История с географией

Людская река заполнила всю улицу: и широкие тротуары, и проезжую часть. Неспешно, но целеустремлённо идут и группы тинэйджеров, и пожилые парочки, и семьи с детьми за ручку и в колясках, и просто молодые и не очень прохожие. Напоминает виденную в детстве первомайскую демонстрацию, только нет флагов, транспарантов, шариков и цветов. Впрочем, шарики и цветы в некотором количестве присутствуют, но нет стройных марширующих колонн, нет единого ритма и темпа передвижения. Босоножки и сандалеты, кроссовки и мокасины топчут разогретый асфальт хаотически, не подчиняясь ничьей единой воле.
- Лева, ты что-нибудь понимаешь?
- Нет, не понимаю.
Выйдя из прохлады и полумрака кафе, размягченные вкусным обедом и бутылочкой грузинского вина, мы с Лёвой тупо щуримся от яркого солнца, пару часов назад улица была совершенно обычной, и ничего не предвещало…
Не сговариваясь, направляемся туда же, куда и все, ничем не выделяясь, не пытаясь даже как-то вынырнуть из потока.
Метров через триста с нескрываемым удивлением обнаруживаем, что всё это многолюдье устремляется в ворота с надписью «Городской парк». Дорога среди деревьев раздваивается. Налево, откуда доносится задорная музыка, от основного потока ответвляется тоненькая струйка, состоящая преимущественно из очень молодых людей. Всё понятно. Там дискотека, или как это у них ещё теперь называется. Основной же поток немного погодя мелкими группами растекается между деревьев, и…
Широкая песчаная полоса, пестрящая обнаженными людскими телами, возникает неожиданно, за ней до самого горизонта простирается водная гладь. В дымке угадывается наличие другого берега.
- Ты хоть знаешь, что за река?
- Лёв, откуда?
- А давай у кого-нибудь спросим.

Кастинговая комиссия заседает за закрытыми дверями. Уже четвёртый час. Мы, пятнадцать претендентов, томимся в непонятках, раз в десять минут выходит Оленька вызывает то одного, то другого. Я там побывал уже четыре раза. Самое главное, что никакого смысла в этом сидении в пол-второго ночи для большинства из нас уже нет. С самого начала не было. Из пятнадцати они выбирают трёх.
В начале апреля по факультету поползли робкие слухи, которые потом обросли и вылились: есть шанс попасть на летний чёс. Какая-то транснациональная корпорация берёт группу артистов в аренду на целое лето: тур по всей стране, по вахтовым посёлкам и детским лагерям, дарить, так сказать, людям праздник. Минимум аппаратуры, максимум таланта. Двухчасовая культурно-развлекательная программа плюс танцы до упада с возлияниями и фейерверками – вот что предстоит отрабатывать счастливчикам сорок дней кряду, ежедневно выступая в разных местах, отсыпаясь в средствах передвижения и доставки.
Собственно группа - это «вокально-инструментальный ансамбль», как их раньше называли, на рок-группу он не тянет ни репертуаром, ни менталитетом. Ансамбль состоит из тех, кто играет «на похоронах и свадьбах». Клавиши, бас и ритм гитары, ударник и саксофон, плюс солистка Марина с великолепным диапазоном и потрясающей фигурой. Марина учится в консерватории по классу вокала, обладает глубоким контральто и поёт любую попсу, блюз, фольклор и арии из опер и оперетт, она наш главный козырный туз, который крыть нечем. Ещё импресарио, он же продюсер Лёва, ужасно деловой пройдоха, который кому угодно впарит мёртвого осла уши. Это именно его стараниями и должно состояться то, что должно состояться: незабываемое турне по городам и весям. Преимущественно по весям, если я правильно понимаю смысл этих самых весей.
Врач и массажистка команде не положены, а положены несколько номеров оригинального жанра, именно под них спонсоры выделили три места и именно на эти три места сейчас и проходит жёсткий и беспристрастный кастинг. Кастинг на талантливость, на экстравагантность и на совместимость тоже. Потому что это будет как бы автономное плаванье, хоть и не на луну полёт, но перелёты, переездки, перегрузки. Инструментов, аппаратуры и реквизита перегрузки, которых набирается на хороший грузовичок.

В ансамбль меня затащил Шурка. Мы с ним сошлись на той почве, что у нас «святая к музыке любовь». И некоторые познания в электронике. Шурке очень хотелось об этом поговорить, и однажды я не смог не подставить ему уши. Кончилось тем что, что все эти гармоники, реверберации, фронты, атаки, резонансы и искажения я стал понимать даже лучше чем он. С музыкальным слухом у меня вообще-то никак. Слышать-то я слышу, вот воспроизвести ничего не могу. Так бывает. Поэтому на меня всю аппаратуру свешали, проводки - штекеры, стойки-микрофоны, и микшерский пульт. Ещё пара софитов и цветомузыка. Как мы куда приедем, я звук выставлю, свет настрою – и «гуляй Вася». На сцену меня выпускать один раз попробовали с бубном и маракасами, и сразу зареклись. Не попадаю я ни в такт, ни в ноты. Даже подвывать на заднем плане не доверяют. Зато с технической частью – никаких головных болей у ребят не стало.

Ансамбль даже не имеет своего названия. По сути это ритм-группа мощного диксиленда, который так и называется «Весёлый диксиленд». Дядьки с дудками, аспиранты и преподаватели с разных факультетов, даже целых два профессора, собираются в полном составе раза два – три в год на официальные празднования и обязательно на джазовый фестиваль. Руководит и дирижирует диксилендом настоящий композитор, действительный член Союза Композиторов. Вблизи, вживую я его видел всего один раз, и два раза наблюдал за пультом, на новогоднем праздновании и на сейшене «Снежный джаз».

Шурка – он вообще ходячее недоразумение. И постоянно всех подкалывает.
-Игорь, - говорит, - ты вообще как, теорию относительности понимаешь? Вот, к примеру, пусть у тебя будет трёхметровый шест. И ты с этим шестом бежишь так очень- очень быстро. Почти со скоростью света. А у меня есть двухметровый сарай. Я тебе этот сарай открываю. А поскольку ты почти со скоростью света бежишь, то вместе со своим шестом сокращаешься в длину, раза в два – три. Ну, по формуле, единица минус вэ квадрат на цэ квадрат. Я тебе дверку открываю, ты в сарай забегаешь с шестом наперевес и весь там помещаешься, я дверку закрываю, и ты по сараю, значит бежишь. Потому что в моей системе отсчёта ты со своим шестом всего метр и будешь длиной. А в твоей системе отсчёта всё ведь совсем не так будет. Стоишь ты, значит со своим трёхметровым шестом наперевес, а я на тебя со своим двухметровым сараем надвигаюсь так неумолимо, но быстро – быстро. Почти со скоростью света. И я по этой самой теории относительности вместе со своим сараем сокращаюсь в два – три раза. И надвигаюсь я на тебя со своим сараем меньше метра который и вдеваю тебя туда полностью и дверь за тобой закрываю. Скажи, как на духу, как ты туда поместился?
Я смеюсь в ответ, потому что эту фишку я знаю. И он тоже знает, что я знаю. А поскольку нас публика окружает, которая эту фишку не просекает, стоит публика и недотумкивает, а как это так-то?
Я тоже ходячее недоразумение, но не такое. И хохмочка с шестом и сараем – это ещё не самое большое недоразумение. Мы с Шуркой постоянно влипаем в разные недоразумения.

Очередная пятница. Очередная свадьба, на которых, как и на корпоративах, мы каждую почти неделю зарабатываем себе добавку к стипендии и тем суммам, которые родители выдают на пропитание. Автобус подают прямо к входу, несколько крепеньких мужичков выносят колонки, барабаны, усилители. Инструмент в чехлах ребята не доверяют, бережно пристраивают рядом с собой на сиденья. Сегодня с нами саксофонист Лёня. Брачующимся за тридцать, публика соответствующая. Репертуар тоже. Маленько «машины», про поворот и марионетки, маленько лютиков-цветочков и «сняла решительно». Потом битломания и песни советских композиторов. Марина с нами на халтуры не ездит, «бухгалтер» и «айсберг» по просьбам трудящихся гости будут сами орать, чуть охрипшими пьяненькими голосами. Фирма «праздник всегда с тобой» даёт тамаду и двух балеринок, которые профессионально «зажигают».
Расключаю аппарат, проверяю звук, расфуфыренные гости чинно рассаживаются под чутким руководством шустренького толстячка преклонных лет. Микрофоны я ему обеспечил, громкость выставил. Столик «для музыкантов», как водится, немного в сторонке, ребята с морозца по рюмочке накатили, торжественно и чинно Мендельсона заряжают.
Веселье начинается. Тамада сыплет прибаутками, публика прыгает в аттракционах и усиленно загружается по самую ватерлинию. Мы в тёплой компании усиленно поглощаем деликатесы, «пока не началось» Староста Витёк разливает по капельке: «нам ещё играть», и мне от души: «ты свою работу уже сделал». Быстро дохожу до кондиции и по-видимому выдаю неадекват. Ребятам весело наблюдать за моей клоунадой. Лёнька-саксафонист как-то умудряется «догнать» меня, и к выходу на площадку тоже становится «уже готов».
Тамада даёт знак, и начинается работа. Сперва с перерывами на «выпить-закусить», а дальше уже и без пауз почти. Свет в зале гасится, танцующие парочки  и прыгающие группы, всё более и более неустойчивы. Быстрыё ритмы чередуются с медленными, гости с рюмками и фужерами лезут на эстраду, мне с трудом удаётся уговаривать не в меру ретивых любителей повыпендриваться. Саксофон даёт петуха всё чаще и чаще, потом заменяется на маракасы. Подальше от греха. Невесть откуда взявшийся баянист даёт нам передышку, застольное хоровое пение – это наша национальная традиция, «молодые» тихонько сваливают, гости начинают потихоньку расползаться.
Лёня уже мирно посапывает в кресле, тамада раскланивается с гостями и прощается, рассчитавшись по тихому с Витьком, мне пора тоже приниматься за работу. Девочки- официантки начинают оттаскивать посуду, и попутно приносят за наш столик ещё несколько початых бутылок, но Витёк делает строгое лицо, часть спиртного упаковываем в колонки, которые перетаскиваем в служебную комнату.
Складываю аппарат, проводок к проводку, ищу микрофон. Шурка ищет шапку. Микрофон находится в салатнице. Шапка не находится нигде. Норвая пыжиковая шапка вероятнее всего кому-то очень приглянулась. Прибегает свидетель, дико извиняется: «Ребята, автобуса сегодня не будет. Автобус увёз гостей на базу и сломался. Мы всё-всё вам завтра привезём. Закрываем комнату, ключ будет только у меня, не беспокойтесь, ничего не пропадёт...»
Мы с Шуркой выходим на улицу. Минус тридцать. Просить, чтобы нас доставили туда, где взяли неудобно, да уже и некого – распорядитель уже уехал, дверь в кафе за нами закрыл сторож.
Разгоряченные идём по улице и понимаем, как мы пролетели. До общаги пешком минут сорок. Улица пустынная, движения никакого. Времени уже пол-третьего. Заметив огоньки приближающейся попутной машины, выходим на проезжую часть и начинаем яростно размахивать руками. Водитель, не доезжая метров тридцать, останавливается, секунд десять смотрит на нас, затем резко разворачивается и даёт дёру.
Драпаем, как шведы под Полтавой, вернее как французы под Березиной. У Шурки отчаянно мёрзнет голова, отдаю ему свой чудом сохранившийся шарфик, он пытается намотать его, но шарфик настолько мал, что едва прикрывает уши. Мне без шарфика тоже неуютно, холод сразу проникает под курточку, вызывает озноб. Бежать бегом, чтобы согреться - сил нет никаких.
- Шурка, помирать, так с музыкой, запевай чего-нибудь.
- Па долинам и паа взгорьям шла дивизия вперёд..
- Штобы с боою взять Примооорьё, белай армии апплот, - орём в две глотки и движемся неуверенным зигзагом по самой середине, прямо по трамвайным рельсам. Надежда затормозить кого-нибудь ещё сохраняется, но тает с каждым шагом. Нет никого. Даже милиции. Если бы они нас в обезьянник пристроили, мы были бы очень им благодарны, но не судьба видно нам сегодня в обезьяннике обогреться.
- Только мы с каанём по полю идём, только мы с каанёём по пооолю идём !
Дома на проспекте стоят тёмные, ни одно окно не светится, фонари уже погасли и даже светофоры не горят, не перемаргивают. В тёмном морозном небе искрятся звёзды. Одна, прямо курсу, вдруг начинает помаргивать всё ярче, увеличиваясь в размерах, заливая улицу холодным мертвенным светом. На душе становится тепло и уютно.
Просыпаюсь по будильнику. В собственной кровати. Одежда аккуратно висит на стуле, В голове чисто и ясно. Андрюшка отрывает голову от подушки и включает ночник.
- На пару пойдёшь?
- Конечно, контрольная же.
- Какая тебе сегодня контрольная? Вы с Шуркой до шести утра общагу на уши ставили своим конём по полю.
- Шурка где?
- У себя Шурка, еле угомонили.
Дверь со скрипом открывается.
- На пару идёте? Контрольная же, - Шурка, свежий и бодрый входит с чайником.
- Ты, изверг, дал нам поспать перед контрольной? Будешь всей группе решать!
- Буду.
Что, кстати, он благополучно и делает, решая всей группе, всем, кроме меня. Я сам прекрасно всё решаю, сдаю контрольную минут за двадцать до конца пары.

Тридцать первого декабря наш «Весёлый диксиленд» в полном составе, с Мариной, с дудками и с композитором участвует в общеуниверситетском мероприятии. В первом отделении. Потом всякая сборная солянка, но мы-то гордость университета. Музыкантам выданы ярко синие концертные пиджаки. Шурке достался пиджак пятьдесят шестого примерно размера. При наших с ним сорок четвёртых мы в пиджак вдвоём входим свободно, и ещё место остаётся. Как в том сарае. А перешивать нельзя. Потому что музыканты приходят и уходят, а пиджак – он вечная ценность.
- Шур, - говорю, - а давай я с пиджаком буду бежать быстро – быстро, почти со скоростью света, а ты в него запрыгивай.
Не запрыгнул. Так играет. Пиджак выглядит внушительно. Шурка комично. Хорошо, ему дефилировать, как остальным дудочникам по сцене в пиджаке не надо. За роялем ярко синеют могучие плечи и мощный торс. Из торса торчит тощая Шуркина шея. Из зала почти и не заметно.
Всем музыкантам раздали по два пригласительных. Мой второй у меня Лёва выцыганил, для своей подружкиной подружки, а Шурка свой не отдал. С девушкой Шурка пришел.
Аппаратуру подключаю один – обычно мы это с Шуркой делаем, достигли в этом взаимопонимания, он с одной стороны штекеры втыкает, я с другой. На сцене не только наш аппарат. В зал публику будут пускать часов в десять, пока публику в фойе и рекреациях всякие Деды Морозы развлекают и в буфетах фуршетят. Наши полчаса в первом отделении, потом уже, после встречи нового года, с двух до полтретьего ансамбль на чужом аппарате в фойе танцевальную программу гонит. На этом работа закончена, аппарат разбирать не надо, всё на другой уже день, вернее даже на другой год, утром. Технарей тут по сцене и залу ползает много, и свет и звук и спецэффекты пробуют, в этом шуме себя услышать сложно. В левой кулисе замечаю синий Шуркин пиджак, его ни с чем спутать невозможно, и тонкий дамский силуэт, совершенно теряющийся на его фоне. С кем это он?
Вот оно что. Василиночка. Кровь мгновенно приливает к голове и в ушах возникает что-то похожее на стук молоточков. Ноги становятся ватными. Василиночка.

После восьмого класса родители сплавили меня по Волге-матушке. Детский такой круиз Нижний – Астрахань и обратно, возраст путешественников от четырнадцати до семнадцати. Мальчики на одной палубе, девочки на другой, строгие инструкторы, бдящие, чтобы ни-ни на теплоходе. Полторы сотни тинэйджеров разбиты на восемь команд, на берег строем, на обед строем, на танцы строем. Пионерлагерь такой, плавучий. Василинка в другой команде была, мы с ней и не пересекались до одного случая. Ниже Самары попали  в полосу затяжного дождя, и инструкторы, чтобы детишки от безделья не разобрали теплоход на запчасти,  устроили нам шахматный турнир и другие тихие игры. Мне-то, разряднику, одолеть соперников большого труда не составило, хотя и пришлось поднапрячься. А у девчонок Валька, моя одноклассница, второе место заняла. С Валькой мы добрые приятели, хотя особо-то и не дружны, как она играет, я имел представление, ироническое такое представление. Я так, как она, лет в пять играл. А первое Василинка заняла. И вручили нам с ней по ленте через плечо, по медали на шею и по какой-то грамоте почётной. Торжественно так вручили перед окончанием круиза, на общем построении. Там, правда много кому чего вручали, и за футбол, и за прыжки, и за самодеятельность тоже. Но мы с Василинкой как-то отдельно стояли, наособицу, и мелькнула у меня мысль: а неплохо же мы так смотримся.
Потом, по осени, как-то на перемене Валька заикнулась, что Василинка якобы сыграть со мной хотела, чтобы выяснить, а кто на теплоходе самый крутой шахматист. Улыбнуло это меня, но чуть зацепило всё же.
Случай себя долго ждать не заставил. Зашел я как-то через пару месяцев в одно культмассовое заведение, а там столики шахматные в ряд выставлены, не то турнир какой, не то первенство заканчивается уже. Василинку я сразу увидел, а она меня. И направились мы навстречу друг другу сложными витиеватыми путями. И оказались в итоге странных таких перемещений возле двух игроков, решающую, видимо какую-то партию играющих. Игроки, по одному взгляду на позицию, понятно, что так себе игроки, но страсти вокруг них нешуточные. И стали мы с ней активно так болеть за противные стороны, аж целых минуты три болели, а потом посмотрели друг на друга, улыбнулись и чинно уселись за свободный столик. Часы заводить не стали, словечка друг другу не сказали, сделали первые ходы.
Активно, небрежно, в слегка агрессивной манере разыгрываю знакомый дебют и получаю небольшое позиционное преимущество. Выстраиваю силы для эффектного удара и… вязну в маневрировании. Ладно. Выстрою такую вот красивую комбинацию с жертвой и вскрытием. Опять вязну в маневрировании. Пара разменов с занятием важных стратегических позиций… а думать-то пора уже не об атаках и нападениях. Думать надо, как спасать партию. Как-то незаметно - незаметно я оказываюсь в положении защищающейся стороны. Потом в положении отчаянно защищающейся. Полностью отключаюсь от окружающей среды, устраиваю виртуозные кульбиты. Обозначаю угрозы, демонстрирую решимость, и с огромным трудом вытягиваю ничью. Поднимаю глаза на визави и… проваливаюсь в ироничный взгляд через очки. Сидит напротив меня такое чудо в перьях, голубоглазая девочка умница-отличница, даже ручки сложила на столике по школьному. Аккуратный черный костюмчик, белая блузочка, ни макияжа, ни маникюра. Кровь приливает к голове, в ушах стучат молоточки.
Вторую партию позорно проигрываю, в третьей пытаюсь собраться, сконцентрироваться, но ничего не могу противопоставить этой жестокой и беспощадной машине по перемалыванию моих комбинаций, позиций и устремлений.
Понимаю, что происходит катастрофа. Сейчас я проиграю четвёртую, она улыбнётся, встанет и уйдёт. И всё. Я в её глазах полное ничтожество, я больше никогда не посмею приблизиться к ней. Но я уже не понимаю, как я буду дальше жить. Я уже вообще ничего не понимаю.
И проигрываю.
В конце партии возникает забавная ситуация. В зале появляется местная шахматная знаменитость, заметив меня, прямиком направляется к нашему столику. Направляется с видом: «хватит ерундой заниматься, давай в шахматы сыграем». Я получаю мат, смотрю на Василинку, Василинка смотрит на меня, и чуть вопросительно на знаменитость. Знаменитость её вообще не замечает. Чувствую, что вселенная рушится: Василинка встаёт, направляется к вешалке, надевает шубку и исчезает.
В паре партий я разношу знаменитость в клочья и мелкие дребезги, он говорит в итоге:
- Ты сегодня в ударе, с тобой играть просто невозможно.

Три года после этого эпизода проходят в каком-то полубреду. Я изо всех сил звездю. Выигрываю какие-то математические олимпиады, защищаю умопомрачительные рефераты, один за другим выигрываю шахматные турниры, становлюсь блестящим, искромётным, остроумным. Шпарю анекдоты, декламирую стихи, показываю фокусы, играю в КВН, капитаном школьной команды играю. О том, что происходит на амурных фронтах, вообще рассказывать не буду, всё равно не поверите: девицы укладываются штабелями и дерут друг другу волосья на переменах в дамском туалете и на школьном дворе после уроков. А я прохожу весь такой ироничный и внезапный, не задерживаясь ни в одной интрижке дольше недели. Я же знаю: судьба даст мне ещё один шанс. Всего один, последний, и я его должен использовать. Я знаю, у меня будет всего три минуты, ну десять, как максимум.
Ничего не зная про Василинку, я знаю про неё всё. Или почти всё. Знаю дом, где она живёт, школу, где учится, у нас оказывается огромное число общих знакомых, по отдельным репликам, случайно услышанным фразам выстраиваю логичную и непротиворечивую картинку. Нет, естественно, я не выслеживаю, не подкарауливаю, не ищу случайных встреч. Изредка вижу её издалека и не очень, встречая её случайно на улице, заранее перехожу на другую сторону: шанс у меня всего один, и я не могу его упустить, а использовать его я пока не готов. Мне почему-то представляется одна и та же картинка, она иногда снится, иногда наяву прокручивается в полубреду.
Какая-то тусовка, не то симпозиум, не то коллоквиум, в общем не пойми что, все все озабочены какой-то проблемой, атмосфера напряженная, температура растёт. И тут появляюсь я, весь в белом, весь такой ироничный и внезапный. Выдаю блестящее решение проблемы, все восхищены, Василинку подводят ко мне и пытаются познакомить. Я бросаю небрежно:
- Привет, а мы знакомы, давно уже.
Потом все разговаривают, пьют шампанское, а мы с Василинкой тихонько уединяемся прямо посреди тусовки, сперва танцуем, а потом целуемся за какой-то колонной или портьерой.

Шурка с Василинкой подходят, он пытается нас представить. Перехватываю инициативу.
- Привет, а мы знакомы, давно уже.
Изо всех сил показываю, что ничего не происходит. Вообще ничего. Бросаю пару дежурных шуточек, имитирую бурную деятельность, очень бурную. Гоняю Шурку по залу, нажимаю какие-то кнопочки, кручу какие-то ручечки. Душа в пятках, ноги ватные. Проходят отведённые мне самим собой три минуты, десять минут. Ничего не происходит. Вообще ничего не происходит.
Оркестранты подтягиваются, занимают места на сцене, мы с Василиной остаёмся одни в огромном пустом полутёмном зале.
Сперва я пытаюсь как-то острить, что-то такое этакое рассказывать, несу какую-то околесицу. Василинка иронически всё это выслушивает, ощущаю себя опять, в который уже раз, полным идиотом и ничтожеством, вселенная опять начинает рушиться и разваливаться.
Ситуацию разруливает Витёк. Орёт в микрофон со сцены в темноту зала:
- Игорь, ревербератор глючит. Сделай что-нибудь.
Со всех ног бросаюсь на спасительную сцену, оставляя Василинку в пустоте и темноте. Что-то подкручиваю, что-то поддёргиваю, трусливо тяну время, потихоньку успокаиваясь и приходя в себя. Возвращаюсь весь в белом, весь такой ироничный и внезапный.
Дальнейшее происходит как во сне или в полубреду. Публику запускают в зал. Публику выпускают из зала. Потом наступает Новый Год. Потом все разговаривают, пьют шампанское, а мы с Василинкой тихонько уединяемся прямо посреди тусовки, сперва танцуем, а потом целуемся за какой-то колонной или портьерой.
Ощущаю себя клятвопреступником и предателем. Шурка мне друг. Друзей я не предаю. Я нигде и никогда не предаю друзей, и вселенная снова разваливается.
Бедная вселенная, в чём она так передо мной провинилась?

Следующие полгода проходят как во сне или в полубреду. Встречаемся с Василинкой каждый божий день. Ходим в театры и филармонию, посещаем какие-то выставки, музеи, презентации. В кинотеатрах вёдрами съедаем попкорн, иногда вместе с Шуркой. Проблема, которой, оказывается, и не было, разрешается как-то сама собой. В начале мая Василинка огорошила меня:
- После сессии меня в Англию отправляют. На всё лето. Язык и экономика. Вчера документы пришли.
- Сейчас ты уедешь в свою Англию. Там ты встретишь блестящего и перспективного и составишь ему партию. И забудешь меня. Потому что я неудачник. Я слабак. Я не умею выигрывать. Вот ты же никогда не выйдешь за меня замуж.
- Почему? Выйду. Я выйду за тебя замуж.
- … А когда?
- Ну, давай не будем торопиться. Давай хотя бы три курса закончим.
- Ну, тогда ладно. Ехай в свою Англию. А я буду деньги зарабатывать. На свадьбу.

Но я же всё знал. Я всё знал, знал загодя. Я всё сделал правильно.

Какое на редкость дикое состояние: понимать, что от тебя уже ничего не зависит, что всё уже произошло, и повлиять на то, что произошло – никак не возможно. Хоть мы тут все друзья-приятели, неоднократно пересекающиеся в самых разных ситуациях, обстоятельства дают о себе знать. Нервы у всех на пределе, девушки – те вообще на грани истерики. Закурили все, даже некурящие. Чаю нам никто не наливает, поочерёдно прикладываемся к бутылке газировки – гадость редкостная, но даёт минутную паузу в ощущении горечи.
Вызывают. Туда, к себе. По номерам. Не по порядку номеров, а так, как оно на сцене представляется. Жонглёры-эксцентрики-эквилибристы скрываются за дверью первыми. Выходят улыбающиеся, но на вопросительные взгляды делают знак: «без нас», я понимаю, что их там несколько минут ободряли, благодарили, обнадёживали, возможно даже что-нибудь другое посулили. Дальше пошло быстрее. Одна за другой промелькнули танцевальные пары – победители «латинос» и «два притопа – три прихлопа», пародист выскочил как ошпаренный, гармонист вышел, вальяжно помахав ручкой, разговорник, тот просто язык показал…
Четверо нас осталось: сестрёнки близняшки, блестяще делающие акробатический этюд, подтанцовку, бэк-вокал, Миша, скрипач-виртуоз, и я, никакими такими талантами не наделённый. Нет, я конечно, любой зал могу уболтать, конферанс провести, анекдот пошутить, даже стих умею декламировать военно-патриотический, так что внутри всё захолонёт. А самое главное – у меня вся аппаратура. В смысле на мне. И подключить и настроить всё грамотно и профессионально, с гарантией чтобы – это вы ребята рискуете. Но сестрёнки могут ехать только вдвоём, по одной они ну никак не интересны, а Мишку Марина двигает. Они с ним дуэтом такую цыганщину делают, такую Одессу-маму в стиле «белокурая Жизель». А билетов только три.
Ну вот, Оленька всех троих и зовёт. Меня не зовёт.
Долго они там. Так и подмывает подкрасться к двери на цыпочках и подслушать. Но терплю, сдерживаюсь.
Выходят счастливыё, радостныё – всё понятно. Сейчас меня позовут, аппарат по описи принимать.
Нет, не зовут. Лёва из двери выходит. Пачку сигарет достаёт, протягивает, идём к открытому окну.
- Я, - говорит, - сессию завалил. Послезавтра пересдача. Завтра все улетают, а мы с тобой летим в четверг. Я свой билет уже на два обменял. Но ты завтра будешь руководить упаковкой контейнера. И чтобы ничего не забыл, сам понимаешь, будешь крайним, если что. Да, к Оленьке завтра подойдёшь, контракт подпишешь. Три штуки баксов за всё про всё тебя, надеюсь, устроят? Кроме командировочных, естественно.

Песчаный пляж тянется в обе стороны, насколько хватает взгляда. В наличии имеются все пляжные атрибуты: кабинки, киоски, палатки, лежаки, скамейки. На ближайшей к нам скамейке сидит импозантный старичок в белом полотняном костюме, канотье, тёмных очках и с тросточкой.
- Дедушка, извините за глупый вопрос, это что за река? – дедушка аж подпрыгивает от возмущения, очки у него медленно лезут на лоб, а трость угрожающе приподнимается.
- Молодые люди, вы не знаете, что Хабаровск на Амуре стоит?!
- Лёва, нет, ты понял? Это Хабаровск! Это Амур!! Вон там, в дымке – Китай!!!
- Амур? Мы в Хабаровске? Надо обязательно искупаться в Амуре! Только… у меня плавок нет.
- Лёва, у меня есть плавки. В Амуре будем купаться по очереди. Только ты это… в Китай не уплывай… в моих плавках.