С Новым годом, или недетский праздник

Поскольку в нашем таёжном посёлке при Платинском лесоучастке имелась только школа-четырёхлетка, меня отправили добывать знания в сорок шестую среднюю школу города Верхотурье.

В те годы при школе имелся интернат, и вот нас, бедолаг из посёлков, расположенных вдоль железной дороги, собрали в этом интернате. Новое трёхэтажное здание школы меня впечатлило, показалось огромным, интернат тоже пришёлся по душе.

С Платины я прибыл не один, а в составе целого коллектива одноклассников и очень быстро перезнакомился со всеми сверстниками, съехавшимися из других мест.

Особенно подружились мы с Витькой Козловым с разъезда «Актай», так как были примерно равны физически, а по способности к озорству совпали просто идеально. Немного погодя, наша парочка стала инициатором и организатором всех художеств и развлечений в интернате. Естественно, к нам примкнули и многие пацаны.

Учебная неделя была пятидневной, и каждую пятницу, после окончания уроков, мы на электричках отправлялись по домам, а в воскресенье днём возвращались обратно. Бабушка давала мне на билеты десять рублей. (После денежной реформы шестьдесят первого года это стал один рубль)

Получив деньги на проезд, билеты мы, конечно, не покупали и бдительно следили за тем, чтобы не попасть в капкан ревизорам, которые начинали обход либо с первого, либо с последнего вагона. Обнаружив контроль, наша команда организованно отступала в середину состава, а на остановке все выскакивали на платформу и перебегали в уже проверенный вагон. Проколов не случалось никогда, и тратили мы сэкономленные десять рублей уже на какие-то свои радости.

* * *

К середине года я уже полностью освоился – учёба давалась легко; правда, мешало озорство, из-за которого меня частенько удаляли с уроков, но, в основном, всё шло нормально.

В интернате нас приучали к полной самостоятельности. Ежедневно в корпусе оставалось четверо дежурных: по «мужской» и «женской» половине и на кухне – в школу они в этот день не ходили. Обязанностью дежурных было вымыть полы, истопить печи (топили углём), натаскать в умывальники воды и прочие хозяйственные дела. Девочки помогали на кухне. Дежурили по очереди.

Руководила процессом кастелянша, которая вместе дочерью жила в маленькой комнатке при интернате. Мы, пацаны, считали кастеляншу «вредной», но, как я сейчас понимаю, именно благодаря этой «вредности» в нашей жизни поддерживался определённый порядок. Вообще, это была одна большая семья, и когда ребята приходили из школы, в помещении было чисто и тепло. Готов ужин.

Вместе мы чистили во дворе снег, заливали небольшой каток. Если привозили уголь, разделившись на небольшие звенья, сгружали его в дровяник. Правила были одинаковы для всех, никакие отказы не принимались. Разве что по болезни. Все интернатские были из простых рабочих семей, с детства приучены к домашнему труду, поэтому относились к исполнению обязанностей с пониманием.

* * *

Близился конец 1957 года, впереди маячил первый «Новый год» в новом коллективе. Мы с Витькой размышляли, как его встретить. Перво-наперво, решили накопить денег: стали с каждой десятки откладывать часть в общий котёл, и к середине декабря уже располагали некоторой суммой, а потому, посещая магазины, по примеру наших родителей прикидывали, какую бутылочку приобрести, чтобы отметить праздник достойно.

Витька жил без отца, с одной матерью, которая работала на железной дороге то ли обходчиком, то ли ремонтником. Это вообще особая фишка России: женская бригада меняет прогнившие шпалы, подбивает под них щебёнку, но бригадир у них – непременно мужик.

И я, и Витька ; благодаря родителям ; уже пробовали брагу, а потому хотелось нам чего-то необыкновенного, из другой жизни. Изучая ассортимент винного отдела магазина, в котором в то время было несколько видов спиртного, одновременно сошлись взглядами на украинской «Запеканке»: уж очень красивой, яркой была этикетка. С какими-то ягодами, фруктами. Да и градусов в ней было не сорок, а двадцать. Короче, самый детский вариант. Мы, враз отбросив все сомнения, купили бутылку и спрятали в тайник до лучших времён.

И вот Новогодний вечер! Бабуля моя была в родительском комитете при интернате, а потому прибыла для оказания помощи воспитателям. Освободили от мебели самую большую спальню у девочек. Девчат уплотнили, часть перевели в комнату для занятий. Планировалось условно встретить Новый год и разъехаться по домам на каникулы.

На празднике обязательно должен был присутствовать директор школы Михаил Петрович, человек строгий, бескомпромиссный. Сейчас, когда смотрю старые фильмы, ловлю себя на мысли, что Михаил Петрович больше напоминает не директора школы, а непримиримого чекиста, борющегося с антиреволюционной нечистью. Такая у него была внешность: испещрённое оспой лицо, пронзительный взгляд сквозь массивные очки, жёсткий голос – таким он и остался в моей памяти.

Все находились в приподнятом настроении: старшие отвечали за музыку, девочки ; за сервировку стола, в общем, были заняты предпраздничными хлопотами. После торжественных мероприятий и праздничного ужина мы с Витькой готовились к основному действу – танцам. Партнёрш выбрали заранее, оставалось немногое: подкрепить себя смелостью, ведь танцевать приходилось в первый раз.

Вытащив из заначки бутылку «Запеканки», разлили содержимое по стаканам и, как заправские мужики, пригубили. Напиток понравился: хоть и маленько прижигал, но был приятнее браги. В общем, бутылку мы приговорили, настроение поднялось. Голова оставалась светлой, а вот ноги слушались плохо, и нас слегка покачивало.

Когда появились в «зале», танцы уже были в полном разгаре. Естественно, жертвы, которых мы обозначили как своих партнёрш, приняли приглашение, хоть и поняли: творится что-то не то. Нас шатало из стороны в сторону, ноги слушались плохо, а духота и медленный темп танца завершили дело – кавалеры просто повисли на плечах у девчонок. Михайло Петрович буквально пожирал нас своим мертвенным немигающим взглядом. Со стороны доносились смешки других танцоров.

Совершенно окосевшие, с трудом добрались до своих кроватей, и тут меня начало рвать. Всё съеденное и выпитое было исторгнуто наружу. Прибежала член родительского комитета по организации праздника – моя бабушка – схватила ведро и тряпку и кинулась убирать следы гулянки. Запах в комнате стоял кошмарный…

Утром, опустив головы, мы самой ранней электричкой отправились к себе на Платину. «Разбор полётов» ждал впереди.

* * *



Первым мероприятием в новой четверти была выволочка у директора школы, от которого я услышал о себе много такого, о чём даже не подозревал.

В итоге Михаил Петрович и Нина Григорьевна, старший воспитатель, торжественно сообщили, что на проживание в интернате я могу больше не рассчитывать. В школу – пожалуйста, так как учился я легко, а в интернат – нет, и не просите!

Видимо, допёк я педагогов своими выходками, да и с Витькой Козловым нас надо было как-то разъединить. Его выставить из интерната оказалось сложнее потому, что, во-первых, создан интернат был при участии и поддержке железной дороги как раз для проживания детей железнодорожников, а, во-вторых, как я уже упоминал, жил Витька с одной только матерью, а у меня на тот момент имелся полный комплект родственников: бабушка, отец и мачеха. Потому нам чётко пояснили, что мЕста в интернате ; за мои художества ; для меня нет. В школу – на здоровье, а в интернат – ни-ни…

Никак  не думал я, что Нина Григорьевна и Михаил Петрович окажутся такими последовательными и твердыми в своём решении.

Делать нечего ; пришлось искать жильё. Нашли довольно быстро. По другую сторону от железной дороги располагался частный сектор, где проживал Толя Ермаков, ученик нашей же школы. Его семья меня и приютила.

А бабуля начала ходить от Михаила Петровича к Нине Григорьевне и обратно, и так почти каждый день, и где-то через месяц сломила упорное сопротивление этих неприступных бастионов: меня опять вернули в интернат, в свой, уже ставший родным коллектив таких же шалопаев, как я.
                * * *
Какой же совершенной станет жизнь, если человек научится делать правильные выводы и извлекать полезный урок из каждого неприятного случая …

Всю третью четверть я был как шёлковый: чувствовал за собой вину, но к весне уже вновь оперился, и мы с Витькой оказались организаторами и участниками ряда мероприятий, критически воспринятых нашими воспитателями. Стоит ли удивляться тому, что в конце мая мне снова отказали от места  в интернате, но, наученный новогодним опытом, я пропустил это предупреждение мимо ушей, полагая, что пройдёт лето, всё забудется, и меня, пусть со скрипом, но примут обратно…