Глава 32

(на фотографии - Иван Москвин и Саша Соколов, уставшие после работы по оборудованию лагеря, с большим аппетитом уплетают тушёнку с картошкой.
Турбаза Вербилки. Июль 1961г. г.)

             В июне 1961 года кончился учебный год в десятом классе. Если бы мы учились по старой программе, то должны были бы сдавать экзамены на аттестат зрелости и - путь открыт в новую жизнь. Но судьба распорядилась по иному – нам предстояло учиться ещё один год в одиннадцатом классе. Большинство ребят из нашего класса решили готовиться к поступлению в технические учебные заведения. Весь настрой учебного процесса в школе был на продолжение учёбы в институтах. Постоянная фраза наших учителей была: «Как ты учишься?  Ведь не поступишь в институт». Но, откровенно говоря, я ни о чём не думал и откладывал это на потом. Интересовался историей, астрономией, читал книги о космосе (а кто их не читал), но определённого ничего не было.

                Как раз в это время Саша Соколов сообщил, что желающие могут поехать в туристический лагерь. Он будет располагаться на реке Дубна в районе ж. д. станции Вербилки. Надо внести 7 рублей. Деньги были не большие, но у меня не было никакой подходящей одежды, да ещё нужно было с собой взять раскладушку. Саша меня уговорил, он дал мне свои, уже изрядно потрёпанные кеды, раскладушку мы решили заменить топчаном уже на месте, который изготовили из подручных материалов. И я согласился. Наш учитель по военной подготовке Архангельский Виталий Александрович, сын известного поэта Александра Архангельского, обещал достать палатки. И действительно их достал. Об этом он рассказывал нам уже в лагере. Он пошёл к маршалу Ерёменко (видно был с ним знаком) и попросил помочь с палатками. Ерёменко жил на Патриарших прудах в доме со львами. Ерёменко его принял и на каком-то листе обёрточной бумаги написал командующему Московским военным округом выдать подателю сей записки 6 военных палаток, бывших в употреблении. Может быть это легенда, а может быть и правда.
 
                Палатки были действительно хорошие, помещалось в них шесть раскладушек. Начальником нашего туристического лагеря стал наш военрук Виталий Александрович. Для подготовки места для лагеря, расчистки площадок для палаток и установки палаток  поехала группа ребят, начальник лагеря и два плотника. Остальные ребята должны были приехать дня через три. Я был во второй группе. Мы встретились на Савёловском вокзале и ехали до Вербилок часа два. Затем надо было идти пешком минут сорок. Пришли на берег речки Дубна. Лагерь находился на противоположном берегу. Переплавлялись на двух лодках: одна деревянная плоскодонка, другая байдарка. Через несколько дней эти две лодки пришли в полную непригодность- они были не просто старые, а полностью непригодные для плаванья. И пришлось нам в дальнейшем переправляться через Дубну или вплавь, или переходить вброд. Так как я плавать не умел (да так и не научился за всю жизнь), то приходилось мне переходить эту довольно глубокую и быструю речку вброд. Вода иногда доходила до шеи, да ещё приходилось наклоняться, чтобы течением не унесло. Сначала было страшновато, потом привык. Только однажды после дождя, когда уровень воды поднялся, я чуть не захлебнулся.

               В первый день мы были просто ошеломлены красотой этого места. Палатки стояли на большой поляне, окружённой вековыми елями. Воздух был необыкновенный. Живописная тропинка вела к реке. Нас ждал вкуснейший обед, в поезде мы изрядно проголодались. После обеда пошли обследовать окрестности. Ребята прихватили из Москвы бутылку портвейна, все  выпили по целой  кружке. Мы вышли на обширную поляну, заросшую черникой. Стали её с большой скоростью поглощать ,а она всё не кончалась. От такого изобилия ягод, да и от выпитого вина, я как-то не почувствовал, что меня  буквально облепили комары. А, надо сказать, район севернее Дмитрова, очень комариный, и нам они ещё долгое время отравляли жизнь.

            Когда мы вернулись в лагерь, моя спина была настолько искусана, что весь лагерь приходил на неё  смотреть. Особенно комары злобствовали к вечеру, когда заходило солнце. Но мы, в нашей палатке научились с ними бороться. Вечером мы набирали мох, сухую траве и жгли её внутри палатки. Потом,  выползали от туда, плотно закрывали полог палатки и ждали когда все комары внутри подохнут. Это спасало, но не надолго, к утру комары появлялись, но не в таком количестве. Во всяком случае, ночь мы спали спокойно, что не скажешь о соседних палатках, там борьба с комарами шла всю ночь.

                Сначала наш руководитель Виталий Александрович пытался ввести полувоенную дисциплину: утренние построения, гимнастику, отчеты о проделанной работе. Потом понял, что это не нужно. Ребята хотя и разные и по характеру и уровню интеллекта, но всё же не оторвы. И порядок можно поддерживать и без формальных и внешних атрибутов.  Хотя, конечно, уровень был очень разный. Расскажу один эпизод. После ужина обычно долго сидели у догорающего костра и потом расходились по палаткам.  И в каждой палатке ещё долго продолжались какие-то Недоконченные споры и дискуссии. Нашу палатку называли философской: в ней находились Чернятин, я, Москвин, Смородкин, и ещё двое (уже не помню кто). Разговоры были всегда очень интересные, ребята много читали и многим интересовались. То Чернятин затеет что-то из области искусства, Смородкин из области техники, я по истории. И все оживлённо поддерживают разговор и всем интересно. В соседней же палатке, устроили соревнование - кто опередит все по пуканью. Победил кто-то из ребят, но многие из соревнующихся возражали и говорили: «Это неправильно, это не пукания, а шептунки». Соревнования кто кого перепердит у них продолжались больше недели. Так что публика у нас была довольно разнообразная. 
         
                Я и сейчас не могу себе объяснить эти омерзительные забавы. Мне они напомнили рассказы отца о его работе в юности писарем в тюрьме в городе Белёве, где начальником тюрьмы был его дядя. Никакого пиетета у отца по поводу нравов, царивших в тюрьме не было.  После его рассказов оставалось тяжёлое, гнетущее чувство безысходности. Люди в тюрьме становятся хуже зверей. Они с упоением и наслаждением придумывают извращённые пытки и издевательства над более слабыми. Да там и очень сильный очень скоро сломается. У меня с детства сложилось стойкое неприятие всего тюремного: и тюремного жаргона, и так называемых «тюремных законов», и тюремных понятий о чести. Примерно треть ребят из наших Волоцких домов сидела в тюрьме. Приходя после отсидки, они с упоением рассказывали о своей тюремной жизни. Уже тогда я понял, что это глубоко несчастные и убогие люди, не имеющие никаких понятий о морали, нормальной семейной жизни, о дружбе и любви. Всё в их голове было покорёжено и цинично опошлено. Кто-то из младших ребят слушал их с восторгом. А кто-то постоял рядом и отходил, чтобы никогда уже не подходить. Мне кажется криминальное сознание и тяга к такой жизни – это качества врождённые. Многие, кто, раскрыв рот, слушали тюремные рассказа, сами потом попадали в тюрьму.

                Один раз местный колхоз попросил нас помочь в сельхоз работах. Мы должны были прополоть большое поле редиски. Мы, конечно, и редиски собрали прилично для себя, и пропололи качественно. Потом поехали в Дмитров, что-то покупать из продуктов. В Дмитрове зашли в столовую пообедать. Мы действительно проголодались. Нам налили  огромные тарелки супа, и шницель был таких размеров, что я боялся, что его не съем. Отвалились мы от стола сытые и немного сонные и медленно поплелись домой в наш лагерь.

                В лагере было четкое распределение обязанностей. Готовили пищу девочки. Ребята заготавливали дрова, носили воду, и вообще делали всю тяжёлую работу. По воскресеньям к нам приезжали родители некоторых ребят. Приезжали также и наши одноклассники – посмотреть на наше житьё-бытьё. 
               
                Женя Чернятин много рисовал  и брал меня на зарисовки. У него был большой альбом размером А 3. Рисовал он акварельными красками. Мы нашли старую полуразрушенную церковь. Кое-где ещё оставались стенные росписи. Зайдя внутрь, мы рассматривали эти росписи, они внушали нам уважение. Разрушители церквей походили на маленьких хулиганов, которые разрушали в детской песочнице, созданные детьми с таким старанием  из влажного песка сказочные дворцы, подземные переходы и крепости. Величественные развалины церкви как бы спрашивали: «Зачем же вы разрушили такую красоту?». Женя, конечно, был трудяга, он не расставался с карандашом и альбомом. Рисовал и деревенских ребятишек, и портреты ребят, и пейзажи. Я тоже что-то пытался изобразить. Мои рисунки были далеки от совершенства, но Женя отмечал успехи: «Вот штриховка у тебя правильная».