Дурной характер

  Вечереет. Хозяйственные дела  по  дому  и  во дворе переделаны,  можно  и телевизор  посмотреть. Отец  лежит  на диване, мама  в своей  кровати.


 – Дед,  ты  знаешь,  что  у  нас  курица  парить  села?
Молчание.  Дед  смотрит  новости  на  «Первом».  Работает только один  канал,  а    когда  мимо грохочут  поезда,  экран  рябит,  изображение  отвратительное.  Приходится  мириться,  так как   железная  дорога рядом,  создаёт  большие  помехи.


 Смотреть  новости – его  регулярное  занятие  Вечером  старается  наверстать   пропущенное  днём.  Знает  всех  дикторов  по  имени  и  отчеству,  осведомлён  в  политических  новостях  страны  и  зарубежья.
 – Ахат,  слышишь? –  Мама  повторяет  свой  вопрос.
 – Слышу,  слышу.  Ну  и  что?  Пусть  парит.
 — Так  ведь  осень  на  носу, поздно  для  цыплят.  Может,  согнать  её  с  гнезда?
  – Пусть  сидит.  Зачем  же  лишать  её  материнского  чувства?
  – Скажешь  тоже,  «материнского  чувства»… Хотя  да,  материнское  чувство  есть  и  у  животных,  и  у  птиц,  кроме  кукушки,  конечно.


  – Посмотрим,  что  будет.  Всё  равно  яйца  уже  засижены.  Если  выпарятся,  в  тепляке  с  курами  перезимуют.  Отведём  им  уголок  с  клушкой,  чтобы  петух  не  обижал. –  И уже  с  раздражением:  Отстань,  не  мешай  мне!  Как  Новости,  так  у  тебя  вопросов  куча!


  Мама  тоже  слушает  новости, но  возникла  новая  проблема.  Дум  теперь  на  всю  ночь  хватит.
  — Бедная  клушка, – произносит  вслух.
  — Ничего  не  бедная.  Где  ты  видела  бедную  мать,  которая  мечтает  иметь  ребёнка?
  — Дед,  какой  ты  у  меня  умный,  однако!   Настоящий  психолог!    Молчу,  молчу. –  Мама  даже рот прикрыла  рукой, заметив,  как  Ахат  сердито  смотрит  на  неё. 

       
  Пришло  время  птенцам  появиться  на  Свет  белый.  Ждём:  сегодня – нет,  завтра – нет, опять нет.
 – Застудила,  наверное, – сокрушается  мама.
  И  вот  Ахат  приносит  в  своей  большой  ладони  маленького,  желтенького,  ещё  не  обсохшего    цыплёнка.
 –  Ах  ты,  Господи!  А  где  остальные? – спрашивает мама,  осторожно  принимая  тщедушный,  писклявый  комочек.
 – Единственный, –  говорит  отец.


  Мама закудахтала, как наседка:
 – Крошечка  ты  моя,  дитятко  милое,  как  же  ты  один-то  на  белый  свет?!  Что  же  делать-то  с  тобой?
 –  Будешь  растИть,  воспитывать,  ты  ведь  учительница у  нас.  А  то,  как  школу  закрыли  да  с  коровами  покончили,  тебе  и  заняться  нечем.  У  меня  хоть  Варвара. –  Дед  любит подтрунивать,  кобыла   Варвара – его  любимица.
 – Скажешь  тоже,   нечем,  а  внуки?  Мы  ведь  без  них-то  почти  не  бываем.

 
  Стал  цыплёнок  жить  в  доме  у  бабушки  с  дедушкой,  без  клушки.  Спал  в  старой  дедовой  шапке-ушанке, быстро  рос,   бегал  по  всей  квартире. Первое  время  поили  его  из  своего  рта,  сложив  губы  трубочкой,  подавая  воду  в  клювик;  варили  ему  пшённую  кашу,  кормили  яичными  белками.  Постоянно  надо  было  быть  начеку,  чтобы   не  наступить  на  жёлтенький  комочек,  а  он  не  давал  проходу,—  так  и  семенил  под  ногами.


  – Дед,  ты  закрыл  дверь  в  коридоре?  Кто-то  стучит.
На  ночь  глядя,   «учеником»  приехала  Света – младшая  дочь,  живет  в  посёлке,  в  десяти  километрах,  работает  учительницей.  Она – их  главная,  можно  сказать,  единственная  помощница.


  Светка, увидев  цыплёнка, растаяла от умиления:
  – Сиротиночка  ты, моя бедная!   Мама,  можно  я  возьму его  с  собой?
  – Возьми,  возьми,  доча,  а  то  мы  всё  время  боимся,  как бы  кот  его  не  слопал.  Мы  рады,  возьми,  хоть  и  привыкли,  и  жалко  расставаться.


  Переехала  сиротиночка  жить  в  благоустроенную  квартиру.  Пока  у  новой   «клушки»  был  отпуск,  цыплёнок  не  отходил  от  неё  ни  на  шаг.  Чтобы  не  наступить  на  него,  Светка  придумала  носить  цыплёнка  в  большом  кармане  фартука,  а  он  там,  как  под  крылом  у  своей  "мамки", спокойно  спал.  Садились  обедать,  дитятке разрешалось  ходить  по  столу,  клевать еду из  тарелок  своих  опекунов и  даже  пакостить тут же,  что  вызывало  бурю  эмоций. 


  Оказался  цыплёнок  петухом. У  него  подрос  гребешок.  Стал  он  шустрый  и  наглый!  Когда  дочь  ездила  к  родителям,  подростка  брали  с  собой.  В  машине  ему  тоже  позволялось  всё: то он  сидел  на  передней  панели  салона,  то  на  плече  водителя,  умудрялся  устроиться даже на  руле;  словом,  где  и  как  ему  вздумается.  И  везде  петух  чувствовал  себя, как в своём  курятнике,  хотя  до  сих  пор  не  знал,  что  это  такое.


  Перезимовав  в  благоустроенной  квартире, Петька,  уже  взросленький, вернулся  в  деревню.

  Весна!  Пригрело  солнышко,  поляны  покрылись  оранжевым  ковром одуванчиков.  Куры  ходят  по  двору,  клюют  зелёную  травку,  букашек,  червячков.  Подпустили  к  ним  петуха – не хочет  Пётр   быть  с  курами.

  Из  города  приехала  старшая  дочь  Альбина.  Летом  в  деревне  вся  жизнь  во  дворе.  Хозяйства  сейчас  не много,  только  кобыла  Варвара  да  куры.  Свободного  времени    стало  больше.  Но  что  это  за  жизнь!?  Из  дома  выйти  невозможно!  Ты  за  дверь,  а  там – агрессор!  Куда  бы  ни  пошёл, нигде  от  него  спасения  нет. Приходится  ходить,  отмахиваясь  палкой.  Петьке  хорошо  попадает,  но  ему  хоть  бы  что!  «Квох,  квох,  квох» – подпрыгнув,  снова  наступает. Ну,  сколько  можно!  Это  же  невыносимо!   С  курами  не  ходит,  сидит  на  крыльце,  поджидает  жертву.  Что  за  ненавистник  такой!  Прямо  бандит  с  большой  дороги!  Откуда  столько  злости?  Он,  наверное,  мстит  нам  за  его  несостоявшееся  куриное  детство:  не дали  жить  с  мамой - клушкой.  Жил  один-одинёшенек,  без  братьев  и  сестёр,  и  даже  подраться  не  с  кем  было.  Ведь  петухи  по  сути  своей  – азартные   драчуны.


  В  очередной  раз  приехала  Светлана  навестить отца  с  матерью  и,  конечно  своего  дитятку.
 – Светка,  что  за  изверга  ты  воспитала!?  Две  недели  хожу,  пятясь задом. В  тепляк – задом,  за водой – задом,  везде – задом.  Палка  эта  уже  приросла  ко мне,  как  я  буду  в  городе  без  неё.


  Светка  хохочет: ну,  избаловали  маленько,  прости.
  – Тебе  смешно,  а  ведь  не  до  смеху!  Эта  «сиротиночка»  никому  прохода  не  даёт и  даже  тебе – кормилице!  Сделай   что-нибудь,  а  то  скажу  Женьке,  он  ему  башку  того…


   Светка, изловчившись, быстро поймала  петуха,  благо  он  ей  в  руки  пока даётся,  родственники  всё-таки,  и кинула  его в  пустую  бочку,  закрыв  тяжёлой  крышкой.
  – Слава  Богу!  Жить  можно,– вздохнули мы.


  Весь  день  петух  просидел  в  бочке:  ни  слуху,  ни  духу.   Вечером  вспомнили  о  нём: «Сдох,  наверное.  Света,  давай  посмотрим.»  Как  только  мы  сбросили  крышку,  Петька  выпрыгнул  из  бочки,  как  чёрт  из  преисподней.  Квох,  квох,  квох –  и… опять  в  атаку!  Но, видимо, вспомнил, что голод – не  тётка,  пулей  полетел  к  собачьей  будке.  Миска  оказалась  пуста. Тогда  с  той  же  скоростью – к  Варваре.  Та  как  раз  пила  воду  из ведра.  И  началось  представление. Ходит  вокруг  кобылы,  растопырив  крылья,  и  так  подскочит,  и  так  подпрыгнет,   ворчит  что-то.  Как  боксёр  на  ринге,  пританцовывая,  то нападает,  то  отступает,  боком,  боком  вокруг  неё.   Варвара  смотрит  на  петуха  и, наверное,  думает:  «Откуда  ты  взялся  такой?  Видела  я  всяких,  но  такого   впервые.  Хочешь  пить?  Пожалуйста.  А  поесть  у  меня  нечего, кроме  сена.  Иди  к  курам,  там  найдёшь  всё,  что  твоей  душе  мило».

 
  На  нас  Петька  тоже  поглядывает: сейчас  я  и  до  вас  доберусь! А  мама,  сестра  и я  при  полном  вооружении  сидим  в  тенёчке.  В  любое  время  он  может  налететь,  и  мы  готовы  встретить врага. А  пока  с интересом  смотрим «бесплатное  кино».


  Вскоре  я  уехала  в  город. Мне  было  интересно  узнать,  как  сложилась  жизнь  петуха  дальше. Привыкший со всеми  вести  себя  бесцеремонно  и  нагло, Петька  за  воротами  налетел  на  соседскую  собаку.  Вот  такая  трагикомедия.  Петух  погиб  смертью «храбрых», но  ради  чего?  Не  ради, а из-за...
Из-за  своего  дурного  характера.