно неуправляемый кондиционер, сумасшедший и непредсказуемый. Температуру по ночам снижал чуть ли не до десяти градусов. Ей уже надоело с ним бороться, но стыдно было звать на помощь и признаваться в своём неумении обращаться с современной техникой. И теперь это шёлковое одеяло было очень кстати. В первую же ночь завернувшись в него, как в тёплый ветерок, таким воздушно-невесомым оно ей показалось, Сонечка вообразила себя гусеницей шелкопряда, которая долго тянула шелковую нить, и, наконец, окутав себя должным образом, окуклилась в ожидании грядущей метаморфозы. Она уже засыпала, как вдруг ужасная мысль пронзила сознание, заставив вскочить, как ошпаренной. Вспомнила, что безжалостные шелководы прежде, чем начать разматывать нить, кидают коконы в кипяток, совершенно не заботясь об участи несчастной куколки.

Остаток ночи Сонечка провела в размышлениях о судьбе гусеницы, чьё время жизни отмерено лишь длиной нити, которую она плетёт для своей роскошной постели. Но ей уже никогда не выпорхнуть из неё легкокрылой бабочкой. Маленькая гусеница своим коротким пребыванием в этом мире проложила длинный Шёлковый Путь бесконечным караванам бактрийских верблюдов, бредущим с драгоценной ношей сквозь пространство и время. Несомненно, это существо после своей смерти должно переродиться в иной, счастливой ипостаси. Эта утешительная мысль успокоила Сонечку и позволила сладко уснуть под шёлковым одеялом.

Так легко и радостно в блаженном ничегонеделании пролетали чудесные дни. Лишь одно огорчало: были они слишком коротки. И каждый красавец-день уходил, как последний день жизни: невозможно было расстаться с ним и удержать невозможно. И вслед за тем с окрестных гор на город спускалась ночная тьма, опьяняющая сладостным настоем фруктов, цветов, диких трав, с отрезвляющей ноткой древесной горечи.

Но зажигались фонари и наступал черёд ночной жизни. На набережную высыпал народ и начинались танцы. Самые разнообразные, от традиционных китайских, медленных, грациозных, в которых каждое движение, каждый жест несёт особый смысл, до огненных латинос. Вдоль всего побережья, на каждом его пятачке по вечером кружились и пары, и одиночки, и хороводы И безудержное веселье заполняло морской берег.

А когда южная ночь чёрным бархатом полностью окутывала город, наступал праздник уличной еды. Полыхали костры и на них в котлах и глубоких сковородах в шипящем масле жарились, парились, варились всевозможные дары моря: разнообразные моллюски, рыбы, омары, кальмары, крабы, осьминоги и множество других обитателей морских глубин. Ароматы из вогов воскурялись к небесам, как подношения бессмертным. А на земле происходило настоящее пиршество голодных духов. Поедалось всё. Разноцветные омары с бирюзовыми глазами живьём летели в кипяток, мрачные бородатые кальмары, похожие на древних звездочётов в колпаках, ещё мгновение назад строго глядевшие на окружающих сквозь стёкла аквариумов, шипели на сковородах, рыбы, креветки и прочая, порой неопознанная живность, корчилась в кипящем масле и вскоре поедалась в неимоверных количествах под огненными соусами китайской кухни.

А дальше, во глубине этого вселенского хаоса открывался ослепительный мир разноцветных камней, шёлка, жемчуга, кораллов, ракушек, китайских фонариков и прочей экзотики. Здесь всё сверкало, звенело, таинственно шелестело, и трудно было пробраться сквозь соблазны ночного рынка не приобретя какой-нибудь очаровательной ненужности.

По утрам же все улицы уже были чисто вымыты, никаких следов вчерашнего веселья на них не замечалось. И легко было поверить, что духи гор и лесов помогают торговцам, унося вместе с ночной тьмой остатки пиршества.

Однажды на рассвете, когда Сонечка, направляясь на пляж, уже собиралась перейти шоссе, перед ней затормозил и распахнул двери старенький автобус, и кондукторша, наполовину высунувшись из него радостно прокричала: «Ячен, Ячен!». Вокруг никого не было и можно было не сомневаться, что она обращается именно к ней, как будто знает её тайну. Голос китаянки прозвучал, как зов судьбы. Ни секунды не раздумывая Сонечка вскочила на ступеньку, двери мгновенно с треском захлопнулись и автобус помчал её на запад, мимо аэропорта, буддистского центра, мимо пальмовых рощ, ярусных полей и дальше сквозь горы в старинный город Ячен, где когда-то жил её друг.

***
В тот год, когда Сонечка приехала в столицу и поступила в университет, мечты вдруг начали сбываться с неимоверной скоростью, и чувство удачи, казалось, навсегда воцарилось в её душе. И потому объявление, однажды увиденное на доске возле деканата, было как будто именно ей адресовано. Написанное от руки аккуратным, даже, можно сказать, каллиграфическим почерком, оно гласило, что некто приглашает всех желающих учить китайский язык.

Невероятно! Она так давно мечтала об этом. Сонечка была убеждена, что человек, владеющий китайским, какой-то особенный, не такой, как все. Этот язык, как она подозревала, меняет мышление, оно перестаёт быть линейным, растянутым во времени, а становится матричным, схватывающим всё сразу. Все знания приходят не в виде длинных строк, а уложенными в совершенные по форме компактные иероглифы. И выражают они не отдельные слова, а целые идеи.

Первые дни той осени были необычайно солнечными. Деревья будто расцвели золотыми цветами, лёгкий ветерок сдувал с них пыльцу, поднимал вверх, она парила в воздухе золотой дымкой, а к вечеру оседала на тротуарах и крышах мелкими песчинками золота, заполняя весь город таинственным свечением.

В указанный день и час Сонечка влетела в аудиторию и остановилась ошеломлённая. Солнечные лучи, золотыми нитями пронизывали пространство, а в центре его стоял юноша. Он будто был соткан из этих нитей, весь светился, и казалось, что именно от него исходят эти лучи. Это было так необычно, что она испугалась, и хотела уже убежать, но юноша заговорил с ней и она, мигом успокоившись, почувствовала себя необыкновенно комфортно. Это и был учитель китайского, совсем молодой человек, студент из Китая. Он хорошо говорил по-русски, учился на механико-математическом факультете и по просьбе своих русских друзей согласился обучать китайскому всех желающих совершенно бесплатно.

Его имя было Джоу Ми, но все звали его Мишей. Он был весёлым и открытым, и хоть среди близко знавших его людей считался гением, восходящей звездой современной математики, был прост в общении, и как будто начисто лишён чувства собственной важности.

Поначалу на занятия приходило много студентов с разных курсов и факультетов. Но постепенно ряды желающих учить китайский редели и уже к началу зимней сессии учеников Ми осталось немного, и те всё чаще пропускали занятия. Но Сонечка не сдавалась, продолжала заниматься с радостным усердием, интуитивно чувствуя, что второго такого шанса не будет. Из всей группы она оказалась самой прилежной ученицей, вскоре сделалась любимой ученицей, а к весне - и вовсе единственной. Остальные как-то сами собой отсеялись. И теперь она окончательно убедилась в том, что то объявление предназначалось именно ей.

Теперь Ми обучал её не только языку, но и каллиграфии, и традиционной китайской живописи. Для занятий они использовали любую свободную минуту и всё больше времени проводили вместе. Всем его друзьям, и русским и китайским было совершенно очевидно, что Ми влюблён в неё, лишь она этого не замечала, или, может быть, не хотела замечать. Да и он тщательно скрывал свои чувства. На занятиях был строг с ней, не прощал ни малейшей небрежности и требовал, чтобы она обращалась к нему по китайски почтительно «Лао-ши», что означало «учитель». Но в повседневной жизни окружал заботой, водил обедать в студенческую столовую и платил за обоих, когда у неё заканчивались деньги. Когда возвращался с каникул, привозил ей разные безделушки, китайские фонарики и бумажных попугайчиков с гофрированными разноцветными крылышками. Свою заботу о ней объяснял тем, что вырос в большой семье с пятью родными сёстрами и немеряным количеством двоюродных и троюродных, поэтому с детства привык заботиться о них и Сонечку называл своей русской сестричкой.

А ещё он учил её гадать по китайской книге перемен. Она совершенно ничего не могла понять в этом. В то время её китайский был ещё так далёк от совершенства, и разобрать второй и третий слой этой книги было выше её разумения. Но ей нравилось смотреть, как Ми разбрасывает стебли тысячелистника, потом внимательно рассматривает, как они легли, и расшифровывает знаки, произнося загадочные фразы: «летящий дракон находится в небе», «благоприятен брод через великую реку», «княжичу есть куда выступить», и объясняет, что это предвещает им в ближайшем будущем. Как он связывает эти знаки и как находит разные интерпретации им, оставалось для неё тайной, но все слова в этой книге звучали так поэтично, что не хотелось и вникать в их смысл. Она лишь зачарованно слушала Ми и ждала, когда он произнесёт лишь одну, понятную ей даже по-китайски, фразу: «будет счастье».

Однажды он принёс ей персик. В тех краях, где Сонечка выросла, в садах вызревали яблоки и вишни, а персики она видела только на репродукциях картин фламандских художников. Но тот настоящий персик оказался намного красивее, чем у фламандцев, восхитительного золотисто оранжевого цвета и с одного боку багряный, будто художник мимоходом мазнул его кистью. Недолго она любовалась им, затем впилась зубами в сочную мякоть, мгновенно тающую во рту, вкусом не похожую ни на один фрукт, какой довелось ей пробовать в своей жизни. Должно быть, это и есть амброзия, пища богов, думала Сонечка, с наслаждением поедая волшебный персик. А Ми смотрел на неё счастливыми глазами, и на миг ей показалось, что он опять светится, как в день их первой встречи. Потом, когда в руке её осталась только косточка, она вдруг вспомнила, что не предложила ему разделить с ней трапезу бессмертных, даже ни разу не дала куснуть. Чувство стыда горячей волной обожгло щёки. Но тогда этот персик показался ей настоящим чудом, предназначенным только ей, как и весь залитый солнцем мир.

Но наступили тёмные времена, русский с китайцем вдруг перестали быть братьями. Однажды Ми не вернулся в Университет после каникул. Сначала Сонечка надеялась, что разногласия между странами продлятся недолго и ждала его каждый день. Но время шло, а он всё не приезжал, да и других китайских студентов не было. И тогда она поняла, что, может быть, больше никогда не увидит его. Не увидит его драконьих бровей, слетавшихся к переносице, когда он строго требовал от неё безупречности в каллиграфии и взгляд его чёрных глаз обжигал и пугал её, не встретит больше другой его взгляд, распахнутый и доверчивый, каким он смотрел на неё после разлуки. Вспоминала их первую встречу, когда судьба давала ей явные знаки, но она не сумела их распознать. Но чаще всего в её памяти всплывал тот день, когда он принёс ей персик, и горечь сожаления о том, что не поделилась с Ми ни персиком, ни своей жизнью, надолго поселилась в её душе. Тогда, чтобы утишить боль, она поклялась себе, что отправится в Китай и найдёт Ми, где бы он не был. Как это можно будет сделать, она себе смутно представляла, но верила, что это возможно. Она решила стать синологом, погрузиться в историю Китая, и, главное, постичь все тайны знаменитой «Чжоу и», Китайской Книги Перемен.

Но когда пришло время определиться со специализацией, сонм умных людей налетел на юную девушку с ценными советами, и все они сводились к одному: непременно надо попасть на кафедру истории КПСС. Это самое перспективное направление в настоящее время, есть шанс остаться в столице, или по меньшей мере в крупном городе. В ВУЗах страны история КПСС всегда будет востребована, кусок хлеба тебе всегда будет обеспечен, и тебя уж точно не сошлют в глухую деревню учительницей истории. А Китай сейчас для историка не актуален. Там не история, там политика. И одинокой девушке в Китае делать нечего, никто её туда и не пустит. Надо прощаться с романтикой, снять с носа розовые очки и смотреть на жизнь трезво и прагматично. Под напором таких аргументов Сонечка подала заявление на эту кафедру, в тайне надеясь, что не пройдёт по конкурсу - желающих попасть туда было предостаточно. Но её приняли.

Среди её уговорщиков особенно усердствовал один молодой аспирант с этой кафедры, в последствие ставший её научным руководителем. И скоро, очень скоро ради него она забыла и Ми, и свою торжественную клятву, и мечту о Китае, стала его счастливой женой, матерью их сыновей и хранительницей домашнего очага. Вместе они прожили долгую и вполне благополучную жизнь.

Теперь и это в прошлом. В образовавшемся после смерти мужа вакууме Сонечка блуждала бестелесным призраком, никем не слышимая и не замечаемая. Её душа свернулась в маленькую спираль и затаилась где-то позади сердца, дожидаясь лишь последнего толчка, чтобы развернуться упругой пружиной и навсегда вылететь на волю.

Но жизнь благоволила Сонечке. К ней стали возвращаться её сказочные сны. Она опять видела необычные строения под черепичными крышами с драконами на коньках, видела высокие пагоды, цепляющие облака. Студент Ми в шляпе-доули, с маленьким узелком на конце длинной бамбуковой палки уходил в горы извилистой тропой, а вслед за ним танцующей походкой шёл жёлтый аист. Аист всё оглядывался, подпрыгивал, взмахивал крылами, как будто звал за собой.

И мечта о Китае вновь вернулась к ней. Оказалось, она никуда не улетела, а лишь затаилась на долгие годы, и вот встрепенулась, расправила шёлковые крылышки, с выведенными на них тонкой кисточкой загадочными иероглифами, и запорхала весёлой бабочкой.

Однажды Сонечке приснился сон: непогода застала её в маленькой хижине в горах. Всю ночь за стенами бушевал ветер, с неимоверной силой раскачивал деревья, пытался сорвать крышу ветхого жилища. Но утро ослепило весенним солнцем и оглушило гомоном птиц. Всё вокруг было усыпано опавшими цветками дикой сливы мэйхуа, и невозможно было сосчитать их. Сонечка собирала цветы и вспоминала всех ушедших из её жизни. Но в душе её не было печали. Взамен пришла радость от того, что они были в её жизни. И воспоминание о Ми и о несдержанной клятве сладкой болью пронзило сердце, разбудив в нём мятежный дух юности.

Теперь она ехала, чтобы найти своего учителя, или хотя бы погрузиться в тот мир, о котором он так много рассказывал.

***
Автобус затормозил перед Южными Воротами старого города так резко, что пассажиры буквально высыпались из его дверей, развернулся и умчался в неизвестном направлении. Сонечка не спеша направилась в ту же сторону, куда потянулось большинство прибывших, и вскоре очутилась на рыночной площади, где вовсю шла торговля. Продавались всевозможные овощи и фрукты, в вольерах важно разгуливали куры, гуси, утки, а также неопознанные представители пернатых, белые и пушистые с чёрными мордочками. Петухи в ярком опереньи, преисполненные бойцовского духа, сидели поодиночке под тростниковыми корзинками, издавая попеременно боевой клич и свирепо косясь на соседей. Но наибольшее внимание Сонечки привлекли вольеры, полные котят и щенков. Не хотелось думать, для чего их здесь держат в таком количестве. Женщины, торговавшие всей этой живностью, лишь загадочно улыбались в ответ на её вопросы. Они не очень были похожи на китаянок, да и общались между собой на каком-то совсем непонятном языке, лишь отдалённо напоминающим китайский. Возможно, они были представителями малых народностей Ли или Мяу. По площади неторопливо расхаживали бродячие торговцы в традиционных конических шляпах с бамбуковыми коромыслами на плечах, на обоих концах которых висели огромные корзины. Заметив Сонечку, все они ринулись к ней, наперебой предлагая свой товар. С большим трудом прорываясь сквозь их окружение, она вдруг встретилась взглядом с женщиной и замерла в изумлении. Та была невысокого роста, телосложением похожая на подростка, со смуглым лицом и глазами василькового цвета, искрящимися весельем. Она заговорила таинственным шёпотом и, заворожённая её вкрадчивым голосом и околдованная взглядом, Сонечка неожиданно для себя купила совершенно не нужную ей дудочку заклинателя змей с красивым рисунком в традициях китайской живописи, ещё какие-то деревянные массажёры, кусок коралла неправдоподобно алого цвета, кучу разнообразных мелких ракушек и огромную шляпу-доули. В завершении удачной сделки синеглазая торговка порывшись недолго в своей корзинке, извлекла на свет завёрнутую в банановый лист очень аппетитную белую булочку, начинённую тростниковым сахаром, и отдала её совершенно бесплатно в качестве бонуса. На прощанье она нежно обняла Сонечку. Эта женщина совсем не была похожа на китаянку, наверное, она так же принадлежала к древнему народу поселившемуся в этих краях чуть ли не пять тысяч лет назад, а, может, и раньше.

Покинув торговую площадь Сонечка углубилась в улицы старинного города, возникшего на этом месте ещё во времена полулегендарной династии Ся. Белокаменные дома, покрытые вековой патиной, придающей фасадам особенно живописный вид, выглядели нежилыми и более всего напоминали забытые декорации к китайским историческим фильмам. Огромное количество припаркованных байков определённо говорило о присутствии людей в этих зданиях, но трудно было представить, где они там все прячутся. И это казалось подозрительным и наводило на мысль о привидениях,бесшумно мчащихся на этих байках во мраке ночи по безлюдным улицам старинного города. Однако множество спутниковых тарелок, развешанных по стенам, свидетельствовало о том, что в домах всё же кто-то живёт, а на первых этажах ещё функционировали какие-то мастерские. В тёмном проёме одной из них Сонечка разглядела старую зингеровскую швейную машинку и женщину, склонившуюся над шитьём. Заметив Сонечку, та подняла голову, улыбнулась и приветливо кивнула. Ми как-то упомянул, что мама его подрабатывала швеёй, и сейчас Сонечка решила попытаться поговорить с этой женщиной, в надежде, что она окажется, если не матерью, то хотя бы одной из сестёр Ми. Но из этого ничего не вышло, вернее, получился разговор, где каждый говорил на своём, только ему понятном языке, зато обеим было весело в этой ситуации. И они смеялись над своим бессилием понять друг друга, искренне желая этого понимания.

Обойдя таким образом несколько улиц, некогда бывших центральными и оживлёнными, во что теперь трудно было поверить, Сонечка попала в другую часть города, где улочки уже были не такими широкими и прямыми, они извивались, как змеи, на поворотах стояли дома с закруглёнными фасадами, и было загадкой, что первично, что вторично, круглый дом или изгиб улицы. Домики здесь были попроще, одноэтажные, с черепичными крышами, некоторые из них почти полностью обросли мхом и напоминали хижины бедняков из китайских сказок. Всюду росли в первозданно диком виде, не стриженные и непричёсанные кустарниковые растения, высотой иногда превосходящие высоту домиков, буйно цветущие яркими, розовыми, алыми и фиолетовыми цветами. Цветов на некоторых из них было так много, что за ними почти не видно было листвы. По одной из таких улочек Сонечка вышла к Академии Конфуция. И тут, наконец, увидела наяву китайские строения, именно такие, какими они являлись ей в сказочных снах.

Ми рассказывал, что однажды, ещё в период династии Тан в эти края сослали по ложному доносу нескольких высокопоставленных чиновников и учёных. Затем это стало традицией, опальная элита империи регулярно пополняла население города, способствуя его процветанию. Это место стали называть домом для отшельников и учёных, а слава о нём распространилась далеко за пределы Южного Китая. Город на многие века стал центром науки, искусств и образования. Жизнь в нём кипела, жители процветали и духовно и материально. А в Академии Конфуция обучались будущие государственные деятели.

Теперь здесь уже давно никто не учился. Академия, сменив нескольких хозяев, стала музеем. Но посетителей в нём не было видно.

Сонечка прошла через врата вежливости и вступила на путь праведности, почувствовав себя истинным конфуцианцем, ибо, как написано в «Сочинение Мэн-цзы», «праведность есть путь, а вежливость есть дверь, но только человек высоких достоинств может следовать этому пути и пройти через эту дверь».

Сонечка старалась соблюсти все правила этикета, вообразив себя учеником Академии, и будущим чиновником, может быть, даже самим Хай Жуем. Проходя по арочному мосту через школьный пруд, поклонилась Конфуцию. Через врата Великих Достижений, прошла в Зал Великих Достижений, посетила Зал Чистой Этики и Павильон Священных текстов, зашла поочерёдно в храмы Лояльности, Благочестия, Праведности. Все эти названия вызывали трепет в её душе, а убранство залов поражало воображение.

Если сам город, несмотря на вековую патину и замшелые крыши, показался Сонечке ослепительно белым в лучах полуденного солнца, то Академия выделялась ярким пятном на этой белизне. Все строения были в цветах китайских императоров - красном и золотом, крыши покрывала оранжевая и зелёная черепица, свёрнутая в изящные трубочки, напоминающие свитки древних рукописей. Странные звери и птицы, искусно вплетённые в каменное кружево карнизов, колонн и стен, как будто скрытно сопровождали гостя, неожиданно проявляясь в укромном месте. И, конечно же, драконы гордо возвышались на крыше главного храма, как императорские вестники. Всё в точности, как в её снах. Даже возникала мысль, что она уже была здесь когда-то.

Сонечка долго бродила в одиночестве среди цветов и деревьев по дорожкам, усыпанным разноцветным гравием, и террасам, украшенным цитатами из Конфуция, и, наконец, преисполнившись красоты и величия этого места, покинула его, так и не встретив ни одной живой души, ни посетителя, ни смотрителя музея.

Вернувшись на ту же площадь, с которой началось её знакомство с городом, она села в первый же автобус и отправилась в обратный путь. Поиски не увенчались успехом, а время пребывания в этой стране подходило к концу. Смешно признаться, но Сонечка была уверена, что встретит Ми как-то случайно: вот выйдет из автобуса, а перед воротами Вэнмин стоит человек. Она сразу узнает его по драконьим бровям и распахнутому взгляду... Но ворота оказались закрытыми на реставрацию, и площадь перед ними - пустынна.

Конечно можно было решить эту проблему простым способом, обратившись за помощью к коллегам из городского архива. Но это было бы как-то не по даосски - вопреки Дао следовать по пути разума, пренебрегая интуицией. Сонечка верила, что судьба опять сведёт их необычно, как в первый раз. Надо только подождать.

***
Выехав из города, автобус не повернул в сторону Саньи, а поехал прямо и вскоре остановился у входа в Даосский парк Дасяодунтянь. Водитель объяснил, что они заехали сюда буквально на минутку, забрать пассажиров, и затем продолжат свой путь в Санью. Но Сонечка вдруг решила выйти. После она пугалась мысли, что могла бы не сделать этого, уехать и никогда не увидеть этого места.

Парк Дасяодунтянь как будто собрал в себе самое лучшее, что было на острове: горы, укрытые сочной зеленью непроходимых чащ, полных гомона разноголосых птиц, море, игриво меняющее цвет на бесчисленные оттенки всех цветов радуги, берег, усыпанный огромными валунами, причудливых форм, таинственные гроты - убежища морских драконов, пещеры - обители горных духов, ослепительно-белоснежный песок, кораллы, ракушки, пальмы, кактусы, баньяны - всю экзотику тропических островов и морей, не поддающуюся перечислению. И воздух... С первых же вдохов Сонечка ощутила прилив сил, утомление после прогулки по Ячену вмиг прошло, а, внезапно возникший непреодолимый голод, заставил отыскать в сумке сахарную булочку синеглазой торговки и съесть её. И после, почувствовав в теле необычайную лёгкость, с радостным предчувствием чего-то хорошего, что должно непременно случиться, она направилась осматривать парк.

Первым на её пути встал музей естественной истории. В его полутёмных залах Сонечка погрузилась в атмосферу Мезозойской эры, увидела окаменелый скелет девятиметрового ихтиозавра, скелет поменьше птерозавра, ещё какого-то странного ящера, названного драконом Цяньлун, и великое множество разных окаменелостей и других диковинок. Среди них был и цветок, расцветший аж 145 миллионов лет назад, и чёрная ветвь полисандра, пролежавшая под землёй больше шести тысяч лет, и загадочный камень жёлтого воска, названный волшебным нефритом Будды. Вдосталь насмотревшись на палеонтологические и минералогические редкости, Сонечка вынырнула из мрака мезозоя в залитый белым солнцем чудесный парк Даосов.

Вдоль всех аллей и тропинок стояли указатели с описанием очередной достопримечательности и схемой пути к ней. Надписи были на трёх языках: китайском, английском и русском. Русские переводы порой звучали уморительно, и, смеясь над ними, Сонечка вспоминала своего первого таксиста, хохотавшего до упаду над её китайским.

Двигаясь по указателям Сонечка прошла под низкими сводами Малого Тун Тяня, затем навестила в прекрасном дворце короля дракона южных морей, настоящего красавца с грозным взглядом ничем не напоминающего своих предков юрского периода.

Но больше всего её поразила огромная медная черепаха, установленная на поляне среди гор. Её устрашающая красота, драконья голова, украшенная ветвистыми рогами, чешуйчатые лапы с когтями, медный панцирь с загадочным узором, всё-всё притягивало к себе непреодолимой силой, и невозможно было глаз оторвать от неё. Казалось, медная черепаха собрала под своим панцирем все тайны Мира, всю тёмную материю Вселенной. Сонечка несколько раз уходила и вновь возвращалась к черепахе, думая, что она и есть олицетворение Дао - пустоты и высшей силы.

Совершенно не чувствуя усталости, Сонечка, как резвая козочка продолжала бегать по горным тропам в поисках очередной достопримечательности, очень хотелось успеть увидеть всё, а до захода солнца оставалось уже немного времени. И вдруг на одном указателе она прочитала надпись «Вечнозелёная ель Наньшаня». Странное чувство вызвали в ней эти слова. Ей во что бы то ни стало захотелось увидеть эту ель, хоть такое желание казалось смешным: вокруг пальмы, кактусы, драцены и другая всевозможная экзотика тропических островов, а ей понадобилась ель. Но как раз то, что в таком месте она растёт, вызывало подозрение, что это, должно быть, какое-то особенное дерево и ожидание чуда усилилось. Сонечка направилась по указующей стрелке и вскоре вышла к небольшому пятачку среди скал, на котором собралась большая группа китайских туристов. Все они по очереди фотографировались на фоне ничем не примечательной серой скалы с красными иероглифами на ней. Надпись была выполнена в незнакомом каллиграфическом стиле, и трудно было разобрать её, да к тому же и люди всё время загораживали. Но никакой ели не было видно. Решив, что она не туда попала, Сонечка пошла дальше по тропинке. И через какое-то время наткнулась на бесполезное дерево. Даже если бы рядом с ним не стояла табличка с надписью «Бесполезное Дерево», Сонечка узнала бы его. Оно было точно таким, как описано в истории про Лао-Цзы: огромное, с раскидистой кроной, ветвистое и сучковатое, на нём не было ни одной прямой ветки. Непригодное ни для чего, даже на топливо. Стоило только представить костёр из этого дерева, как тут же защипало в глазах от едкого дыма.

Но Лао-Цзы так сказал своим ученикам: «Походите на это дерево. Если вы полезны - вас срубят, и вы станете мебелью в каком-нибудь доме. Если вы будете красивы - вы станете товаром, и вас продадут в магазине. Будьте похожи на это дерево, будьте абсолютно бесполезны, и тогда вы начнёте расти большим и обширным, и тысячи людей найдут тень под вами».

Когда-то юной Сонечке совершенно не нравилась эта мысль старого философа, никогда, никогда бы она не согласилась стать бесполезным деревом, незаметным, некрасивым существом. Напротив, всю свою жизнь она старалась быть и красивой, и заметной, и полезной. Слова же Лао-Цзы объясняла тем, что по слухам он родился уже восьмидесятилетним старцем, и все мечты и страсти юности пересидел в утробе матери. Но сейчас, на склоне лет, она понимала, что хотел сказать учитель. Да, старик прав, «жизнь - это поэзия, а не товар на рынке».

Поразмышляв о бесполезном дереве Сонечка вновь пошла искать вечнозелёную ель и, руководствуясь схемой, опять вышла на то же место к скале с иероглифами, у которой фотографировалась уже другая компания туристов. Они весело перепрыгивали с камня на камень, принимали разные позы для фото, строили уморительные рожицы, громко смеялись и совершенно не давали разглядеть надпись за своими спинами. Но ели нигде не было. И такая ситуация повторялась несколько раз, так что поиск ели уже превращался в идеа фикс. А солнце клонилось к закату, и скоро парк должен был закрываться. И когда она в очередной раз вышла на то же место, её озарило понимание. Нет никакой ели, есть слова восхищённого художника, однажды написавшего на скале: «Вечнозелёная ель Наньшаня». И эти слова звали сюда.

И тогда она увидела...

Под огромной раскидистой елью в окружении учеников сидел старый философ Лао Цзы. Он говорил и Сонечка хорошо понимала его:

«Нет ничего более сильного и созидательного, чем пустота, которую люди стремятся заполнить».

Солнце опускалось в море и прощальные лучи его золотыми стрелами, пронзали пространство. И этот день уходил навсегда, как последний день жизни. А по извилистой тропе, то пропадая из виду в густых вечнозелёных зарослях, то вновь появляясь, уходил в горы студент Ми в традиционной шляпе-доули, с маленьким узелком на конце длинной бамбуковой палки, и за ним лёгкой, танцующей походкой шёл жёлтый аист. Аист всё оглядывался, взмахивал крылами, и звал за собой...