Мнемозина

1.

Света Мерцалова была в меру смазливая девчонка: стройная, высокая и (на любителя) худая. Таких сотни. Отличалась от других она только одной особенностью, неизвестно от кого унаследованной и неизвестно зачем ей природой подаренной. Светка без труда запоминала все даты, числа, номера. Даже те, которые ей ни на фиг не были нужны.

Благодаря именно этой «искре Божьей», она дотянула до выпускного класса, хотя славилась ленью да и примерным поведением похвастаться не могла. Пятёрки у неё были только по «предметам с цифрами». Поэтому и поступать она решила на экономический. А для страховки, по совету предусмотрительных подруг, сдавала вступительные экзамены ещё и в пединститут на исторический. В первом срезалась, так как кроме «цифр» там потребовалось ещё что-то ей малодоступное и непонятное. Вполне возможно, что просто – взятка. А на исторический прошла. Повезло.

Жизнь шла своим чередом. Несмотря на все свои недостатки, абсолютная память Светлане не изменяла, благодаря чему она вполне терпимо училась на своём историческом факультете, и даже приобрела некоторую популярность. Студенты и «преподы» частенько вспоминали некоторые из её ответов. Например, на экзамене на вопрос о русско-турецких войнах Светка ответила:

- Кто там с кем воевал, я не очень хорошо помню, но первая военная кампания началась в 1676 году и закончилась в 1681…

И дальше перечислила все русско-турецкие войны с точным указанием дат всех сражений, походов, побед и соглашений. Экзаменатор был приятно удивлён и поставил её «твёрдую четвёрку».

Когда Света перешла на пятый курс, то стала задумываться о том, куда сможет устроиться на работу с совершенно неинтересной для неё профессией преподавателя истории. Ну, разумеется, не учительницей в школу: только не в этот сумасшедший дом! Тогда куда же?..

В этот смутный период её жизни судьба неожиданно представила ей шанс, к которому Светка поначалу не знала, как и отнестись. То ли случай, то ли закономерность свела её с профессором Рудневым.

Разумеется, этого худого, как журавль, старого хрыча она знала по институту и раньше. Слушала на первых курсах его лекции, темы которых сейчас не смогла бы вспомнить под самыми страшными пытками. Впрочем, все необходимые зачёты по древнерусской истории в своё время с горем пополам сдала, и в любой момент смогла бы перечислить по годам всю родословную русских правителей. Но сейчас ей было не до частных вопросов всемирной истории. На сегодняшний момент её волновал куда более насущный и актуальный вопрос замужества. ВУЗ она закончит, никуда он не денется, а вот где бы найти приличного мужчину?..

Не повезло Светке в другом. Она «поймала» свой первый героиновый кайф до того, как впервые в жизни ощутила оргазм сексуальный. Если быть более точным, произошло это в один и тот же вечер, в день её шестнадцатилетия. В весёлой компании сначала Светку уговорили понюхать героин, а потом «один знакомый мальчик» очень нежно и ласково довёл её до такого наслаждения, какого она раньше никогда не испытывала.

Со временем мальчики менялись, но связь любовного экстаза с наркотическим не проходила.

Помимо этого патологического обстоятельства сексуальной жизни, у неё неожиданно появился ещё один кошмарный изъян, скрывать который оказалось гораздо труднее. Два передних верхних зуба – как их там? резцы? – у неё постепенно противно потемнели, а потом стали крошиться. То ли от героина, то ли от частого курения – какая теперь разница?! Улыбаться Светка старалась как можно реже, а при разговоре прижимала верхнюю губу к зубам. Из-за этого её и до того времени не очень выраженная благожелательность к окружающим всё больше сходила на нет.

Теоретически проблема была вполне решаема. Светка сходила к стоматологу, который нашёл в её зубах ещё кучу всяких дырок, а потом заявил, что за 25 тысяч он сделает ей зубки, как у Николь Кидман.

Таких денег Светка достать не могла.

Иногда она задумывалась о том, сколько зубов могла бы вставить… Да что там зубов! Сколько машин могла бы купить на те деньги, которые ушли на её героин!.. Наверное, целый автопарк!.. Впрочем, если быть до конца откровенной, деньги на наркоту она практически не тратила. Её обычно угощали, а расплачивалась она «натурой». И потом: одно дело тысчонку-другую наскрести, и совсем другое – сразу двадцать пять тысяч хоть и деревянных рублей!

И вот, как говорится, в один прекрасный день сразу после окончания лекции к ней подошёл аспирант (чёрт знает, как его зовут, уже забыла; такой толстый, сопли всегда пузырём) с кафедры истории России.

- Привет, Светлана! С тобой хотел бы поговорить Руднев.
- Это ещё зачем?
- Сам скажет. Попросил найти тебя и зайти к нему. Ты уж сходи, коли зовут. Знаешь, где его кабинет? На третьем этаже зелёного корпуса.
- Да знаю я ваш лягушатник. А когда зайти?
- Ты сейчас свободна?
- Как трусы без резинки. – Светка не упустила возможности смутить аспирантика, с которым, когда он ещё сам ходил в студентах, у них кажется что-то было… На одной тусовке… Но лица она запоминала плохо…
- Сейчас и сходи. Он у себя.
- Ведь наверняка знаешь, зачем он вызывает. Скажи, не выпендривайся.
- Голова ему твоя понадобилась.
- Голова?
- Чего ум наморщила? Ты думала у тебя только одно хорошее место есть?
- Не хами. Скажи по-человечески, что ему от меня надо?
- Шефу срочно дали отредактировать одну рукопись. Что-то там по генеалогии древнерусских князей. Другими словами, все даты надо проверить, чтобы ляпов не было. А книжка блатная, какой-то недоумок начирикал, и ректор поручил Рудневу придать ей товарный вид, чтобы получить одобрение учёного совета… А кто у нас кроме тебя по памяти знает, когда Отечественная война началась? Никто.
- Ну, не ёрничай. Я же серьёзно.
- И я серьёзно. Надо проверить гранки. Там чуть ли не две тысячи страниц и наверняка огромное количество всяких неточностей. Разумеется, твоё дело – датировки. Он наслышан о твоей абсолютной памяти на цифры. Ты для него вообще – достопримечательность факультета, эдакий психологический феномен… Особенно после твоего выступления на студенческой конференции о четвёртом поколении Рюриковичей. Шеф был потрясён, что ты выдала такой материал не читая, по памяти. Тебе малейшая хронологическая неточность сразу в глаза бросается, здесь у тебя чутьё есть, сам завидую. А уж кто с кем воевал он и без тебя сообразит. Ферштеен?

- Яволь, хер оберст!

Руднев выглядел «старым хрычём» только в глазах Светки. На самом деле этот, только что отметивший своё шестидесятилетие заведующий кафедрой выглядел весьма энергичным и небесталанным учёным. Как даже поговаривали: «с перспективой».

Руднев всегда и не без основания считал свою жизнь сравнительно благополучной. Особенно когда вспоминал судьбы своих бывших однокурсников. Кое-кто, разумеется, взлетел и повыше профессорского кресла, но к настоящему времени они были либо с приличествующими им почестями похоронены, либо полностью исчезли с поля зрения. На 35-летие окончания Университета со всего курса в ресторане собралось тринадцать человек. Навевавшая пессимизм чёртова дюжина старых мужчин и женщин. Вот их и можно было по современным меркам считать пока ещё счастливыми людьми. Хотя у каждого за спиной тянулся воз и маленькая тележка болезней, забот, неприятностей…

Но это же нормально.  C`est la vie.

Да, его собственный жизненный цикл завершался, и Руднев относился к этому обстоятельству с философским спокойствием. Разумное по нашим временам соотношение покладистости и порядочности позволили ему шестнадцать лет бессменно руководить кафедрой. В последние месяцы, правда, что-то заговорили о возможном его назначении проректором по научной части… Ну, будет ещё один этап в его жизни. Кстати, не самый важный, но уж наверняка последний.

Однажды сотрудники помогали ему передвинуть стеллаж с книгами в кабинете. Две полки стеллажа были целиком заставлены написанными им монографиями, большая часть, конечно, состояла из сборников научных трудов и книг, написанных с соавторами. Кто-то из аспирантов спросил:

- Приятно, наверное, Андрей Васильевич? Смотрите на полки и думаете, вон сколько я написал!
- Извини за то, что скажу пошлость, но женщин сейчас здесь нет. Из всех этих книг я бы оставил только вон те две.
- Какие?
- А вон те, что потолще. Их можно подложить под заднее место какой-нибудь симпатичной даме, которую собираешься коитировать. – И сам смутился неуместности своей шутки. Ребята, впрочем, понимающе засмеялись…

Для смущения у Руднева была своя собственная причина. В последние два года им овладела тщательно скрываемая от всех тайная слабость. В том возрасте, когда мужчина уже перестаёт брать в руки стихотворения («года к суровой прозе клонят»?), он неожиданно стал их сочинять. Впрочем, назвать его сочинения стихотворениями было бы слишком выспренно, так – отдельные четверостишья. Началось совершенно случайно по причудливой цепочке ассоциаций. Увидел как-то изданную ещё в начале девяностых годов одну из первых книг Игоря Губермана: его знаменитые «гарики». Подумалось: «А мои могли бы называться “рудиками”». И как-то очень быстро набросал первые четыре строчки (видимо, наболевшее):

Добродетель и порок
Постоянно вместе,
Как с начинкою пирог,
Как сосиска в тесте.

Не понравилось. Слишком приземлённые образы. И потом он всё же в первую очередь педагог. Обратился к кафедральной тематике. Неожиданно получилось остроумно:
Достойно нужно жизнь прожить,
И коль с наукой тесно связан,
Доцентом можешь ты не быть,
Но кандидатом стать обязан.

Этот «рудик» - единственный, который он как бы между прочим процитировал однажды своим ассистентам. Те были в восторге.

А затем как-то само собой какая-то неведомая сила порой вытаскивала из его головы зарифмованные мысли, с которыми уже никоим образом не стоило знакомить своих сотрудников или родных.

В нас много крови азиатской,
Отсюда множество проблем.
Мы в моногамной жизни адской
Мечтаем завести гарем.

Этот «рудик» он оценил как «глупость», но все последующие почему-то получались из той же серии и порой граничили с неприличием:

Ты мне при встрече улыбнулась,
Махнула жестом грациозным.
Я, обалдев, слегка конфузясь,
Ответил телом кавернозным.

Откуда вообще в его голову, забитую под завязку русской историей, могло прийти такое пошлое двусмысленное сравнение?!..

В это время, правда, он уже всё чаще заглядывался на одну студентку…

Да, всё было бы нормально, всё было бы хорошо, если бы его жизнь продолжала течь по прежнему руслу. И если каким-то непостижимым образом в неё не вошла одновременно милая, но вульгарная, привлекательная, но худая как щепка, одарённая, но беспутная Светка…

При встрече профессор, предложив ей присесть, сразу поинтересовался, найдёт ли Светка несколько свободных вечеров для одной «платной работы».

- Не стану скрывать, мне просто жалко самому тратить на неё время, своих дел сейчас невпроворот. А работа как раз для тебя. Надо очень внимательно проверить все приведённые в рукописи даты. Только не переоцени свою хвалёную память и на всякий случай почаще обращайся к справочникам и энциклопедии. Сложность у тебя будет в другом: я не могу отдать рукопись. Тебе придётся приходить ко мне сюда в кабинет и работать здесь. Согласна?
- Вы сказали, что работа платная. В каких размерах?
- Честно говоря, сам не очень представляю… Ну, давай договоримся так: за каждый вечер работы ты будешь получать по пятьсот рублей. Устроит? Деньги всё равно не мои.

«На пятьдесят вечеров эту работу явно не растянешь, а жаль. Но и лишние три-четыре тысячи бедной студентке тоже не помешают. Хоть один зуб сделать, тот, который самый страшный».

- Я согласна, Андрей Васильевич, - ответила Светка, прижимая по привычке верхнюю губу к зубам.
- Ну, Мнемозина, тогда – по рукам?

Для работы Руднев выделил Светлане журнальный столик, стоящий у входа, на котором она сложила рукопись и необходимые справочники. Сам профессор сидел у окна за большим письменным столом: что-то напишет, занесёт в компьютер, потом снова что-то принимается писать.

Светка взяла в руки толстенную кипу листов, внимательно прочитала содержание, потом пролистала текст будущей докторской диссертации. Андрей Васильевич в это время краем глаза следил за её действиями и когда она закончила осмотр, спросил:

- Ну, что скажешь?
- Работы для меня в общем немного. Все генеалогические таблицы Ваш уважаемый автор явно откуда-то передрал. Хорошо бы найти, у кого именно. Его собственные «размышлизмы», разумеется, надо проверить, но у них объём небольшой. А первая половина диссера – сплошная компиляция. Если он всё аккуратно сдул, то ошибок быть не должно.
- Правильно. Я тоже так подумал. Источники таблиц я тебе найду, но ты их всё-таки проверь, правильно ли они переписаны. Могла случайно ошибиться машинистка или кто ему там этот текст набирал.
- Здесь ещё одна сложность, Андрей Васильевич. У него семьсот девяносто три источника. Все ли они правильно указаны в тексте?
- Да. Об этом я что-то не подумал. Обрати внимание. В общем, действуй, Мнемозина, и привыкай к научной работе.

Светка вела себя, разумеется, скромно и серьёзно, в полном соответствии с обстановкой. Но иногда позволяла себе сказануть что-нибудь вроде:

- Андрей Васильевич, посещение туалета в рабочее время для меня предусмотрено?

Руднев секунду непонимающим взглядом смотрел на неё. Потом начинал смеяться:

- Да, с тобой не соскучишься! – отодвигал свои бумаги, доставал термос с чаем и бутерброды. – Беги. А я пока приготовлю перекусить.

Институтский буфет закрывался в пять часов и кормёжку Светки «ужином» Руднев взял на себя. Во время таких перерывов они иногда и разговаривали «за жизнь».

- У тебя какие планы на будущее?
- Не знаю. По характеру я не педагог. Саму ещё надо воспитывать. Где смогу устроиться, там и буду работать. Хорошо бы работать женой.
- Чьей?
- Этот вопрос ещё тоже у меня не решён.
- А научная работа тебя разве не привлекает?
- Что Вы! Какой из меня учёный? Я очень… как бы это сказать, не-дис-цип-ли-ни-ро-ванная девушка. Это при Вас здесь серой мышкой прикидываюсь. Если честно сказать, деньги просто нужны, вот и горбачусь.
- Мне кажется, что ты себя просто недооцениваешь. По моему представлению, ты уже давно перебесилась, извини, конечно, за такое выражение.
- А Вы откуда знаете?
- Да я за тобой с первого курса наблюдаю. Ты у нас уникальная девушка… Вот скажи, сколько страниц в той диссертации?
- Тысяча семьсот двадцать две. Вместе с библиографией.
- А ты сейчас какую по счёту проверяешь?
- Восемьсот пятую. В начале чего проверять? Там один текст. Это пусть ваши аспирантики в нём в нужных местах запятые расставляют…

Заработанного «научным трудом» гонорара Светке хватило, чтобы придать относительно привлекательный вид одному верхнему зубу.

Вскоре от Руднева довольно неожиданно последовало ещё несколько предложений об оказании ему «платной помощи». Причём эти задания были уже явно надуманными. Например, он, всем известный педант и аккуратист, попросил её проверить библиографические ссылки в своей собственной рукописи. Светка добросовестно исполнила порученное. Ни одной ошибки не нашла.

Почувствовала его мужской интерес к своей собственной персоне. Но, «что он Гекубе, что она ему?» К себе на кафедру всё равно не возьмёт, вакансий нет. Стать его любовницей? Можно. Только – зачем?

Поведение Руднева по отношению к Светлане становилось всё более абсурдным. Он не приставал к ней (это как раз она бы поняла), и расплачивался за её помощь явно своими собственными деньгами. И, наконец, вызвав её в очередной раз к себе, ничтоже сумняшеся, заявил:

 - Светлана, а ты не могла бы просто сидеть со мной в кабинете? Мне легче работается, когда ты рядом.

В последнем обстоятельстве Светка очень сильно сомневалась. Работалось Рудневу при ней на порядок хуже: он начинал порывисто дышать, поминутно вытирал платком сухой лоб, судорожно жевал «Орбит», в употреблении которого раньше замечен не был. Впрочем, что-то там писал за своим столом, но не переносил, как обычно, написанного текста в компьютер, и Светка не удивилась бы, если на его страницах оказались нолики, крестики или какие-нибудь другие бестолковые рисунки.

Сумасшедших в их институте было больше всего среди филологов. И ей не хотелось бы убедиться в том, что и в сплочённом коллективе историков появился свой чудак с прибамбасами: Руднев уже стал симпатичен ей даже со своими нелепостями, она привыкла к нему.

Наконец Светка не выдержала. Когда профессор, поднявшись из-за письменного стола, с деланной бодростью произнёс: «Так! На сегодня хватит. Поработали. Пора по домам. Вот твои сто рублей», она спросила:

- А за что они?
- Как «за что»? Ты сидела со мной, потеряла столько времени…
- Андрей Васильевич, Вы что от меня хотите на самом деле?
- В каком смысле?
- В прямом.
- Ну, если тебе некогда или не хочется приходить сюда…
- Дело не во мне, Андрей Васильевич. Вы-то сами, зачем меня зовёте?

Руднев замолчал. Отвернувшись от неё, отошёл к своему окну и уставился в темнеющее небо. Потом медленно произнёс:

- Я, наверное, влюбился в тебя, Светланочка. – И вдруг, подскочив к ней, страстно зашептал: - Это, конечно, бред и глупость!.. У меня жена… Дочь старше тебя… Глупость и безумие, да… Ты меня извини. Я, наверное, с ума схожу. Со мной никогда ничего подобного не случалось. Даже в молодости… Правильно говорят: «Седина в бороду, бес в ребро»… Впрочем, всю свою молодость я просидел в архивах и библиотеках… Светка! Я больше не буду тебя звать. Обещаю… Ну, если, конечно, какой-то деловой вопрос…

Светка обняла его и поцеловала. Руднев сразу замолк, судорожно прижал её к себе и стал покрывать лицо поцелуями.

- У меня помада яркая. Вы поосторожнее…

Она чуть отстранила голову и посмотрела на него. Провела пальцем по щеке.

- Вот здесь потом не забудьте стереть.
- Да, чёрт с ним, Светланочка!.. Радость ты моя!... Господи, что же это со мной происходит?!.. Что я делаю? Нет-нет… Нельзя! Всё-всё-всё…
- Вы сначала сделайте, а потом уж на спокойную голову решайте: всё или не всё…

Материальное неблагополучие, которое стало особенно заметным, когда надолго заболела мать, а отец стал пить ещё больше, до предела обострило у Светки стремление к выживанию. Она и раньше-то не очень рассчитывала на помощь родителей, довольно рано научившись «доставать» деньги своими собственными силами.

Возможно, что не в последнюю очередь из-за этого не очень жизнерадостного обстоятельства у неё выработалась малопривлекательная черта личности. Светка ненадолго «прилипала» к какому-нибудь «женатику» (тот или сам «западал» на неё, или действительно нравился ей) и поддерживала с ним связь до тех пор, пока он мог содержать её, не демонстрируя начальных признаков брюзжания. Затем без особого сожаления («все мужики – уроды») расставалась, благо поводов для этого у отягощённого семейными узами любовника всегда находились легко.

Последний раз она основательно прибарахлилась весной. Ну, допустим, проходит в этом ещё и осень, а дальше? Зимой? Опять в куртку на синтепоне залезать?..

А в тот раз всё прошло замечательно. Она сама нередко вспоминала об этом не без удовольствия. Да, это было в самом начале марта, ещё до женского праздника.

В то утро лифт почему-то не работал, а спускаться с восьмого этажа на высоких каблуках - занятие не для слабонервных. Но благодаря именно той технической аварии Светка столкнулась на площадке второго этажа со своим соседом – парнем года на два-три старше её. Прожили всю жизнь в одном подъезде, но позже компании оказались разными, по жизни не пересекались и она, разумеется, не помнила даже его имени. Пару лет назад он «забурел», приобрёл красивую иномарку (в них Светка разбиралась плохо) и ещё более шикарных «тёлок». Вот этим Светка явно завидовала: всё у них было «откутюровским»: и холёные загорелые тела, и платья, и украшения. Прошёл год с небольшим, и осталась только одна из них. А вскоре бабки-соседки уже перегораживали вход в подъезд верёвкой, не пуская молодых и требуя от новобрачных ещё одной бутылки вина.

И вот с этим своим соседом, так удачно попавшим в струю новой коммерческой жизни, Светка и встретилась.

- Привет! А ты такой красавицей стала, Светик!
- Это только внутренне, духовно, так сказать. Снаружи, как видишь, ничего особенного.
- Подожди, не беги. – Он дотронулся до её плеча.

Светка остановилась ступенькой ниже и оказалась одним с ним ростом. Этот её сосед (господи, ну как же зовут этого урода?) всегда был невысоким парнем.

- Тебя бы, Светик, упаковать по полной программе, пальчики оближешь!
- Упакуй. За чем дело стало?
- А я, между прочим, вполне серьёзно говорю, - добавил он, понизив голос.
- Да, и я с мужчинами в последние несколько лет в игрушки уже не играю. – Начало разговора показалось ей многообещающим. Постреляла глазками.
- И куда ты такая длинная выросла?
- А разве плохо? Да и твоя, кстати, вряд ли ниже меня ростом.
- Да… Ещё специально каблуки высоченные наденет, чтобы меня уколоть.
- Как уколоть?
- Говорит, я – недомерок и ей со мной появляться на людях неудобно.
- Ну, и дела! А зачем замуж вышла?
- Я уговорил. Красивая она очень.
- Да, девушка она классная… Но я не думала, что тебя такие мелочи шокируют? Ты только представь: идёт крепкий, надёжный и элегантно одетый мужчина, а рядом с ним высокая красавица любовно держится за его локоть. Да тебе все мужики будут завидовать!
- Мне – да. Она говорит, что ей неудобно.
- Врёт! Просто не знает, как надёжнее такого крутого жеребца, как ты, подле себя удержать. Представь ту же картину. Что подумают женщины, глядя на неё?
- Как что? Такая красивая женщина, а идёт с недомерком…
- А вот и нет! Они подумают: и какие же у этого мужчины должны быть достоинства, что такая красотка в него так вцепилась. Или денег куры не клюют, или член до колен. Вот девке повезло!
- Годится! - Сосед рассмеялся. - Слушай, давай я тебя подвезу. По дороге поговорим. У меня к тебе ещё кое-какие вопросы есть.
- А как же бдительная красавица-жена?
- В Италию уехала до конца недели. За шмотками…

Встретились в этот же день в его квартире после обеда.

- Меня тут пасут, будь здоров. Каждый вечер специально кто-нибудь да заглянет. Так что ночевать с тобой не смогу. Как под колпаком живу… Светик, только я сразу тебя предупреждаю: презервативами пользоваться не люблю. Да у меня их и нет.
- Тем хуже для тебя. Мама меня с молодых лет учила: хочешь трахаться, трахайся, но не залетай. Значит, кончать будешь в рот.
- О! Я это обожаю! Моя не любит так... Послушай, а у тебя всё…
- Всё в порядке милый, не переживай. Я чистая. Ни СПИДа, ни сифилиса пока не было… Бог миловал.
- Годится…

*

- Ну, Светик, ты меня замотала… Моя такие номера уже давно не откалывает… Лень небось.
- Да ей и без надобности уже… А я худая, как хочешь изогнуться могу.
- Да, с тобой хорошо… Слушай, только без обид. Там под вазой сто баксов лежит. Это тебе.
- Как же ты мне цену заранее определил? А если бы я на них не наработала?
- Ладно тебе… Не язви. Бери.
- Нет, милый. Ты меня за проститутку не держи… Что обещал при встрече, помнишь? Упаковать! Вот и упакуй меня во что-нибудь стильное. Или ты имел ввиду упаковать в бумажный пакет?
- Ну ты даёшь! Нет, конечно, от своих слов я никогда не отказываюсь. Не фраер... Если ты так хочешь, тогда жди до среды. У меня бутик в Лужниках. Посмотрю, что там есть, кое-что уценю, а потом тебя на эти товары и выведу. Ты не сомневайся, вкус у меня что надо. Иначе бы и дело моё не пошло… Только я с тобой туда пойти не смогу. Продавщицы-сучки жене накапают. Я тебе скажу, что именно спросить, и сколько эти вещи будут стоить. И чёрное не покупай, оно тебе не идёт. Размер сама подберёшь, на цене он не скажется…

Четыре дня подряд Светка по утрам выходила из своей квартиры якобы в институт, спускалась на второй этаж и возвращалась домой после пяти. Полный трудовой день. И только один раз расслабилась, позволила себе понюхать героин, который, кстати, у своего любовника и выпросила. Наркоманом он не был, но для неё дозу раздобыл. Светка смогла убедить его в том, что он поймает неземной кайф. Что он там поймал, осталось неясно, но сама она душу отвела. В последний вечер перед её уходом он протянул ей конверт:

- Это тебе от меня подарок к Восьмому марта. Там как раз та сумма, которая тебе должна хватить. Запомни: удлинённая куртка типа френча, сумка и сапоги. Все одного стиля. А теперь цены запиши, чтобы не перепутать с чем-нибудь другим.
- Спасибо, милый (ну, как же всё-таки тебя зовут?). Говори, я их так запомню. У меня на цифры абсолютная память.
- Не врёшь? Вот это да! А не хочешь ко мне в продавщицы? А то эти дуры вечно всё путают.
- Нет, у меня намечается научная карьера. Но если не получится, может быть, к тебе ещё приду.
- Только не домой!
- Не учи учёную, милый.
- Ну, давай, Светик. Ещё встретимся. Мир тесен… 
- Как сложится, пусть так и будет, милый. Чао!

Светка в полной мере оправдывала где-то вычитанный шутливый афоризм: «Девушка – это пуля со смещённым центром тяжести: попадает в глаз, проходит через сердце, бьёт по карману и выходит боком». Заметно поумнев в студенческие годы, она заставила не одного представителя сильного пола убедиться на собственной шкуре в печальной правдивости этой сентенции.

Всё шло к тому, что следующим в этом ряду теперь оказывался Руднев…

Как ни смешно в этом признаться, Светка так и не поняла, стали они с Рудневым любовниками или нет. Уж кому-кому, а ей-то полагалось получше некоторых ориентироваться в этом вопросе.

Ну, разделась она, предварительно попросив его запереть дверь кабинета, ну, обцеловал он её всю, ну, удивился страшным образом, увидев её бритый лобок (наверное, бедный, и не знал, что так можно делать), ну, попытался вставить в неё член. Надо сказать, что Светка не оставалась безучастной и помогала ему всем, чем можно.

 Но что-то у него не заладилось. А может быть в таком возрасте и не должно уже ничего получаться? Со стариками встречаться ей не приходилось. Так что, с одной стороны, вроде и «был контакт», но, с другой, что же это за «контакт», если ничего не было?..

Светка, разумеется, успокаивала Руднева, который в отчаянии уткнулся ей в коленки и замер минут на пять. Она даже подумала – не плачет ли? Жалко стало мужика.

- Ничего страшного, Андрей Васильевич, у нас ещё будет возможность всё повторить… У Вас получится…
- Нет-нет. Глупости всё это… Извини меня, ради бога!
- За что? Ведь ничего не было.
- К сожалению…

Она погладила его по голове:

- Давайте я встану. Мне надо одеться.
- Да-да. Конечно…

Светка отвернулась, чтобы не смущать Руднева: тот должен был понимать, что в галстуке и со спущенными брюками он выглядит не очень солидно…

Затем, не сговариваясь, сели молча на диван. Андрей Васильевич взял её руки и прижал ладони к своему лицу. Светка ощутила горящие щёки и бешено бьющиеся на висках сосудистые жилки. Подула на его лоб:

- Вам не плохо?
- Очень плохо, Светланочка… Очень плохо неожиданно убедиться, что ты совсем старый человек, и очутиться в такой глупой ситуации… А тебе спасибо.
- За что?
- Сама знаешь… И не будем больше об этом…

И действительно: больше ничего и не было. К себе он её не звал, даже в институте нигде ни разу пути не пересеклись. Её студенческая жизнь продолжала течь своими разнообразными потоками, каждый из которых потребовал бы своего специального описания.

Но где-то через месяц староста факультета Греков объявил в перерыве между лекциями, что Мерцалову вызывает к себе профессор Руднев.

«Ни хера себе заявки!», - подумала Светка и подошла к старосте:

- Чего разорался на всю аудиторию? Мне одной не мог сказать?
- Передаю официальное распоряжение, полученное из деканата.
- А за каким он меня вызывает, не знаешь?
- Конечно, знаю. И с тебя бутылка «вискаря»! Но не буду сюрприз ломать. Дуй к нему.

Руднев сидел на своём обычном месте за письменным столом.

- Входи, Светлана. Здравствуй. Садись.

Смотрел он куда-то мимо неё и говорил своим обычным строгим и безразличным голосом.

- У меня к тебе предложение. Кафедре дают одно место в двухгодичной аспирантуре. Помнишь ту рукопись Хабибуллина? Я её несколько доработал, и мне пришла в голову одна оригинальная идея. Там были генеалогические таблицы, которые ты проверяла. Эти таблицы можно было бы положить в основу твоей кандидатской диссертации, если ты, разумеется, захочешь взяться за эту работы. Я буду научным руководителем. Но сразу предупреждаю, писать всё будешь сама. На… - он замялся, - на блат не рассчитывай… Что скажешь?
- Даже не знаю. Так всё неожиданно, Андрей Васильевич… Остаться у Вас в аспирантуре – более, чем заманчиво. Ваша кафедра считается самой классной. А вот насчёт своего диссера… Я боюсь Вас подвести. Мне кажется, Вы меня всё-таки переоцениваете.
- Я тебе цену знаю, - ответил он жёстко и впервые посмотрел её в глаза. – И считаю, что у тебя всё получится.

Светка вспомнила про то «получится», которое у него когда-то не получилось, и ей почему-то снова стало жалко Руднева. Она оглядела такой знакомый ей кабинет и почувствовала, что соскучилась по нему.

- Спасибо, Андрей Васильевич. Разумеется, я согласна. И очень постараюсь, чтобы Вы во мне не разочаровались. – Потом не удержалась и добавила, стараясь не улыбаться. – Я постараюсь оправдать все Ваши ожидания.

Руднев отвернулся и уставился в стол:

- Договорились. А сейчас можешь идти. Ещё встретимся…

«Ишь ты, какой строгий! Ну, это мы ещё посмотрим, как всё обернётся. А пока, говоришь, без блата? Ну, что ж! Без блата, так без блата. В конце концов, я тоже не дура какая-нибудь. Пусть только скажет, что делать. Назло ему всё сама напишу. А он пусть поедает меня глазами и по ночам, - или когда там у стариков появляется их утренняя эрекция? – вспоминает меня и мастурбирует».

Светка успокоилась только когда дошла до конца коридора и стала спускаться по лестнице.

А в своём кабинете, схватившись рукой за подбородок, переживал происшедший разговор Андрей Васильевич.

«Ну, зачем я так с ней? Да ещё с какими-то идиотскими намёками… О том случае вообще бы лучше не вспоминать и мне самому в первую очередь. А я - «на блат не рассчитывай»! Кому и что я хотел этим доказать?! Какой я строгий и неподкупный?.. Дурак старый! Да ей стоит только подойти и обнять меня…»

Андрей Васильевич ещё некоторое время смотрел на разложенные перед ним листы рукописи, но никак не мог на них сосредоточиться. Отошёл к окну. Закурил. Немного успокоился.

«Надо брать себя в руки и постараться вести себя с ней совершенно естественно… Но что значит естественно?». Вернулся к столу, взял ручку и набросал на листке настольного календаря:

Когда заботы через край
Или тоска одолевает,
Ты окунись в табачный «рай»
И пусть «Минздрав предупреждает».

Снова отошёл к окну и закурил новую сигарету…


2.

Светка повалилась на кровать поверх простыни и обняла Андрея Васильевича. От её губ пахло пивом, от волос – дымом.

- Лапусенька ты мой хороший, отдохнул?
- Сколько сейчас?
- Начало четвёртого. Здесь этот бардак ровно в три часа заканчивается. Евростандарты, блин!
- Ну, ложись.
- Сейчас. Душ приму. А то потная, как собака. Ты только не усни. За тобой ещё сексуальный час.
- Ну, насчёт часа я тебе ничего не обещал…
- Обещал-обещал-обещал! Ну, Лапусенька? Я же специально дала тебе выспаться!
- Ладно, посмотрим…
- А ты для меня сочинил какой-нибудь «рудик»?
- Да, так, мелочь…
- Ну, прочти, Лапуся!

Готов вечера напролёт
От разных соблазнов скрываться
И ждать, когда случай придёт
Любовью с тобою заняться.

- Класс! Очень актуально и в самую точку.

Светка поднялась с постели, открыла дверь на балкон и окно.

- Наконец-то угомонились все. Целыми автобусами – одни немцы. Совсем сопляки ещё. Хамят по страшному. А в своей Германии, говорят, все по струночке ходят… Андрей, неужели ты меня ничуть не ревнуешь? Даже не спросишь, где это я моталась до середины ночи?
- Я же знаю. В какой-нибудь дискотеке. Повеселилась и слава богу.
- Если не ревнуешь, значит, не любишь.
- Ты же знаешь, что я люблю тебя.
- А ко мне, между прочим, очень сильно приставали два немца. А я по-ихнему ни бум-бум.
- Кто бы сомневался… Но ты же была со своей культуристкой. Как там её? Тоже немка.
- Грета слиняла уже через пару часов. Так и сказала: пойду перепихнусь. Это я её научила этому слову.
- Ты у меня умница. А что же сама после этого не ушла?

Его слова остались без ответа. В ванне зашумел душ.

Андрей Васильевич и Светка приехали в Испанию по туристическим путёвкам. Всё получилось очень просто: он пришёл в туристическую фирму, отдал необходимые документы, заказал билеты на один и тот же чартерный рейс, забронировал номер на двоих в одном и том же отеле. У девицы, оформлявшей путёвки, не возникло удивления по поводу разницы в их возрасте и любопытствующих вопросов никто не задавал.

И они отдыхали уже третий день в курортном городке под Барселоной, который им разрекламировали как центр ночной жизни всего побережья. Андрею Васильевичу это, разумеется, сразу не понравилось, но Светка была в восторге:

- Классно! Оторвёмся по полной программе. Давай поедем в этот Лорет!

Учитывая, что Андрей Васильевич ехал за границу ради Светы, чтобы побыть с ней наедине и чтобы доставить ей максимум удовольствия, он согласился.

Днём городок выглядел тихо и вполне прилично, но с одиннадцати вечера во всех ста семидесяти отелях начинали работать дискотеки, открывались ресторанчики, в каждом из которых музыкальные центры (вряд ли там была живая музыка) стремились переорать друг друга. Шум поднимался невозможный. Но абсолютное большинство отдыхающих была молодёжь, ради этого шума сюда и приехавшая. На пляже Андрей Васильевич выглядел дедушкой, привезший развлечься на молодёжный курорт свою внучку.

В одиннадцать ноль-ноль он выпивал банку пива, глотал таблетку феназепама, закрывал все окна и двери и ложился спать – час ночи по московскому времени. Режим – прежде всего. А Светка, едва прикрыв тело какими тряпками и поцеловав его, шептала на прощание:

- Отдыхай, Лапусенька и набирайся сил. За меня не беспокойся. Когда соберусь тебе изменить, предупрежу. – И уносилась в сверкающую разноцветными огнями и лучами прожекторов ночь.

Впрочем, так они с самого начала с ней и договаривались.

В этот вечер Светка перед уходом тоже обняла уже лежавшего в постели Андрея Васильевича:

- Ну-ка, скажи мне на дорожку какой-нибудь новый «рудик». По глазам вижу, что сочинил.

Он прижал её голову к своей груди, погладил по волосам.

- Ласточка ты моя… Ну, слушай, если хочешь:

Беззубый рот, отвислый зад
          И кожа как пергамент.
               Друзья, пусть рушится фасад,
                Лишь бы стоял фундамент.

- Не прибедняйся, Лапуся! Фундамент у тебя – ещё что надо! Приду, проверим. А «рудик» хороший. Молодец!

Андрей Васильевич проснулся по привычке в четыре тридцать (полседьмого по московскому). На улице стояла мёртвая тишина. Окна номера закрыты. Светы не было.

Что-то случилось.

Он даже и мысли не допускал, что она могла в эту минуту находиться в чьей-то другой постели.

Конечно, с точки зрения здравого смысла… А что есть здравый смысл? Сочетание предрассудков нашего времени. И не больше.

Минуту размышлял, что предпринять. Потом встал, оделся. Имевшиеся в номере деньги сунул в карман.
 
Постоял минуту у входа в отель. Покурил. Огляделся. Пустые улицы. Перешёл на противоположную сторону: если в номере зажжётся свет, значит, Света вернулась.

Где её искать? Он, разумеется, ни разу с ней поздними вечерами никуда не выходил. Света быстро познакомилась с какой-то немкой, говорящей на английском и жившей в их же отеле. С ней она и совершала свои ночные вылазки.

Как-то сказала: «Не волнуйся, Лапуся, я далеко от отеля не ухожу: в пределах полёта одной стрелы».

От перекрёстка в разные стороны шли четыре улицы. Одну, сразу выходившую на главную магистраль, Андрей Васильевич исключил. На второй находились маленькие отели, ресторанчики, напротив маленький парк: качели, какие-то чудные карусели и тому подобные завлекаловки. В первый свой вечер Светка пошла именно в эту сторону, и Андрей Васильевич ещё помахал ей с балкона. Он направился в эту сторону, но все заведения были закрыто. Ни души.

Вернулся. Светланы в номере не было.

Третья улица шла круто вверх и они, кстати, по ней ни разу не гуляли. Там, разумеется, тоже были отели, но менее шумные и приличные. Когда Андрей Васильевич обозревал со своего углового балкона окрестности, то невольно сожалел, что не остановился именно в том районе – чуть дальше от пляжа, но наверняка там было поспокойнее. Нет, Свете там делать нечего. Четвёртая улочка вела к пляжу: вдоль одной стороны шли сплошные магазинчики, где торговали то ли турки, то ли индусы, а вдоль другой - сплошные кафе и дискобары. Андрей Васильевич, не торопясь, пошёл по ней. Он чувствовал, что со Светой что-то случилось.

Хорошо освещённая улица казалась раза в два шире, чем днём, за счёт того, что с тротуаров были убраны все выносные витрины, столы и стулья. Андрей Васильевич шёл, внимательно заглядывая в окна закрытых кафе: внутри тускло горели лампы ночного освещения. Никакого движения, никаких людей. Магазины намертво закрыты железными жалюзи. На углу следующего перекрёстка на тротуаре темнели три больших бака для мусора: подготовили к утреннего вывозу. Снова закурил, пошёл дальше…

Услышал:

- Андрей!

Рванулся к бакам. В тёмном прогале между баками и железными ставнями магазина на каких-то листах картона, расставив ноги, сидела Светка.

- Помоги встать.
- Что с тобой, Светланочка? 

Она нетвёрдо стояла на ногах, крепко вцепившись в его руки. На свету лицо показалось бледнее обычного, губная помада размазана.

- Выпила лишнего? Что случилось?
- Помоги дойти до номера… Там сумочка моя. Возьми, пожалуйста.

Они медленно пошли к отелю.

- Может быть, обратиться к врачу? У нас есть номер телефона.
- Нет. Ни в коем случае. Со мной всё в порядке?
- Тебя обидели?
- Не без этого. Но по моей собственной дурости… Прости меня, Андрюша, но я укололась.
- Врач точно не нужен?
- Нет. Мне бы сейчас в ванну и выспаться.
- Да-да, конечно… Ну, как же ты так? Не удержалась?
- Дура. Хотела понюхать и сразу к тебе… Перехитрила меня немчура… Прости.
- Ладно. Об этом позже. Ничего не болит?
- Душа болит… Ты не бойся, эти поганцы аккуратные, все в презервативах были… - Она чуть усмехнулась. – Я запомнила номера их мотороллеров… Хотя это теперь, видимо, неважно.

Светка надолго закрылась в ванной. Андрей Васильевич ходил по номеру, по длинному балкону, курил, ждал, когда она выйдет.

- Ты почему не ложишься? Давай спать. Нам завтра ехать смотреть твоего Дали.
- Чёрт с ней с поездкой. Тебе лучше отдохнуть.
- Нет. Поедем обязательно. Как его? Фигерас? Во сколько вставать?
- В девять пятнадцать надо быть около отеля «Гелиос», там будет ждать автобус. Но ты совсем не спала.
- Сейчас высплюсь. Позавтракай один. Возьми для меня с собой абрикос и бутылку воды. И разбуди ровно в восемь тридцать.
- Послушай, Светлана…
- Я тебя прошу, Андрей Васильевич, сделай всё, как я сказала. А потом хоть убей. Я знаю, что кругом виновата. Но для меня сейчас самое страшное - сбиться с круга. А поэтому я лучше сдохну, но завтра поеду с тобой в этот чёртов Фигерас. А сейчас буду спать. И прости меня. Если сможешь…

По дороге экскурсовод (с неожиданным для туристов прибалтийским акцентом) интересно рассказывала о Сальвадоре Дали. Светка сидела молча, и только стиснутые челюсти свидетельствовали о том напряжении, какое она испытывала. Андрей Васильевич не донимал её вопросами, только держал ладонь и тихо гладил её пальцы с длинными, странно разрисованными ногтями. Иногда внимательно всматривался в неё, и Светка отвечала кивком головы: мол, всё нормально. О чём она в этом время думала? Кто знает?.. Если бы мужчина и смог угадывать мысли женщины, всё равно вряд ли бы им поверил…

Вечером после ужина Светка предложила:

- Давай посидим немного в нашем баре.

Взяли аперитив. Андрей Васильевич попытался несколько раз начать разговор, но Светка его не поддержала.

- Извини меня. Андрюша. Не хочется говорить.
- Хочешь, я обменяю билеты на более ранний рейс?
- Нет! – Неожиданно почти выкрикнула она. Потом спокойнее добавила: - Нет, не надо. Зачем? Мы ещё и не загорели как следует… Пойдём немного погуляем перед сном…

Андрей Васильевич быстро заметил, что Светка упорно водит его по самым шумным улочкам, напичканным барами и дискотеками. Несложно было догадаться, что она ищет. Перед входом в каждое увеселительное заведение стояли «на привязи» по 3-4 мотороллера. Светка бросала быстрый взгляд на номерные знаки и тянула Андрея Васильевича дальше.

- Ты не устал? В десять пойдём домой. Хорошо?
- Ты что-то задумала?
- Да. Я вступила на тропу войны и не уеду из этого вонючего городишки, пока не отыщу их. Они ещё несколько дней должны быть здесь. Мотороллеры взяты напрокат, контору эту найти нетрудно, но не хотелось бы затевать полицейское расследование. Я думаю, они пожалеют уже заплаченные деньги и ещё покатаются на своих тарахтелках. Потому что - жмоты.
- В таком случае я вступаю в твоё войско.
- Спасибо, Андрюша. - Светка улыбнулась. – У тебя ведь должно быть звание офицера?
- Разумеется. Я – капитан запаса. Это тебе не хухры-мухры!
- Классно! Будешь начальником штаба и начальником по тылу одновременно. А я буду рядовым оперативным работником.
- Тогда ты должна мне подчиняться.
- Само собой.
- А ты всегда споришь.
- Ты вспомни, Андрюша, был ли хоть один такой случай, чтобы я поступила не так, как ты говорил, не послушалась бы тебя, а? Споры – не в счёт.

Андрей Васильевич задумался.

- Пожалуй, ты права…

Они пару раз съездили в Барселону, в монастырь Монсеррат, в другие дни загорали и купались, но каждый вечер после ужина отправлялись в длительные прогулки по городку.

- Если у них мотороллеры, то они могут жить вообще где-нибудь за городом. Иначе, зачем они им? – Высказал однажды своё предположение Андрей Васильевич.

- У них часть компании поселились в Бланесе, соседнем городишке. Вот они туда-сюда и мотаются. Я думаю, что они особенно не прячутся и не паникуют, так как не считают, что совершили какое-то ужасное преступление. Подумаешь, трахнули русскую девку, которая у них ещё и героин попросила… Так ей и надо!
- Успокойся, Светланочка. Пошли домой…

Это произошло в их последнюю вечернюю прогулку: завтра утром они должны были улетать в Россию. И Светка вроде бы уже смирилась с тем, что не сможет найти своих насильников. И вдруг в сотне метров от своего отеля («не дальше полёта стрелы») она резко остановилась.

- В тот вечер я была в этом самом баре. А вот эти два мотороллера.
- Может быть, если они взяты напрокат, на них сейчас ездят какие-нибудь другие ребята?
- А это мы скоро проверим… - Светка опустилась у заднего колеса одного «скутера» и, не обращая внимания на прохожих, стала отворачивать ниппель. Если звук спускаемого воздуха и раздался, то в окружающем шуме музыки его совсем не было слышно. – А это, чтобы они слишком быстро не уехали… Давай перейдём на ту сторону и посидим в кафе.
- А если они появятся только в три часа ночи?
- Значит, начальник штаба будет спать, а у оперативника день ненормированный. Возьми мне, пожалуйста, кофе.
- Неужели ты думаешь, что я тебя снова оставлю одну? До сих пор кляну себя за то, что согласился на твои ночные отлучки. Всё хотел, как лучше для тебя… Кстати, а что ты собираешь делать, если появятся те самые парни?
- Вы, Андрей Васильевич, знаете только об одном моём достоинстве – памяти на числа. Всё остальное зачисляете в минус…
- Ну, зачем ты так?..
- Да, так оно и есть, по сути дела. Я просто констатирую факт. Но у меня есть ещё одно достоинство… Которое, вероятно, граничит с недостатком.
- Какое?
- Скоро увидите… Был эпизод в молодости, когда меня научили нескольким довольно жестоким приёмам карате…
- Ты помнишь свои слова о том, что всегда слушалась меня?
- Сейчас не тот случай, Андрюша…
- Тот самый! – жёстко прервал он её.
- Неужели ты не представляешь, какую ненависть я к ним испытываю?!
- Могу себе представить. У меня в жизни тоже случались не самые сладкие периоды. Именно поэтому говорю: мы их с тобой всё-таки нашли. И достаточно. А сейчас встаём и идём в отель. На этом наш отпуск в Испании закончился. Завтра мы должны быть в Москве, а послезавтра – работать на кафедре. А не объясняться с полицейским инспектором с помощью переводчика из консульства. Вставай!

Светка продолжала неподвижно сидеть, но на глазах у неё выступили слёзы.

- Мне очень обидно, Андрюша… - произнесла она сломленным голосом.
- Обида – инфантильное чувство, Света. А ты уже взрослая женщина. И веди себя как взрослый человек.
- Это значит как? Простить их?
- Это значит: сделать правильные выводы из допущенной ошибки, стараться не повторять её и поступать адекватно своему возрасту и положению. Ты – аспирантка московского ВУЗа, а не уличная девчонка! Вот и будь добра вести себя соответственно… И, кстати, в отличие от меня жизнь у тебя не заканчивается, а только начинается…

Светка плакала, не утирая слёз и не отводя горящих злостью глаз от двери бара. Андрей Васильевич молча сидел рядом.

Через несколько минут Светка открыла сумку, достала салфетку и промокнула слёзы. Поднялась.

- Пойдём, Андрей. До сих пор я ни разу не пожалела, что слушалась тебя. Думаю, что и сейчас ты прав.

Она взяла его под руку, и они пошли в сторону своего отеля.

***

[Все четверостишья опубликованы в книге О.Ж. Бузика «Белая копоть» (2000 г.) и приводятся в тексте с любезного согласия их автора]

***
Август-сентябрь, 2005