Слепая Фемида

СЛЕПАЯ ФЕМИДА

Некоторые вопросы с зав. канцелярией городского суда удобнее было обговаривать в небольшом японском ресторанчике под названием «Тэппан яки». Юный официант в бордовом кимоно и джинсах принёс несколько порций печёных мидий, два ассорти банзай-суси и колбообразный графинчик холодной рисовой водки. Под свою любимую закуску Надежда Петровна особенно охотно обсуждала с коллегой не только дела, не предназначенные для посторонних ушей, но и некоторые приватные вопросы его личной жизни.
- Ох, смотрите, Евгений Алексеевич, не доведут Вас малолетки до добра.
- Она давно не малолетка, а уже совершеннолетняя женщина. И тридцать пять лет разницы в возрасте я всегда смогу компенсировать другими способами.
- Как сказать, - многозначительно заметила его визави и подняла рюмку. – Давайте за наше благополучие. – Надежда Петровна быстрыми глотками выпила водку, со смаком всосала оранжевую плоть моллюска и добавила: - То, что у мужчины в штанах, трудно заменить чем-нибудь другим.
- Вы на что намекаете?
- Испорчу Вам аппетит, дорогой мой, но со слов консьержки к Вашей пассии в последнее время стал наведываться некий франт.
- Может не к ней? – напрягся Евгений Алексеевич и понял всю наивность вопроса.
- Может быть, и не к ней, - охотно согласилась Надежда Петровна и взяла очередную овальную раковину. – Но вот то, что он звонит именно в её квартиру, это точно.
- Квартира, кстати, моя… - снова не совсем уместно заметил Евгений Алексеевич. Услышанная новость совершенно выбила его из колеи. – Впрочем, спасибо за информацию. Я разберусь.
- Почему Вам зрелые женщины не нравятся, а? Такие, например, как я? Овидия не читали? Он писал: «Что у неё отнимают года, то она возмещает стараньем». Или Ваша Томочка тоже очень старательная?
- Я приведу пример из истории русской поэзии. Жуковский в пятьдесят восемь лет женился на девятнадцатилетней девушке. Ситуация вроде моей. И потом, Надежда Петровна, милая, Вы же прекрасно знаете, что я люблю Вас больше всех на свете! Но моя любовь к Вам чисто платоническая. Поверьте, это тоже немало.
- Для Вас, наверное, немало… Ну, да хватит об этом. – Она промокнула пухлые губы салфеткой, достала из сумочки зеркальце, осмотрела лицо и деловито произнесла: - Давайте лучше о хлебе нашем насущном поговорим…

Евгению Алексеевичу в его возрасте и при его статусе ещё не хватало стать героем фарса! Судье даже в кошмарном сне не мнилось, что ему может изменить Тамара. Кто она? Есть никто и звать никак! И вся со всеми своими потрохами вкупе с ребёнком всецело принадлежит и полностью зависит от Евгения Алексеевича!
Приехала девчонка из какой-то Сызрани, устроилась на копеечную зарплату секретарём в канцелярию, при этом ещё слёзно напрашиваясь подрабатывать уборщицей. Прописалась у своей слабоумной бабки и в ожидании её смерти ночевала на кухне. Достоинство у Томки было одно – отличная фигура, которую, впрочем, ещё надо было разглядеть под мешковатыми джинсами и нелепой кофтой. Евгений Алексеевич разглядел. Но «full contact» позволил себе лишь убедившись, что девушка обладает двумя ценными для внебрачной связи федерального судьи качествами – молчаливостью и покорностью. Такая не подставит и свинью не подложит. Именно так Евгений Алексеевич и считал эти два года. Он заставил её уволиться из суда (ему только связи с подчинённой не хватало!) и даже решился на неожиданный для самого себя поступок: «сделал» ей ребёночка и разрешил родить. Полностью взял их на своё обеспечение, пойдя на этот неординарный шаг с одной единственной целью – как можно надёжнее привязать Тамару к себе.
И вот – на тебе! Некий молодой франт!
Может быть, недоразумение?
Но до последнего времени вся информация Надежды Петровны отличалась абсолютной достоверностью. В том же подъезде, где Евгений Алексеевич приобрёл для себя вторую квартиру, жила её сестра. И он не стеснялся интересоваться поведением периодически поселяемыми там любовницами. Но на Тамару у него оказались более серьёзные виды. Жена, которая так и не смогла родить ему ребёнка, тяжело болела тем, что врачи называли зловещим словом «онкология». А доживать в одиночестве старость не хотелось.
Как только Евгений Алексеевич убедился в надёжности Тамары, а главное – в том, что она полностью может удовлетворять все его сексуальные потребности, то не пожалел денег, чтобы сделать из провинциалки элегантную женщину. Созвонился с Максимом, хорошим знакомым и владельцем косметического салона:
- Максимушка, дорогой, здравствуй.
- Здравствуйте, Евгений Алексеевич! Ю о`кей? Как поживает отечественная Фемида?
- Всё нормально, спасибо. Фемида продолжает стоять с завязанными глазами и делать вид, что она беспристрастна. Я к тебе опять с просьбой.
- Сделать из путаны приличную девушку? Нет проблем, Евгений Алексеевич.
- Не угадал, Максимушка. Совсем наоборот.
- Если наоборот, ещё проще.
- Не торопись с выводом. Появилась у меня хорошая подруга, типичная провинциалочка. Излишне скромная и какая-то прибитая, но послушная и старательная. А конечный результат должен быть такой: элегантная женщина с красивой причёской. При сохранности всех личностных характеристик.
Через два дня Максим позвонил и поинтересовался:
- Как Вам результат, Евгений Алексеевич?
- Потрясающе! Спасибо, Максим. Вроде та же самая, но ещё красивее.
- Некоторые женщины обладают уникальной способностью к преображению. Ваша протеже – из таких. Да и материал подходящий: в душе она настоящая артистка. Вы же знаете: была бы фигура, всё остальное мы сделаем.
- Ещё одна просьба. Реши вопрос с её одеждой и нижним бельём. Посоветуй, куда ей лучше обратиться. А мне потом скажешь, кому и сколько я буду должен.
И после всего этого!.. Неужели изменяет? Вот сука!
Надо выяснить этот вопрос самому и сразу.

Тамара числилась матерью-одиночкой и практически всё время находилась с маленькой дочкой. Если бы не Евгений Алексеевич, то ей бы и за хлебом приходилось ходить с ребёнком на руках. Продукты и всё необходимое привозил он, появляясь у неё два раза в неделю. Евгений Алексеевич узнавал также, жива ли ещё её бабушка, за которой, как за инвалидом, ухаживал работник социальной помощи. Томка была привязана к своему ребёнку и жила одиноко, так как кроме бабушки других родных в Москве не имела, а хорошими подругами обзавестись не успела.
Самой звонить Евгению Алексеевичу ей разрешалось лишь в случае форс-мажора. А он звонил ежедневно, а то и два раза в день. И всякий раз Тамара задавала ему вполне естественный вопрос: «Ты сегодня ко мне не заедешь?» Выходило так, что она всегда знала заранее, когда он появится. Следовательно, также знала, когда его не будет. Так что при желании пригласить на квартиру какого-нибудь молодого человека…
Но где она могла его найти? Не на детской же площадке?!
Евгений Алексеевич ехал на свою вторую квартиру, размышляя, как лучше провести разговор, чтобы совместить полезное с приятным. Он пока даже мысли не допускал о том, что не сможет получить последнего. Евгений Алексеевич принял заветную китайскую таблетку, которая всегда заметно повышала его потенцию. Подействует она, правда, не сразу, но… В последний момент даже купил её любимые жёлтые хризантемы. Томка сказала как-то, почему любит именно их: «Они долго стоят», и с улыбкой потупила глаза.
Если она одна – будет приятный сюрприз. Если с любовником (но этого просто не может быть!), то он, разумеется, не будет устраивать скандала. Швырнёт цветы на пол и уйдёт. После этого, насколько Евгений Алексеевич успел узнать Тамару, она заберёт дочку и вернётся к своей слабоумной бабке. Так ей и надо! Пусть поживёт без его помощи!
Но он не хочет, чтобы она уходила! Сильнее накатившего чувства злости оказывалось чувство привязанности к Томке. Он уже не сможет без неё. Она нужна ему.
Звонить в квартиру Евгений Алексеевич не стал. В последние месяцы это вошло в привычку: чтобы случайно не разбудить малышку.
Встретила. Поцеловала. Прижалась.
- Не останешься?
- Нет. Я мимоходом-мимолётом. Вечером надо быть дома.
- Ужин приготовить?
- Спасибо. Уже перекусил. А вот чайку бы попил. Но попозже. Малышка спит?
- Да. Скоро должна проснуться.
- Ничего. Пока спит, мы с тобой, рыбка моя, кое-что успеем.

Их сексуальные отношения протекали в двух вариантах. При первом они носили вполне традиционный характер, но Томке приходилось возбуждать его, делая минет. Второй вариант отличался некоторой экзотикой. Но всё происходило буднично и просто. Евгений Алексеевич не был отъявленным садистом и не держал дома ни плетей, ни – упаси Боже! – наручников. Он вынимал из брюк ремень, укладывал Томку на кровать и лупцевал её по ягодицам. Разумеется, старался бить не сильно, так как его больше «заводил» сам процесс порки, и он совсем не ставил целью доставить ей лишние мучения. Но присутствовал один, если можно так выразиться, «эстетический» момент. Евгению Алексеевичу было неприятно слышать щёлкающие звуки ремня. «Я же не палач!», - заявлял он, и при ударе старался повернуть ремень боком, чтобы тот бил по телу не плашмя и тем самым избегал хлещущего шлепка. Но при таких ударах ремень глубже врезался в нежные округлости, оставляя кровавого цвета полосы и, разумеется, удары оказывались гораздо болезненнее. При этом Евгений Алексеевич почему-то приговаривал: «Ну, давай!.. Давай… Давай!», словно она ему в чём-то отказывала.
Томка должна была лежать молча (плача он не любил), уткнувшись лицом в подушку. Было, конечно, больно и обидно, но что она могла поделать? И думала в основном о том, чтобы его выкрики не разбудили дочку. Она могла вздрагивать и дёргаться, не симулируя болезненные ощущения. Евгений Алексеевич мог остановить порку и, встав на колени, поцеловать её избитую попку, но если член к этому моменту ещё не приобретал необходимой твёрдости, «ласка» продолжалась.
Сегодня первый вариант не удался, пришлось прибегнуть ко второму, но затем у Евгения Алексеевича всё быстро «получилось», и закончили они как раз к тому моменту, когда проснулась дочка. И каждый по-своему был доволен этим счастливым обстоятельством.
Разомлевший и уставший Евгений Алексеевич сидел в кресле и прихлёбывал холодный каркадэ. Красный чай он любил и употреблял на египетский манер – сильно охлаждённым. Поэтому Тамара всегда держала в холодильнике кувшин с заранее приготовленным чаем. Каждый сентябрь, отправляясь отдохнуть на Красное море, он не забывал прикупить большой пакет каркадэ в Луксоре, где его сорт, как уверяли местные жители, отличался особым качеством.
- Томуль, осенью в Хургаду поедем?
- А малышку куда?
- Пристроим где-нибудь.
- Было бы классно!
Евгений Алексеевич смотрел, как любовница (отличная любовница, ничего не скажешь! Какая жена согласится терпеть такое?) кормила дочку молочной смесью из бутылочки.
- Не больно, Томуль?
- Ничего. До свадьбы заживёт, - ответила Тамара, сосредоточенная на кормлении ребёнка.
- Ты думаешь о свадьбе?
- Что? – не поняла она вопроса.
- Замуж собираешься?
- Никто пока не предлагает. – Томка почувствовала, что голос приобретает «судебную» интонацию и насторожилась.
- Говорят, ходит к тебе какой-то франт.
- Какой франт?.. Кто говорит?.. Ты о чём Женя?.. Кто у меня здесь может быть кроме тебя? Отец с братом приезжали на Ксюху посмотреть, но это когда было. Я здесь как в тюрьме.  Иной раз с ума схожу от скуки. Посмотри мобильник, там только твои звонки. Я звоню раз в неделю своим в Сызрань и всё. Тебе нельзя звонить. Да, недавно ещё в детскую поликлинику звонила. - Томка смотрела на него удивлённо-обиженным взглядом, потом протянула телефон. – Вот, смотри, если не веришь.
Евгений Алексеевич невольно протянул руку, но потом отмахнулся.
- Ладно. Пустое. Оставим этот разговор. – Он обнял её, стараясь не потревожить ребёнка, и прошептал: - Но смотри, если ты меня обманешь, я сначала тебя убью, а потом себя, поняла. Дочурку пожалей. Без тебя я теперь уже жить не смогу.
- Сумасшедший! Ты что? – малышку одну оставить!
- Вот ты меня одного и люби.
- А я разве не люблю?
- Любишь, я знаю. Рыбка моя, знала бы ты, как я тебя люблю! У меня ведь это последняя любовь… Ладно. Я пошёл.
Перед тем, как сесть в машину, Евгений Алексеевич посмотрел на окно квартиры: Тамара, как всегда, помахала ему на прощание. Потом она посадила дочку в манеж и пошла в ванную. Сбросила халат и сняла трусики. Специально приобретённым кремом-бальзамом («подорожник + алоэ + йод-трава»), морщась от боли и тихо матерясь, смазала красные полосы на ягодицах.
Вернувшись в комнату, открыла комод, где лежало детское бельё, и из-под одной из стопок достала мобильный телефон. Включила. Ввела PIN-код. Набрала номер.
- Олежек, это я! Ты как?.. Да, как всегда… Слушай, он, наверное, детектива нанял за мной следить. Тебя засекли, когда ты ко мне приходил. Так что давай поаккуратней. Мне объясняться с ним не очень приятно… Нет, рано ещё. Давай, как решили: похороним бабушку, продадим квартиру и тогда уедем. Тем более он мне обещал ещё один брюлик подарить. Они лишними не бывают. Ага… Сегодня, прикинь, спрашивает, почему у Ксюхи волосики светлые, и вьющиеся, а у него – чёрные и прямые. Придурок, блин! Я его минут десять лапшой грузили, пока он не успокоился. Но вообще, знал бы ты, как мне всё это осточертело! Да, понимаю я… Нет, он трус и законы уважает. На это он не пойдёт. Ага… Я сама не дождусь! То все долдонили: помирает, помирает, езжай срочно в Москву и прописывайся. А я и прописаться успела, и родить успела. Я ещё замуж за настоящего судью могу выйти. Круто будет, правда, прикинь?! Ладно, не кипятись. Ты же знаешь, что я не соглашусь… Да, с ней заморочка вышла. Она, блин, ещё нас переживёт! Ага… Целую тебя, Олежек! Люблю – хочу, хочу – люблю… Я тоже. Ну, давай. До встречи!
Тамара выключила телефон и снова спрятала его в комод.

Евгений Алексеевич в это время входил к себе в квартиру. Он уже не раз замечал, как преображается душевно и даже внешне, когда приходит домой. Внутри него словно ломался какой-то стержень, и Евгения Алексеевича охватывало молчаливо-обречённое состояние. Вот он вздохнул запах мазей, которыми пользовалась окончательно разочаровавшаяся во врачах жена по совету какой-то целительницы, и настроение его окончательно поникло. Заглянул в комнату к супруге:
- Наташа, тебе что-нибудь надо?
- Нет, спасибо. Ужин я не готовила, ничего?
- Ничего страшного, я уже перекусил. Отдыхай.
В комнате, приспособленной под кабинет, снял пиджак и лёг на диван. Уставился на висящий на противоположной стене большой декоративный арбалет, привезённый из туристической поездки из Италии.
«Когда же это всё закончится? Когда он сможет приходить домой после работы так, чтобы его встречала не тягостная и вонючая тишина, а детский смех и поцелуй ласковой жены. Когда же, Господи?.. А с Томулей всё должно быть нормально. Надежда Петровна, эта канцелярская крыса в чём-то права. Пройдёт лет пятнадцать, и он превратится в старика, а Томка только по-настоящему расцветёт. Ну, пусть по****ует на стороне раз-другой. Что тут поделаешь? Девка молодая ещё, только соком наливается. От меня всё равно никуда не денется. Уже прикормил её, дал попробовать красивой жизни, приучил к деньгам. От хорошей жизни отвыкать трудно. Надо будет опять с ней по магазинам пройтись, а потом в ресторан сводить. Пусть развеется. После подарков и развлечений она особенно ласково и старательно любит его. Ради этого и стоит ещё жить»…

*   *   *
Май 2006 г.