Рыбацкое счастье. Глава 11

                -Вот, ведь, изгваздили-та-а,  во-от нагрязнили-та-а!.. И надоть вам было энту пьянку устраивать? Расходы одни… - С укором в голосе произнесла старушка, с умыслом завести разговор со Степаном, чтобы его отвлечь от безрадостных мыслей. Хоть и любимый сынок, хоть и родная кровинушка, но вот подступила минутка такая, не знаешь, что наперва и сказать.
                -Слышь, Стёпа? А можа Баженовы брешуть, шо ты схитрил? Можа по совести всё же машину-то выиграл, а?
                Сын оставил её слова без внимания, молча сдвигал посуду в сторонку, освобождая стол крайний. По мере того, как он задумывался над событиями  уходящего вечера,  всё больше в нём росло чувство тревоги, близкое к панике. Сейчас он особенно остро почувствовал всю безвыходность создавшегося положения и ему стало боязно, за себя; обидно за очередную  полученную "оплеуху".
                «Какая всё-таки несправедливая штука жизнь, - горестно размышлял Степан, передвигая посуду. – Кого-то торёной дорожкой радует, а кому-то – одни торчки, да ухабины…  Раз, только раз  в своей круженной жизни схитрил (так вот, по-крупному!), и вли-ип … по самое  не хочу!.. Что ж делать теперь? Как выпутаться из гнусного положения?» 
                Да… получилось всё не просто, как предполагал он вначале. В  какой-то глупой, ребячьей наивности он надеялся, что достаточно вернуться домой победителем, стать обладателем  ценного приза, и всё пойдёт  дальше, как по-писанному:  никто ему слова плохого не скажет, никто не заподозрит в мошенничестве, с Баженовым Колькой отношения утрясутся, и будет он жить-поживать честным тружеником и счастливым автовладельцем…
                Но жизнь внесла в его планы свои поправки … 
               
                -Ничего, Стёпка, не бойся! Выкрутимся как-нибудь. - Возвратившись из дома, ободряюще ему сказала Татьяна. – Как-нибудь выкарабкаемся, если только кто-нибудь из гостёчков наших не сольёт информацию в мэрию… или в милицию.
                -Быть не может  т а в о … - Твёрдо сказала свекровь, мокрой тряпкой протирая клеёнку. – С виду все люди очень п о р я д о ш н ы е. Я не поверю,  ш т о б ы    ктой-то  из них, сообщил про Степашу в   м и л и ц ь ю.
                -Антонина Ивановна! Всякий человек по своей натуре – по-одлец! И если у него появилась возможность безнаказанно нагадить своему ближнему, то он сделает это, уж мне поверьте! – Татьяна поджала губы и подняла густые рыжие брови с миной женщины, которая могла бы открыть свекрови такие тайны, относительно подлости человеческой натуры, которые той и во сне не снились. Работая в салоне игровых автоматов, она считала себя большим знатоком человеческой  породы. И теперь, сгребая с тарелок остатки пищи в кастрюлю, она всем своим видом, как бы говорила свекрови: «Пора бы вам лучше разбираться в людях. Не первый год на свете живёте!»
                -Многие после победы Степана нам стали завидовать. Очень многие! Я же по рожам ехидным всё вижу! Я же печёнкой такие дела чувствую! И у этих людишек возникло жгучее желание втоптать нас в дерьмо! А получив в руки такой непобиваемый козырь, какой им дали сегодня Баженовы, подленькие душёнки, с удовольствием привеликим, пустят эту карту немедленно в дело. Я не имею в виду Баженовых. Нет! Они не сделают этого. Побоятся. Сами замешаны. А вот другие умники и умницы могут сообщить об этом в милицию. А уж тогда…- Татьяна опустила глаза и многозначительно умолкла. Ложка в её руке, которой она очищала тарелку, ещё энергичнее, шумнее заскрябала.
                -Што же будеть т о д а ? – еле слышно пролепетала свекровь.
                -А вот тогда Степану  «светит»… тюрьма. Лет пять или семь за это могут впаять!
               
                Действие роковых слов на старушку было моментальным и ужасным. Она посмотрела на невестку такими испуганными глазами, как будто уже увидела у неё в зрачках своего Стёпушку сидящем в железной клетке в суде.
Плечи старушки поникли под тяжестью обозначившейся перспективы. И медленно она опустилась на заеложенную до блеска лавку. Потрясённая неожиданностью Татьяниной мысли, мать уже рисовала в своём воображении сына в зэковской робе, наголо остриженного и которого, хмурые конвоиры с собаками, угоняли в мрачную неизвестность.
                Она вспомнила весь свой труд, затраченный ею на сына, начиная от стирки его первых пелёнок и кончая женитьбою на Татьяне …
                Степаново младенчество ей виделось теперь, как сквозь прозрачный, полузабытый сон…  В шестнадцать с половиной лет она остригла свою густую девичью косу и расписалась с Аверьяном в ЗАГСе. Сама ещё была почти ребёнком, когда у неё уж появились дети. В тяжелую послевоенную пору ей приходилось целыми днями работать на заводе, а ночами сидеть у самодельной кроватки и баюкать орущего очередного мальца. Дни украшали  только надежды на будущее: вот поднимутся на ноги дети, станут работать, и тогда жизнь в семье непременно наладится, пойдёт по-другому. Однако дело обернулось иначе…
                Старший сын, Илья, уже десять лет, как лежит в могиле. Вернулся из Афганистана  контуженным и без ноги. Лет восемь пил горькую, от неё и сгорел.  Второй сын, Иван, ещё был подростком, когда с дружками убежал рыбалить на речку, и не вернулся… утоп.  Единственная дочь, Наташка, живёт до сих пор без семьи под Самарой, мотается по каким-то шарашкам. Вроде бы и баба на вид ничего, ухватистая и работящая, а вот нету ей фарта в жизни. Нету, и всё!.. А теперь вот и младшенькому грозит тюрьма. Э-эх, жизня, жизня-а!.. Не пожелаешь такой - и врагу… 
                И горькие материнские слёзы поползли по дряблым щекам.

                Подошедший Степан обнял мать осторожно за плечи и поцеловал через косынку в голову.
                -Да не волнуйся, мам! К а к - н и т о,  выкручусь. Ступай лучше домой!
                А на жену метнул раздражительный взгляд и сердито сказал:
                -Могла бы свой язык хоть теперь придержать! Нечего стращать человека напрасно.
                На сделанное замечание недовольно фыркнув, Татьяна отвернулась и загремела посудой.
                -Ступай, мам, домой! Мы уж тут сами как-нибудь. А во вторник я к вам обязательно забегу, - продолжал Степан уговаривать матушку.
                С приглушённым вздохом покорности, женщина подняла утомлённое тело с лавки и, пошаркивая больными ногами, заковыляла к калитке. Однако, остановившись на середине двора, обернулась, и перекрестила сына.
                -Храни Господь тебя, Стёпушка!
                -Ступай домой, мама. Ступай! Всё будет хорошо.