Глава 44

(на фотографии - Кузин Николай, май 1966)               


     Стремительно наступала весна. Было начало апреля. Я в это время работал на Павелецкой набережной. Там наш старые сотрудники ещё по Владимирскому переулку занимались описание вновь прибывших дел, составлением на них тематических карточек. Я поделился с Тамарой своими намерениями поменять место работы, замучило безденежье. Она тоже была не в восторге от наших зарплат. Я сказал, что хотел бы устроится в какое-нибудь учреждение с экономическим профилем. И Тамара вспомнила, что у неё какая-то родственница работает в Министерстве финансов СССР. Министерство находится на ул. Куйбышева (ныне Ильинке) недалеко от нашей старой работы. К тому времени филиал всё ещё оставался, но из ЦК КПСС нас выперли и мы передислоцировались в Рыбный проезд.

              Как раз  завтра мы должны были там работать. Утром Тамара позвонила своей родственницей. Мы подошли к зданию Минфина, но не центральному подъезду, к входу со стороны Большой Черкасской улицы. Родственница уже нас ждала. Я с ней прошёл через проходную, мы поднялись на третий этаж, она указала на дверь, куда нужно было войти, и обещала подождать. «Ты не тушуйся и расскажи всё как есть», - посоветовала она. За столом сидел солидный дядя. Я ему рассказал, что вот поступал на экономический факультет МГУ, но не прошёл по конкурсу, т. к. не работал по профилю. Он на меня оценивающе смотрел, потом с улыбкой сказал: «Ну, что я вам могу предложить, вот таскать столы с первого этажа на пятый, что-нибудь еще перекладывать». Я возразил: «Мне бы за столом работать» «За столом, за столом чтобы работать надо сначала институт кончить и то ещё надо смотреть, это же Министерство. Так, давай поступим так, вы сейчас идёте на Кузнецкий мост, там находится финансовое управление. Может быть у них что-нибудь подберут». Я поблагодарил и ретировался. Тамарина родственница спросила: «Ну как».  «Да, вот посоветовал идти в финансовое управление на Кузнецком мосту». Я не стал откладывать дело в долгий ящик и направился на Кузнецкий мост. Но вот что значит провидение, я перепутал двери. Поднимаясь по крутому Кузнецкому мосту, миновал Дом моделей и вдруг вижу огромную арку входа в какое-то учреждение. Вход мне понравился – очень мощный и импозантный.

              Вошёл, спросил где отдел кадров. Я даже не знал, что это за учреждение, и думая, что это финансовое управление, рассказал что был в Минфине и мне посоветовали обрати к вам. «Это очень хорошо», - сказал начальник.  «Вы прямо сейчас поезжайте по адресу Ленинградский проспект, 89 и обратитесь к управляющему Леонтию Семёновичу Сироткину и он этот вопрос решит». Вышел и посмотрел на вывеску.  «Ну и ну, стройбанк какой-то, а какая разница, поеду», и поехал на Ленинградский проспект метро Войковская.  Сироткина не было, посоветовали зайти к его заместителю Васюхину. Васюхин внешне похож на артиста Яншина, всё время улыбающееся лицо. Оказываться ему уже позвонили с Кузнецкого моста. Меня уже ждут. Коротко расспросил о моей текущеё работе. Сколько я там получаю, я соврал что 60 руб. Он сказа, что у нас вы будете на первых порах получать 95 руб., а там посмотрим. У меня потемнело в глазах, о таких деньгах я даже не мечтал. «Завтра приходите к 10 часам, я вас представлю управляющему», - сказал Васюхин. На этом мы и расстались.

                На следующий день я при полном параде в своём новом костюме явился в Операционное Управление по централизованной оплате оборудования и кредитованию строительства объектов за рубежом Стройбанка СССР (так называлось это учреждение). У Сироткина сидел его заместитель Васюхин и женщина, Главный бухгалтер банка. Коротко рассказал свою биографию, особо рассказывать то было нечего. Главное сделал упор, что хочу учиться в Финансовом институте (о существовании этого института я узнал от Юры Фёдорова). Написал заявление о приёме на работу. «Наверное, вам придётся отработать на старой работе две недели, так что ждём вас». Весь разговор прошёл в благожелательной атмосфере. Я, уже закрывая дверь, услышал как  главный бухгалтер смеясь сказала Сироткину: «Прямо ангелочек какой-то». Я летел как на крыльях. Начинается моя новая жизнь.

                В метро меня не оставляла мысль, как же мне неслыханно повезло. Видно, переполнявшие меня чувства отражались на всём моём облике. В вагоне было много народа, я стоял почти у самой двери. Впереди меня стояли две девушки, та что лицом ко мне была довольно симпатичная. И вдруг, та что стояла спиной  берёт за плечи свою подругу и поворачивает её со словами: «Ну, что ты на него уставилась, противно смотреть на тебя». Но та продолжала безотрывно смотреть. А мне уже выходить. Я вышел и подумал: «А надо бы с ней познакомится», но поезд уже ушёл.

         В этот же день я подал заявление об увольнении из Военно-исторического архива, где проработал три года. Это произошло за несколько дней до праздника 1 МАЯ.
              В апреле мы часто встречались с Валентином Ерофеевским. 4 апреля он пригласил меня на свой день рождения. Гостей кроме меня у него не было. Родители  в этот  период поменяли мебель, и ему, наверное, хотелось ещё и показать обнову. Действительно квартира преобразилась: новые шторы на окнах, новые тяжёлые стулья, новый стол. Раньше мебель покупали на десятилетия, да и мебель была не из ДСП, а из настоящего дерева. Мы сидели часа три. Так как он изрядно выпил, то решили пройтись. Ему хотелось познакомит меня со своими товарищами и подругами. Ребята все были простые и без претензий.  Спустя два-три дня Валентин пришёл ко мне со своей знакомой Ларисой Балашовой, крупная волоокая блондинка с античным профилем и пышными волосами. Я подумал, что это его девушка, т. к. вёл он себя с неё довольно вольно. Брал её на руки как ребёнка и носил по комнате. Я тогда подумал: «Поднять я её бы смог, а вот носить по комнате нет, тяжеловато».

            И вдруг на следующий день вечером - звонок в дверь. Отец открыл дверь и крикнул мне: «Коля, к тебе девушки пришли». Входят Лариса и Галя Савельева, я её видел раньше у Ерофеевского. Прошли в мою комнату. Для меня их приход был совершенно неожиданным. Поговорили немного, я предложил чаю попить. Они отказались и засобирались домой. Я проводил их до метро. Потом стал выяснять у Валентина цель их визита. Валентин объяснил всё очень просто: «Ты Ларисе понравился, и она решила показать тебя своей подруге». Отец потом сказал мне: «Рыжая-то, красива девка». А я подумал: «Вот действительно мир меняется, и я начинаю кому-то нравиться». Валентин пригласил меня отпраздновать 1 Мая с его компанией. Они собирались у одной из девочек. У неё как раз была свободная квартира. Собирались к 14 часам. Я сначала зашёл к Валентину. Он не видел моего нового костюма и с нескрываемой завистью сказал: «Какой у тебя костюм,  да ещё эти ботинки. Ты просто настоящий денди». Компания была большая, человек 20. Сели за стол. Меня посадили рядом с Ларисой, все решили, что я её парень Она была в новом зелёном платье, хорошо на ней сидевшем. Я чувствовал себя несколько стеснённо, компания была не знакомая. Я смотрел на Ларису и никакие струны во мне не звучали. Да симпатичная, но как-то не зацепила. Я конечно оказывал всякие знаки внимания, но это всё было механическое. Постепенно  после выпитого и съеденного, люди стали оживлённей. Ребята встали покурить, я тоже к ним присоединился.

               И тут как-то вдруг я почувствовал, что я свой. Я друг Валентина, а Валентин был душой компании, его даже звали «французом», потому, что он носил в это время берет. Я нравлюсь девочке из их компании Ларисе, и это тоже сближало нас. Начались танцы. Я, конечно, первой пригласил Ларису. Мы протанцевали танца два-три. Потом я стал танцевать с другими девочками. К тому времени я уже научился танцевать твист, самый модный в то время танец. А остальные быстрые танцы и уметь танцевать было не надо, каждый прыгал как мог, и всем было весело. В этот вечер у меня был необыкновенный подъём, мне все нравились, и я всем нравился, и это было замечательно. Я несколько раз приглашал хозяйку квартиры, красивую татарочку, по имени то ли Роза, толи Земфира, но кто-то из ребят сказал мне: «Это девочка вон того парня и они скоро должны пожениться». Я сразу сбавил обороты. Подошёл к этому парню, разговорились, он работает монтёром на телефонной станции и провёл своё Розе телефон с длинным проводом, и теперь она может разговаривать из любой комнаты, вплоть до ванны с туалетом. Потом были танцы при свечах. По всем возможным местам: на подоконниках, на шкафах, на комодах были расставлены свечи. Была очень романтическая обстановка. Меня Валентин предупредил, что если во время этих медленных танцах при свечах, ты будешь очень прижимать к себе девчонку, это говорит о том, что она тебе понравилась и тебе придётся её провожать.

             Но так как мне нравились все и в то же время никто, то я особо никого и не прижимал. С одной молоденькой девицей (к сожалению не помню даже её имени) мы часто танцевали. Она была очень смешливая. Я ей рассказывал анекдоты и она так смеялась, что   сквозь смех, задыхаясь, сказала: «Коль, не смеши меня больше, а то у меня живот начинает болеть от смеха». В этот период, когда ты молод и всё у тебя впереди тебе хочется смеяться, и все смеются даже на согнутый пальчик. Я был просто переполнен радостью, и мне хотелось этой радостью поделиться со всеми. Если я видел грустно сидящую девицу, то обязательно приглашал её на танец. Потом стали танцевать, входивший тогда в моду, финский танец «летка-енка». Все становились в ряд друг за другом, парень и девушка, девушки клали руки на плечи впереди стоящего парня, а партнёр держал свою подругу сзади за талию. И под чёткий размеренный ритм танца все начинали прыгать вперёд то на одной ноге, то на другой. Как было приятно держать девушку за талию, которая дивно расширялась к бёдрам. Я вдруг вспомнил о Ларисе  и начал искать её. Она уже собиралась уходить. Мы с Валентином пошли её провожать. «Вот мой дом», - с грустью сказала она, и мы распрощались.  «Она тебе не понравилась?», - спросил Валентин. «Она симпатичная, но это не мой тип», - ответил я. Через неделю Ларису положили в больницу, что-то с сердцем. Не думаю, что я был причиной. Мы пошли её навестить, и стояли внизу во дворе больницы, а она из окна  третьего этажа что- то пыталась сказать и махала рукой. А у меня где-то в подкорке сидел образ Ганны и никуда   не отпускал.