Трахеотомия. Еще раз об авторстве Двенадцати стуль

То, что так называемые «Баширов и Петров» (отставить!) «Ильф и Петров» не могли быть авторами «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка», мне стало ясно сразу же, когда я сам просек технологию писательства. Идею авторства Булгакова я почерпнул у Галковского. Возможно, настоящим автором идеи является Ирина Ольмински. А может быть, и кто-нибудь другой. Мне трудно судить, да и не очень интересно, кто из них у кого сплагиатил. Важно, что идея верная. И если даже после подсказки она не доходит до так называемых филологов, то это не филологи, а филолухи.

Хочу поделиться аргументами, которых я ни у кого не встречал, но которые очень убедительным для меня лично.

Представьте себе, что вы писатель. Это совсем легко. Даже ненастоящим писателям. Представьте себе далее, что перед вами стоит задача убить своего персонажа, пусть не особо симпатичного, но все же своего выстраданного героя, которого вы любовно взращивали и вложили частичку души.
Представьте себе далее, что вы психически нормальный человек. Это трудно, я понимаю, но вы постарайтесь. Вы не садист, не убийца, не воевали, практики и личного опыта, как убивать людей, у вас нет. Но вы должны замыслить и совершить виртуальное убийство. Вопрос: все-таки как?
Я вас уверяю, если вы действительно психически нормальны, то вы постараетесь сознательно или подсознательно отстраниться от убийства. Не показывать деталей. Держаться на дистанции. Например, подбросить яд и подождать вдалеке результата. Или столкнуть персонажа с крыши или обрыва, чтобы момент его смерти от вас удалился в условном времени и пространстве. Или организуете убийство как бы при самообороне, чтобы хоть как-то уравнять шансы сторон для самооправдания. На худой конец - огнестрел, и чтобы дистанцию побольше, и чтобы концы в воду. На самый худой конец, ножом в спину, чтобы не видеть лица, а тело желательно скорее тоже спихнуть в воду. С глаз долой.
Исключением может показаться натурализм убийства в «Преступлении и наказании», но и тут общее правило не нарушается. Во-первых,психическое здоровье Достоевского далеко от нормы. Во-вторых, перед писателем стояла художественная задача показать мерзость убийства, чтобы убийца в конце раскаялся. В-третьих, уж больно омерзительна старушонка, ее не жалко. В четвертых, первый удар топором нанесен по затылку, лица не видно и т.д. и т.п.
Теперь предположим, задача-то перед вами стоит, но выполнять ее вы сознательно не хотите. Может такое быть с писателем? Да сплошь и рядом. Знаю по личному опыту. Например, вам субъективно чем-то дорог этот персонаж, или вы хотите использовать его в сиквеле. Тогда нужно организовывать виртуальное убийство так, чтобы потом не оказаться в затруднительном положении сэра Артура Конан Дойла, который сперва отправил надоевшего ему хуже горькой редьки Шерлока Холмса прямиком на дно Рейхенбахского водопада, а потом был вынужден его воскрешать по личному указанию королевы.

А теперь посмотрим с этой точки зрения на убийство Бендера в финале «Двенадцати стульев».

«Остап спал тихо, не сопя. Его носоглотка и легкие работали идеально, исправно вдыхали и выдыхали воздух. Здоровенная рука свесилась к самому полу. Ипполит Матвеевич, ощущая секундные удары височного пульса, неторопливо подтянул правый рукав выше локтя, обмотал обнажившуюся руку вафельным полотенцем, отошел к двери, вынул из кармана бритву и, примерившись глазами к комнатным расстояниям, повернул выключатель. Свет погас, но комната оказалась слегка освещенной голубоватым аквариумным светом уличного фонаря.»

Обращаю ваше внимание на время действия: поздняя осень. И на «голубоватый аквариумный свет».

« - Что ты! Не давай резать! Что ты? Горло-то?!»
Отставить, эта цитата просочилась не отсюда. Дальше идет так:

«-- Тем лучше, -- прошептал Ипполит Матвеевич.
   Он приблизился к изголовью и, далеко отставив руку с бритвой, изо всей силы косо всадил все лезвие сразу в горло Остапа. Сейчас же выдернул бритву и отскочил к стене. Великий комбинатор издал звук, какой производит кухонная раковина, всасывающая остатки воды. Ипполиту Матвеевичу удалось не запачкаться в крови, которая полилась, как из лопнувшего пожарного шланга. Воробьянинов, вытирая пиджаком каменную стену, прокрался к голубой двери и на секунду снова посмотрел на Остапа. Тело его два раза выгнулось и завалилось к спинкам стульев. Уличный свет поплыл по большой черной луже, образовавшейся на полу.
   "Что это за лужа? -- подумал Ипполит Матвеевич. -- Да, да, кровь... Товарищ Бендер скончался".
   Воробьянинов размотал слегка измазанное полотенце, бросил его, потом осторожно положил бритву на пол и удалился, тихо прикрыв дверь.»

Итак, Бендер лежит недвижимый и беззащитный, подставив ГОРЛО. Почему автор выбрал для удара именно горло? Точнее, переднюю поверхность горла? Почему жертва находится лицом к зрителю и к убийце?
Отметим сначала достоверные детали.
«Косо всадил и тотчас же выдернул бритву». Представьте себе ширину обычной опасной бритвы типа «жилетт» : раза в полтора тоньше столовой вилки. Таким образом,  судя по ширине лезвия и характеру удара, сделан не разрез, а прокол горла.
Раздается «звук, какой производит кухонная раковина, всасывающая остатки воды». Очень характерная достоверная деталь для вскрытия трахеи, словно автор сам слышал этот звук.
Вам это ничего не напоминает? Вот «...рисунок, изображающий трахеотомию. На нем все  было ясно и просто: горло раскрыто, нож вонзен в дыхательное горло.»( М.А. Булгаков «Стальное горло»). Но при проколе трахеи можно было и не повредить крупные кровеносные сосуды, тогда Бендер останется жить.
Теперь недостоверные детали. Если кровь после прокола полилась, «как из лопнувшего пожарного шланга», то шансов спасти великого комбинатора после такой кровопотери не остается никаких. «Тело его два раза (всего два!) выгнулось». Это означает мгновенную смерть, хотя замечу, что выглядит такая смерть физиологически недостоверной. Понятно, ведь автор не убийца. Но при этом автор хорошо представляет картину прокола трахеи , и поэтому он, скорее всего, врач.
Вот художественное описание трахеотомии, сделанное врачом:
Врач «... взял нож  и провел вертикальную черту по пухлому  белому горлу. Не выступило ни одной капли  крови. ...второй раз провел ножом по белой полоске, которая выступила меж раздавшейся  кожей. Опять ни кровинки. Медленно, стараясь вспомнить какие-то  рисунки в атласах, ...стал при помощи тупого зонда разделять тоненькие ткани. И тогда внизу раны откуда-то хлынула темная кровь и мгновенно залила всю рану и потекла по шее.» (М.А. Булгаков «Стальное горло»).
Обращаю ваше внимание на явный параллелизм сцен.
Вот еще параллельные цитаты.
«Двенадцать стульев»: «...комната оказалась слегка освещенной голубоватым аквариумным светом...»
«Стальное горло»: «Помню, синий свет горел у меня в кабинете.»

«Золотой теленок»: «Смуглое горло перерезал хрупкий белый шрам.»
«Стальное горло»: «На розовой шее был вертикальный коричневый шрам и два тоненьких поперечных от швов.»
Даже ритм фразы повторяется, меняется только цвет рубца от свежего до зажившего.

«Стальное горло»: «отлично помню эту ночь - 29  ноября.»
«Двенадцать стульев»: убийство происходит в ночь, завершившую «дождливый день конца октября».
Очевидно, что проведенная операция трахеотомии оставила глубокий психологический след в душе М.А. Булгакова, поэтому он не только непосредственно отразил ее в своем раннем рассказе, но и осознанно или неосознанно возвращался к пережитому опыту в дальнейшем творчестве.
Таким образом, Остап Бендер обязан жизнью и аккуратным шрамом на смуглом горле доктору Булгакову.