Глава 41

(на фотографии - Николай Кузин в начале 1965 года)               

            Однажды после занятий,  я увидел у гардероба троих ребят из нашей группы: Ганну Шарикову, её подругу Тамару Попову и парня (фамилию уже не помню). «Кузин, что ты ходишь, всё время один, идём с нами», - сказала Ганна, и я присоединился к этой компании. Кто-то предложил сходить в кафе и проводить старый год, ведь мы уходили на две недели зимних каникул. Ганна сказала, что она не сможет, потому, что живёт она в Бабушкине. «Бабушкин. – это подмосковье?», спросил я. Она даже обиделась: «Почему? Это Москва». Её начали уговаривать. «Нет, нет, когда же тогда приеду», и она с нами не пошла. Мы пошли в кафе. Взяли вина, бутерброды, причём с такой твёрдой колбасой, что я сломал себе зуб. Это был какой-то нехороший знак. Сломанный зуб сам по себе факт неприятный.

               И мне, конечно, хотелось  что бы Ганна пошла с нами. Каникулы пролетели незаметно, одно дело, когда ты учишься на дневном отделении, другое дело, когда работаешь. Теперь я уже запросто подходил к Тамаре и Ганне. Узнал, что у Ганны мать полька. Ещё есть брат Борис, который учится в девятом классе. Борис пользуется вниманием у девочек. И в ноябрьские праздники даже не ночевал дома, и они всей семьёй  обзванивали  его друзей и знакомых. Наверное, он ночевал у какой-нибудь знакомой, понизив голос, поведала Ганна. На работе у моей сестры Татьяны одна из сотрудниц рассказала, отец её школьной подруги, капитан дальнего плавания привёз в Москву трёх тигрят. Мать тигрят, видимо, убили, остались три детёныша. Как уж он провёз их через таможню, неизвестно. А теперь начались проблемы. Тигрята растут, Требуют больше пищи, царапают и рвут мягкую мебель. Родители пытались предложить их в зоопарк или в цирк. Их там не берут, т. к. тигрята не прошли карантин и вообще не оформлены официально. Эту историю я рассказал Тамаре и Ганне. Через несколько дней на занятиях я неожиданно получаю записку следующего содержания: «Кузин! Душечка-лапочка. После истории сейчас же, немедленно едем смотреть тигров. Ганна».

             Я этой запиской был несколько обескуражен. Конечно «душечка и лапочка» - это очень приятно, но как эту просьбу выполнить, я не представлял. Валентин Ерофеевский, который сидел рядом со мной, заинтересовался посланием и, прочитав записку, сказал: «Как она тебя ласково называет, да ты далеко продвинулся».  Со второго  занятие мы с Ганной ушли. Я объяснил, что сейчас мы не можем никуда пойти, т. к. я этих людей не знаю, и где они живут мне тоже не известно. Вот завтра у нас не будет занятий и я всё узнаю и тогда этот вопрос так или иначе решиться. Она воодушевлённо стала рассказывать, что они с братом Борисом всё решили, у них есть место, где эти тигрята будут жить, брат возьмёт такси, и мы привезём зверей к ним домой. Я понимал что, идея эта сумасшедшая, что даже один тигрёнок - это масса проблем: корм, количество, которого с каждым месяцем будет расти. Взрослому тигру нужно 50-70 крупных животных  (косуль, кабанов, быков) в год. Вес тигра во взрослом состоянии достигает 300 кг. Если тигр ляжет на диван он его просто раздавит. Ударом лапы он может вышибить дверь. За тигром ведь нужно убирать. Мы же знаем, как пахнет от кошек, а тут тигр.

            Всё это в мягкой форме я постарался объяснить Ганне. Но мои увещевания успеха не имели. Вечером я рассказал  Татьяне что, есть претенденты на приобретение тигров. Она ответила, что это не возможно, что её сотрудница не настолько близка с этой одноклассницей, чтобы вот так запросто прийти к ним и о чём-то просить. Я был в очень затруднительном положении: мне, конечно, очень хотелось понравиться Ганне и удовлетворить её тщеславное желание. Наверное, она под впечатлением фильма «Полосатый рейс» видела себя прогуливающееся с тигром на поводке, но, как говориться «лучшая ложь - это правда», приходилось разрушить её прихотливые мечты. В день занятий я пришёл ко второй лекции. Она подлетела ко мне, и я всё объяснил. Она разочарованно сказала: «Ты вошёл и так улыбнулся, что я подумала – всё получилось». После занятий, я как мог, успокаивал её, и рассказывал всякие страсти про этих тигров и сколько с ними проблем.

            На следующее занятие она не пришла. Я подумал, что может быть заболела. Или ещё какие-то причины. Но она на занятиях вообще больше не появлялась. Сначала я надеялся, что она всё-таки придёт. Прошёл месяц. Я был очень расстроен. Думал, вот понравилась девочка, и, кажется и я её чем-то привлёк. И вдруг это всё рушится. Стал думать, как её найти. Живёт она в Бабушкине, работает где-то в центре. Но центр большой, здесь можно работать на соседних улицах и никогда не встретиться. Одно из наших хранилищ находилось в здании СНХ РСФСР (Совет народного хозяйства РССР) на пл. Ногина. Мы с Юрой Фёдоровым любили там обедать – столовая была там отличная. Однажды в феврале мы вкусно пообедали шли по широкому коридору СНХ к выходу и вдруг встретили своего начальника Николая Никаевича. Винокуров тоже любил эту столовую и шёл туда. Мы остановились и о чём-то говорили. И вдруг я боковым зрением вижу Ганну Шарикову, которая своим чеканным шагом спешит по нашему коридору в сторону столовой. Я сначала не поверил своим глазам, снова поглядел вслед удаляющейся фигуре. Да это была Ганна. Она всегда очень красиво одевалась. Тёмно коричневый костюм сидел безупречно на её стройной фигурке. Я заметался: «Николай Николаевич я забыл в хранилище свою авторучку!» (ничего нелепее нельзя было придумать) даже Юра посмотрел на меня с недоумением. А Винокуров с раздражением сказал: «Какая ручка, у нас на работе полно ручек. Давайте быстро, там полно работы, а вы тут по два часа обедаете».  Юра с удивлением спросил: «Коль, ты чего?». Он был в курсе моих переживаний. «Да я Ганну видел в коридоре», - ответил я. Юра сказал: «Я заметил. Ничего девочка. Востроносенькая». Я так и не понял, почему он назвал её востроносенькой.

           Меня переполняла радость: я нашёл её, она работала всё время рядом со мной в двух шагах, а я этого не знал. В следующие посещения СНХ я уговорил Юру пойти со мной по этому зданию и поискать Ганну. Попытки наши не увенчались успехом. Здание было огромным, там работало несколько тысяч человек, и найти человека, не зная в каком отделе, он работает, практически было невозможно. 
Вспомнил, как-то Ганна рассказывала, что проезжая на электричке станцию Маленковская после сильного снегопада, видела там сломанные и упавшие деревья. Посмотрел по карте Москвы, где находится эта станция. Находится она на Ярославской ж. д. в пределах города. А в городе Бабушкине, который действительно недавно вошёл в состав Москвы, ж. д. станция называется Лосиноостровская. Так вот откуда каждое утро едет Ганна на работу. Теперь, я знал её маршрут и можно было попытаться  её  где-то встретить. У нас на работе в это время поменялось начальство. Николай Николаевич уходил на пенсию, его сменял новый начальник нашего филиала – Мурин. И, конечно, он начал с дисциплины. Мы уже не могли позволить себе обедать по два часа. Обязаны были через определённое время по телефону сообщать, где мы находимся, опаздывать, даже на пять минут было нельзя. Я несколько раз делал попытки встретить Ганну на станции «Комсомольская», но утром на станции  шла такая плотная толпа народа, что увидеть её  было просто невозможно.

            На этой фотографии у меня довольно самоуверенный вид, на самом деле в тот период меня одолевали всякие страхи и фобии, я был очень зажат. Я ещё не мог достичь той свободы в общении и уверенности в себе, которые были у Юры Фёдорова. Самооценка моя была очень низкая, да и какая самооценка , когда ты получаешь 41 руб. в месяц и сходить в кафе и даже в кино  - это уже финансовая проблема. Конечно, общение с Фёдоровым имело огромное значение в моём раскрепощении. Но ещё большее значение имело то, что в этот же период ко мне пришло чувство. Это было чувство первой любви. Наверное, как и всякая первая любовь заканчивается ничем, (слава Богу не трагедией), но я бесконечно благодарен Судьбе, что это чувство меня посетило. Я ещё в тот период не мог контролировать свои чувства и реагировал рефлекторно. Я просто жил и мне это состояние нравилось, было радостно и тревожно одновременно. Помню один эпизод на курсах. Я отвечал на семинаре по русскому языку и литературе и приводил примеры сложносочинённых, сложноподчинённые предложений и  деепричастных оборотов, какие знаки ставятся (запятые, тире, двоеточие). И преподавательница спросила: «А вы стихи не пишите?». Я ответил - нет, но видно в моём облике что-то было такое, что наводило на такие мысли.

                Или ещё один эпизод. На занятиях по немецкому языку преподавательница поднимала одного из учеников и другой ученик должен был задать вопрос по-немецки, а первый ответить тоже по-немецки. Она подняла Шарикову и неожиданно подняла меня. Я с ходу не задумываясь спросил: «Wie spet ist es?» и тут же подумал, что она же не ответит на этот вопрос, но было уже поздно. Фраза очень простая: «сколько сейчас времени», но если переводить на русский дословно, то получится «Как поздно сейчас?», а в школе так не учат, там дают подстрочник. И, конечно, Ганна замялась и сказала, что она не понимает. Преподавательнице, видимо, Ганна не понравилась с самого начала, и она обрадовано начала говорить «В какой школе вы учились, ведь это элементарно, и вы ещё в университет собираетесь поступать». Ганна что-то дерзко её ответила. Я был очень смущён и раздосадован, что стал причиной такой неприятной сцены. Потом, когда Ганна перестала ходит на курсы, преподавательница спросила: «Где же ваша Шарикова? Она просто Verkauferin», (торговка – пояснила она), хотя это слово переводится как «продавщица». Я сам не знаю, как выпалил: «Уж тогда Marktweib, но Der Schein trugt» (уж тогда торговка, но внешность часто обманчива). Тут мы перешли на языковой спор. «Это  уж очень грубо звучит по-немецки», - сказала преподавательница, а по поводу,  что внешность обманчива, она сказала: «Ну, не знаю, не знаю». Я и сам иногда удивлялся, какие изменения во мне произошли, раньше на такие споры я бы просто не решился.

                Несмотря на все мои попытки, я нигде не мог найти Ганну. И вот в конце марта провидение надо мной сжалилось, и мы встретились в столовой  СНХ РСФСР. Кроме самой столовой самообслуживания, куда стояли две большие очереди, в зале был ещё шведский стол. Там можно было без всякой очереди что-то взять перекусить, бутерброд, булку или пирожное, чай или кофе. Я увидел Ганну, которая что-то выбирала на этом столе. Она очень удивилась, увидев меня, «Откуда ты здесь?». «Я здесь работаю», - ответил я. Мы выпили чаю. «Хочешь посмотреть где я работаю?», - спросил я. Наше хранилище находилось рядом со столовой, но попасть в него можно было пройдя довольно длинный и узкий коридор. Этот коридор освещала только одна электрическая лампочка в начале коридора. Да ещё коридор делал поворот и там света вообще не было, он освещался тусклым отраженным светом. Ганна шла впереди смело и уверенно, но чем дальше она шла по коридору тем медленней и неуверенней становился её шаг. Я уже вынимал ключи и взял её за руку, чтобы обойти. Её рука отдёрнулась как от удара электрическим током. Уж не знаю, что она там подумала, но она со страхом сказала: «Я туда не пойду». Наверное, подумала, что маньяк какой-то, тащит её в подвал. «Ну. не пойдёшь и ладно», - ответил я, и подумал, что надо мне было идти впереди. «Давай сегодня встретимся», - предложил я, Она согласилась, но сказала, что её начальник уезжает сегодня в 3 часа на совещание и может быть возьмёт её с собой, а может, и нет. И если она не поедет, то сможет в 3 часа уйти с работы. Мы договорились встретиться у входа в СНХ. Под каким-то благовидным предлогом я отпросился с работы и пошёл к зданию СНХ. Но она не вышла, может быть уехала с начальством, а может, просто не захотела.