Последнее лето

Откуда, из какого закутка моей памяти, из каких сплетений неведомых нейронов возникла вдруг эта белобрысая девчонка? Ленточка в жидкой косичке, измызганный подол голубого нарядного платья... Девчонка эта уселась рядышком, с интересом поглядывая, как я клацаю клавишами ноутбука. Смешная...

Мне вспоминается одно лето моего детства, наполненное настоящими страстями и безутешной горечью разочарования...

Наш маленький дворик с ветхими одноэтажными домишками доживал свой век в самом центре города среди надвигающихся новостроек. Взрослые уже вовсю готовились к отъезду, со дня на день ожидая переселения, нас же эти проблемы мало волновали – события, происходящие тогда во дворе, были гораздо интереснее.

Моя старшая сестра Света со своей закадычной подругой Наташей, обе уже семиклассницы, занимались в молодёжной театральной студии при Доме пионеров и считали, что вполне доросли до собственных постановок. Они подошли к этому делу со всей серьёзностью: у нас были самые настоящие спектакли с занавесом, самодельными костюмами и даже музыкальным сопровождением в лице баяниста дяди Саши. Правда он особенно не вникал в само действие, а просто играл какие-то подходящие, на его взгляд, мелодии, но все это выглядело очень зрелищно.

Так получилось, что в нашем дворе жили одни девчонки, если не считать малышню, так что вопрос об актёрах на мужские роли стоял очень остро. Тем не менее первый спектакль «Золушка», где даже принца играла девочка, прошёл триумфально. Зрители, а ими были наши родители и бабушки с дедушками, вообще потом устроили танцы под баян – это же был шестьдесят седьмой год, тогда всё запросто было.

Окрылённые первым успехом, подружки взялись за новую постановку. На этот раз была выбрана «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях». Откуда возьмутся эти богатыри, да ещё в количестве семи штук, мы, простые актёры, особенно не задумывались, уверенные, что наши корифеи что-нибудь да придумают. И они придумали: позвали мальчишек, которые постоянно отирались на соседней стройке.

Ещё весной сюда привезли великолепную гору жёлтого песка, что немедленно привлекло ребятню со всех близлежащих домов. Мы тоже азартно копались в этой куче, сооружая целые дворцы для своих кукол. Однажды, делая очередной подкоп, я натолкнулась на чьи-то руки, которые крепко схватили мои и не отпускали, сколько бы я ни пыталась вырваться.

На меня смотрел незнакомый мальчишка, и было в этом взгляде и любопытство, и непонятная властная сила, и даже какая-то требовательность. Это был молчаливый, незаметный для других поединок. Мальчишка не собирался отпускать меня, все так же дерзко глядя мне прямо в глаза, я же отчаянно сопротивлялась, обескураженная этим значительным взглядом.

В общем, я втюрилась в него сразу же, хотя ни за что не призналась бы в этом даже себе. А когда он появился в нашем дворе...

– Зачем ты врёшь? Все было совсем не так, – осуждающе прервала резвый разбег моих мыслей Белобрысая.

– Ну-у... Как автор, я имею право на некоторое художественное воображение. И потом, не совсем же я вру.

– Все было не так, – упрямилась она, – Он сказал, что я похожа на Светлану Светличную.

– Ещё бы, – усмехнулась я, – Ты ведь разложила перед ним фотографии артисток и потребовала сказать на кого ты похожа. Он и ткнул в первую попавшуюся открытку. На следующий день ты напялила это платье и явилась на стройку. Я ничего не путаю?

Белобрысая насупилась и отвернулась. Ишь ты, обиделась. Да уж, ей тогда здорово влетело и от мамы, и от Светки – платье-то это её. Хотя, по большому счёту, можно было смело считать его своим – всё равно же потом все вещи сестры ей доставались.

Неожиданно и совсем уж некстати материализовалась ещё одна девчонка, только она была совсем из другого города и даже из другого времени. О, эта считала себя уже взрослой и постоянно терроризировала меня своими придирками. Вот и сейчас она возмущённо тряхнула чёлкой: – Какое платье? Какая Светличная? О чем ты вообще? А как же Костик Виноградов из десятого «Б»? Ты же всегда говорила, что именно он твоя первая любовь!

– Ах, да... К. В., как ты шифровала его в своём дневнике. Я помню твои вирши: «я не жалею о тех прошедших днях и я не плачу о том, что было...»

– Ну и что? Зато это была самая настоящая, не то что... Какие могут быть чувства в десять лет? Детский сад ещё вспомни!

Может, я и вправду переборщила тут с чувствами и многое уже просто не помню? Опять эта девица сбила меня с толку... Да нет же! Когда он появился в нашем дворе, сердце моё затрепетало, да ещё как... Только вот не помню, как его звали, мальчишку этого...

– Его Женькой звали, – тихо сказала Белобрысая.

Да, точно, Женька. Ему сразу же была отдана роль королевича. А кому же ещё? Он был красивым мальчиком: брови вразлёт, ямочки на щеках...

Удивительно, что пацаны со стройки вообще согласились участвовать в нашем спектакле. Правда Наташе со Светой стоило немалых усилий пресекать их безобразия – примерным поведением эта ватага не отличалась. Но самое интересное происходило после репетиций, когда мы всей труппой играли в разные игры.

«Колечко, колечко, выйди на крылечко...» Мне казалось, что Женькины ладони дольше других задерживались в моих. А в «испорченном телефоне» он вместо положенной абракадабры прошептал мне однажды в ухо: – Ты самая красивая.

Теперь-то я понимаю, что всё это было обыкновенной мальчишеской шалостью, но тогда... Я просто обмирала от осознания нашей совместной тайны. Во всяком случае мне так хотелось думать, будто нас что-то такое связывает.

Царевну играла моя подружка Ларка, как и Золушку в предыдущей постановке, потому что её шикарная коса и небесно-голубые глаза впридачу сразу же выдавали в ней амплуа сказочных героинь. Мне же досталась роль Чернавки, и я ужасно страдала от такой несправедливости. Я даже попыталась намекнуть об этом своей сестре, на что она спросила насмешливо:
– Ты что ли хочешь царевной быть?

– А почему бы и нет? Всё время эта Лариска!

– Запомни: нет маленьких ролей, есть маленькие актеры, – авторитетно заявила Светка, – Сыграй так, чтобы тебя запомнили. Бери пример с Наташи – у неё вообще роль отрицательная, а она не боится, вон как здорово играет.

Сравнила... Когда Наташа в роли злой мачехи читала свой монолог с зеркалом, красиво выгибая бровь и играя улыбкой, все рты разевали от восхищения. Мне до неё...

Чернавка должна была грустно произносить:
– Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть.

Я же вкладывала в эти строки свой зловещий смысл. Это вызывало недовольство обеих девчонок и они наперебой втолковывали: - Ты должна печалиться при этом! Жалеть её! – Но мне совсем не хотелось жалеть Ларку.

У Женьки, как назло, все получалось хорошо. Даже слишком. Он смотрел на царевну влюблённым взглядом, как того требовали режиссёрши, и очень натурально изображал отчаяние, театрально простирая руки: – Ветер, ветер, ты могуч... – Богатыри закатывались в дикой истерике, а мне было совсем не до смеха.

А тут ещё эта сцена у гроба, за которой я следила с особым напряжением. Сначала вообще неясно было, как это практически можно осуществить: «и о гроб невесты милой он ударился всей силой». А потом было решено отойти от замысла автора и просто положить царевну на скамейку, накрыв тюлевой занавеской. Королевич подходит, снимает покрывало и...

Вот дальше вышел спор: Светка уверяла, что достаточно взять царевну за руку, Наташа же настаивала на поцелуе.

– Пусть только попробует! – возмущалась Ларка.

– Не буду я её целовать, – бубнил Женька.

– Всего лишь прикоснуться к щеке! – кипятилась Наташа и даже показывала, как это нужно сделать, но актёры упрямо не соглашались. Наконец сошлись на том, что королевич наклонится и просто изобразит этот злосчастный поцелуй.

Ларка, как истинная прима, кочевряжилась: то не так подошёл, то слишком низко наклонился, то вообще прыскала от смеха, как только Женька приближался. В эти минуты я её просто ненавидела.

– Ладно, – сдалась Наташа, – Только чтобы потом всё сделали, как надо.

Она даже предположить не могла, что случится на премьере. Такого не ожидал никто...

– И вовсе он не целовал её, – опередила меня Белобрысая, изо всех сил пытаясь не расплакаться.

Но Уже Взрослая была безжалостна: – Ну да! А за что же он тогда оплеуху получил? Умора: королевич целует свою невесту, а она ему по физиономии!

– А может, он и в самом деле не хотел? – я не прочь была всё изменить, – С кем не бывает... Споткнулся и нечаянно ткнулся носом в Ларкино лицо. Всё вышло совершенно случайно...

Тут уж Белобрысая и вовсе запрокинула голову, чтобы предательские ручьи не ринулись по щекам. Она-то знала, что не случайно.

– Ты что, забыла? – завопила девица, – Он же нарочно это сделал! Вечно ты в каких-то хулиганов влюблялась. Лучше бы о Костике написала, уж он-то бы никогда...

Я обречённо вздохнула.

...Пощёчина получилась знатной. Дядя Саша от неожиданности выдал немыслимый аккорд, зрители ахнули, и в наступившей тишине кто-то громко удивился: – О как!

Ларка убежала рыдать за сараи, а Женька стоял и нагло ухмылялся. Похоже, он чувствовал себя героем.

Света постаралась быстренько спасти положение:
– И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива.

Но это уже не помогло, финал всё равно был сорван, потому что мамаша одного из богатырей стала громко возмущаться:
– Ну, знаете ли! Это уже ни в какие ворота! – Зрители начали её успокаивать, но она разошлась не на шутку: – Вы что же, считаете это нормальным – поцелуйчики в таком возрасте? Да ещё на спор!

Только тогда до меня дошёл смысл многозначительного перемигивания мальчишек перед этой сценой. Как он мог... Если бы только не эта его ухмылка... Предатель...

– А потом? – настырная девица ждала продолжения, как будто не знала, что никакого продолжения не было. Белобрысая тоже взглянула на меня сквозь слёзы с какой-то надеждой.

Может быть, они думали, что я подключу сейчас это самое художественное воображение? Ну а что я могла придумать? Потом мы уехали, наш двор вскоре снесли, и я уже больше никогда не видела Женьку. Это же было последнее лето.