Исповедь стареющего мачо

Я вырос без отца. Батя покинул семью, когда мне было лет семь-восемь. Мать осталась одна с двумя детьми на руках и скромной зарплатой советского инженера в сто пятьдесят рэ.
Одетый и обутый по рангу эконом класса, я рос и часто сталкивался с ситуациями, недоступными моему подростковому пониманию. Мой детский ум, мучительно размышляя над происходящим, пытался разгадать коварные житейские недомолвки. Одни вопросы так и оставались загадкой по причине ещё не развитого возраста, другие – в связи с крайне не социализированным воспитанием.

Мальчик, который взрослеет «на руках матери», становится в дальнейшем мужчиной со многими оговорками. Отсутствие отцовского воспитания видоизменяет логику семейных отношений. Для матери сын – это прежде всего объект любви. Редкая мать будет радеть о житейских испытаниях для своего сына. (Впрочем, А.М.Горький явил нам образец матери иного толка. Но «весовая» доля такого типа матерей в сравнении с общим объёмом традиционного материнского эгоизма крайне мала).
В то же время отец, как бы плох он ни был в плане личной героики, всегда желает видеть в сыне не житейскую теплохладную размазню, но именно героя. Не обязательно героя-воина. Героическое начало может проявляться и в коллекционировании бабочек. Просто мужчина, в котором пошатнулось мужское начало, чувствует внутреннюю потребность восстановить семейный гендерный изъян. Во-первых, стареющему отцу необходим сын-защитник, а во-вторых, кровные узы побуждают отца фантазировать в сыне дальнейшую самореализацию. Поэтому, если отец оказался в своё время плохим и ненадёжным парнем, он тем более постарается уберечь сына от родительского недогляда.
 
А вот благополучный отец, в отличие от проблемного, может просто не обратить внимание на назревающий конфликт в детской.
- Кто бы мог подумать! - скажет он, глядя по факту на случившееся. - Мой сын, моя плоть и кровь, как он мог!..

Давайте вспомним, сколько самонадеянных и циничных оторв выросло в благополучных семьях. Это не удивительно. Пареньку хочется попробовать мир на зубок. "Дайте мне жизнь!" - голосит он "в детской". Ему в ответ твердят: «Играй этюды Черни». Под таким прессом поневоле спятишь! Батя? А что батя? Вернётся батя поздно вечером из университета, поужинает и за книги. «Завтра у него, видите ли, конференция! - прогоркнет будущий клиент спецприёмника. - А у меня жизнь проходит. Я старею, предки!» Кликнет пацан с хрипотцой, как чайка, и в бега…

К чему, спросите вы, эта бравада педагогических размышлений? Вот к чему.
Я прожил жизнь. То, что осталось, – простенькое послесловие к реальному положению вещей. И теперь я могу с «высоты прожитых лет» сказать: всё, из чего я состою, и хорошее и плохое, заложила в меня та давняя материнская безотцовщина. Нежность, повышенная скромность, уступчивость и то главное, о чём хочу говорить – не свойственная мужскому менталитету пугливость. Всё это, как показала жизнь, плоды материнской любви и семейной эстетической моногамии.

Забавно признаваться в трусости людям, знающим тебя как смелого и крутого мужика. Во-первых, не поверят. Начнут приводить факты твоей же биографии, где чёрным по белому написано: смел, крут, непредсказуем.
Но я не зря затеял этот разговор. Мне важно, чтобы люди наконец увидели меня таким, какой я есть в действительности. Когда-нибудь им придётся хоронить меня. И кого? Даже ближайшие родственники толком ничего обо мне не знают. Вернее, знают роль, которую я десятилетиями прилежно играл на житейской сцене. В этом многолетнем спектакле я был мачо – хоть куда!
- С какой стати он разоткровенничался? – слышу удивлённые «вопросы из зала».
Верно, человек, за плечами которого покачивается в котомке прожитая жизнь, ничего просто так делать не станет. Или задумал он что, или хитрит – мол, откровенность за откровенность.
Нет, друзья мои,  –  не то и не другое. Просто разболелась душа. Кто, как ни душа, первая чувствует подступающую тяжесть сердечную и бьёт тревогу? Душа – правдолюбка. И успокоить душевную боль можно только правдой. Кстати, целебные свойства правды, как бы горька она ни была, подмечены давно. И чем горше лекарство на вкус, тем полезней.
Согласитесь, внутренний страх разъедает нашу собранность, личную цельность. Он покрывает «налётом патины» самые светлые чувства и мысли. Объятые страхом, мы отказываемся от элементарной борьбы за существование и твердим опустошённо: «Нет, не я, я не…»
И вдруг, будто укол в больное место, слышу отчаянный крик души:
- Послушайте, ваше «страхопреподобие»! Слушайте, бессовестный транжир моей божественной сущности – я вам больше не слуга! Я отрицаю вас!
На зов души мне предстоит смыть с себя ороговевшую, как отложение диабета, пелену неправды. Да, я хочу стать легче! Мои силы износились на лазурных берегах лжи «во спасение». Я хочу, как в детстве, закрыть глаза и ждать, когда меня поцелует мама. Ведь мама-судьба не изменилась со временем. Она также хороша и желанна, как в годы моего детства. С одной лишь разницей: теперь я знаю точно, что её нет рядом. Я один. Конечно, вокруг меня толпы кровных и не кровных собеседников, и все они любят меня и чтут. Но! Всё, что мне положено пройти, предстоит пройти в одиночку. И единственный способ с честью исполнить этот заключительный житейский марш-бросок – избавиться от накопившихся скелетов в шкафу и расфасованной по мешкам неправды. Иначе не взлететь!
Я верю, бесстрашие подхватит меня, и, как легчайший планерный самолётик, понесёт на зов собственного сердца. А правда (неудобная, горькая, целебная) укажет тот единственный путь, который при рождении был назначен мне Богом. И я следовал ему, пока не научился играть чужие роли и обманывать Всевышнего по системе Станиславского…