Две корриды

      



              КОРРИДА ПЕРВАЯ

Они с женой поднимались по ступеням амфитеатра к своим местам. И чем выше поднимались, тем больше портилось настроение: разве издалека увидишь все подробности будущего представления?

Сидения представляли собой не привычные стадионные кресла или хотя бы деревянные скамьи, а высокие каменные ступени, на которых были раскиданы квадраты из толстой фанеры.

- И на них я должна сидеть? – тихо возмутилась Екатерина. – Специально белые брюки надела и – на тебе! Если запачкаю, ты будешь виноват… Всегда нам самые плохие места покупают! На нижних сидениях, я видела, лежали какие-то подушечки…

Вдобавок к этому неожиданному неудобству наша сторона оказалась солнечной.

- Гид, урод ненормальный, нашёл, чем хвалиться: «У вас самые дешёвые места будут!» Лучше бы купил подороже да получше… - Она накренила вперёд полу шляпы, закрываясь от лучей солнца. – Кстати, сами испанцы уже не ходят на корриду. Видишь – больше половины мест пустые? На таких варварах-туристах, как ты, этот кровавый бизнес и держится… Испанцев из-за корриды в Евросоюз даже принимать не хотели, слышал?

Андрей попытался миролюбиво возразить:

- А ты помнишь, что гид говорил про испанского короля? Если в Брюсселе примут решение о запрете корриды, то Испания выйдет из Евросоюза.

Жена быстро сменила мишень своего недовольства.

- Специально целый день спасались от этого едкого солнца! И в магазины с кондиционерами заходили, и по этому бульвару – как его? – Рамбла мотались взад и вперёд, чтобы только в тени оставаться. А тут – на тебе! – сиди на солнце и поджаривайся… Неужели тебе нравится смотреть на убийство?

Ну не напоминать же ей, что корриду страстно любил смотреть Хемингуэй. Не цитировать же ей Пушкина, давным-давно написавшего: «Всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья…»? Тем более, когда гибель грозит не тебе, а кому-то другому…

Андрей не возражал, для чего имелись свои причины. Первая: сам он тоже мог сочинять стихи, хотя и похуже Пушкина. Ну, например, пока его любимая половина выражала своё недовольство, он успел набросать в уме следующее четверостишье:

Не просто этот груз снести:
Жена то ангел, то ехида.
И, как мозгами не крути,
Вся наша жизнь – одна коррида.

Вторая: идея посмотреть корриду в первый и – наверняка! – в последний раз в жизни «живьём» принадлежала Андрею. Пусть «no comment», зато «on line», а не в художественном фильме со спецэффектами. Поэтому он, молча, достал фотоаппарат и стал прикидывать, как можно удобнее загородить объектив от бьющего в глаза светила, которое как приклеенное лежало на крыше противоположной стороны амфитеатра.

До начала оставалось ещё минут пятнадцать. Андрей развернул пёстрый буклет программы на испанском языке. Первым должен был выступать тореадор по имени Антонио Баррера. Почти – Антонио Бандерас!

Недовольное бурчание супруги скрасило оставшееся время и лишний раз доказало, как изменчива наша жизнь. И как расчётливы шоумены. Шла чёрная полоса, а вот сразу – светлая! Потому что как только началось торжественное шествие ярко одетых участников корриды, солнце завалилось-таки за противоположную крышу. И теперь их просмотру и фотографированию уже ничто не мешало.

Первым шёл матадор – главное действующее лицо. Это ему предстояло убить быка. Затем шли его помощники с трудно выговариваемым названием бандерильеро – это те, кто вонзает в спину быка разноцветные, снабжённые острыми наконечниками палки – бандерильи. Интересно, как они это будут делать?

Следом за ними на конях, покрытых жёлтыми попонами, ехал чуть ли не эскадрон пикадоров, вооружённых настоящими пиками. Любопытное совпадение: и по-русски, и по-испански пика – это, получается, копьё.

Завершали парад рабочие арены, которые вели упряжку из двух лошадей, но уже не защищённых никакими попонами. Странно, а что будут делать они?

Когда круглая арена опустела, откуда-то раздался звук трубы. В красном круглом заборе, не испохабленному, как на наших стадионах, никакими рекламными надписями, открылась незаметная дверца и из загона выскочил бык. Он действительно был красив, строен и по-особому пластичен. Андрею приходилось видеть как-то на сельской ферме быка: тот был грузный, тяжёлый и малоподвижный. Никакого сравнения!

А этот выскочил как ошпаренный на середину арены и резко остановился. Сразу стало ясно, что перед ними не домашнее животное из кроссворда, а – зверь! Но постоять ему не дали.

С разных сторон арены через незаметные в ограждении двери вышли сразу несколько тореро, или как их там правильно зовут? Кроме широких малиновых плащей (с изнанки почему-то жёлтые) в руках у них ничего не было. Каждый из них издалека дразнил быка, а когда тот бросался на него, тореро ловко скрывался за своим забором. Разогнавшийся, как паровоз, бык с шумом, слышным на всей арене, ударялся рогами в ограждение и ошеломлённый оглядывался в поисках преследуемого. Замечал в стороне другого тореро, который, слегка отойдя от спасительного забора, помахивал ему своим плащом, и бросался на него. И после такого же оглушительного сотрясения снова останавливался.

Эта часть представления быстро стала ясной. Задача помощников заключалась в том, чтобы загонять и обессилить быка. Он, в конце концов, не жеребец. Побегай-ка из одного конца арены в другой! Да если каждая такая пробежка ещё заканчивалась мощным ударом головой.

Как это ни странно могло бы показаться на первый взгляд, но большинство зрителей, сознавая запрограммированность финала, открыто «болели» за быка, а не за тореадоров. И Андрей был с ними вполне солидарен. Не знаю, что чувствовала средневековая публика во время корриды, когда это зрелище наверняка представляло большую опасность для тореадоров, но сейчас выкрики с трибуны на русском языке отличались редкостным единодушием:

- Ну, зачем ты о забор бьёшься, дурилка? – обращался к быку мужской голос. – Видишь же, что мужик уже спрятался!
- Правее голову поверни! И хана ему будет! – вторил ему другой.

Наконец не выдержала и жена:

- Послушай, действительно! Почему он, как мелкая шавка, бросается на эту тряпку? Видит же прекрасно, что этот тореро в стороне стоит?
- А ты хочешь, чтобы он его на рога насадил?
- Да, ну тебя! Вечно ты всё с ног на голову перевернёшь. Я просто удивляюсь, почему бык такой тупой?
- Были бы быки догадливей и корриды не существовало бы… А откуда у тебя вдруг кровожадность появилась?
- При чём здесь кровожадность?  Я вообще хотела бы, чтобы все они миром разошлись. Ну, погоняли быка по арене и хватит. А убивать-то зачем?
  - Его пока никто и не убивает. А вот он может запросто кого-нибудь из них рогом зацепить так, что мало не покажется.

Как только бег быка замедлился, снова раздался трубный звук. На арену вышли помощники матадора с бандерильями. Их миссия представлялась более опасной. Незащищённый даже плащом-обманкой, держа в каждой руке по цветному дротику, бандерильеро медленно приближался к тяжело дышащему быку, который исподлобья смотрел на него, явно не собираясь нападать на врага раньше времени.

Когда первый бандерильеро подошёл к нему на расстояние четырёх-пяти метров, бык бросился на него. Тот перед самой его головой умудрился изящно отклониться в сторону, вонзить бандерильи быку в холку и быстро отбежать к ограждению.

Можно было себе представить, как эти два, торчавшие из шеи дротика, злили быка и какую причиняли ему боль! С этой секунды зрелище становилось воистину кровавым.

Потом выступил второй бандерильеро. Андрей искренне порадовался за быка, когда этот тореро с первого раза не смог воткнуть оба дротика в хребет животного. Одна пёстрая палка вонзилась, но вторая соскочила на песок. А бык, развернувшись, побежал за неловким тореадором.

Андрей вспомнил наш российский цирк. Если у жонглёра не получался какой-то сложный трюк, он его обязательно повторял. Отрабатывал, так сказать, деньги и доставлял зрителю обещанное удовольствие. Но не думал, что это правило распространяется и на более опасную корриду.

Быстро устав от преследования, бык остановился. Тореро вернулся, поднял упавшую бандерилью и вновь направился к несчастному животному. И вонзил-таки свой дротик ему в шею.

Теперь из холки быка разноцветным цветком болтались в разные стороны четыре бандерильи. Издалека плохо было видно, но не трудно было догадаться, что по чёрной шкуре обильно струится кровь.

- Обрати внимания, что эти, с бандерильями – вообще ничем не защищены. Плащ – какая-никакая защита, которая помогает отвести быка в сторону. Согласись, что ребята необычайно ловко работали.
- Да, им вон сколько других с плащами помогают! Чуть что не так, сразу быка на себя переманивают.
- Естественно. Они – команда. Друг друга должны выручать.
- Дурацкое всё-таки зрелище, - подвела жена итог. – Лучше бы мы фонтаны пошли смотреть.
- Я бы сказал, что это зрелище очень противоречивое. Теоретически мы должны переживать за людей. А возникает прямо противоположная реакция. И, кстати, не только у нас с тобой…

Соответствующее ситуации четверостишье родилось без особого труда:

С хребта свисают бандерильи,
Кровь льётся. Зверь совсем устал
И в раздражительном бессилье
Песок копытами взрывал.

Раздался очередной, как показалось ему, замогильный трубный глас.

По наружному периметру арены закружили пикадоры. Зрелище они представляли почти декоративное: сами пёстро одеты и с длинными пиками в руках. На лошадях - длинные ярко-жёлтые попоны наверняка с каким-нибудь «пуленепробиваемым» покрытием. Дон Кихоты, мать их!

Измочаленный бычок стоял в середине круга, низко опустив голову. Казалось, что больше всего ему сейчас хочется уйти отсюда в своё стойло, и ни с кем больше не связываться. Но не тут-то было!

На арену вышли несколько тореро с широкими малиновыми плащами, которые назывались, кажется, капоте. То один из них, то другой подходили к быку, дразнили его, вызывая на ответное действие. Разозлённое животное не выдержало и побежало за одним из них. Тот добежал до пикадора и спрятался за ним. Бык всей своей массой впился в попону лошади рогами. Не трудно было бы себе представить, чтобы произошло, если бы ни защитные доспехи лошади.

Но и пикадор мух не ловил. Он уткнулся пикой в загривок быку, хотя сил отогнать его от лошади у него явно не хватало. Закрытая с боков большими шорами лошадь, вероятно, не совсем понимала, что это толкает её в бок. Увидала бы – умерла от страха! Она тоже не шестьдесят килограмм весила, но сопротивляться яростному напору быка не могла и боком отступала к барьеру.

Издалека трудно было заметить, наносил ли пикадор повторные удары пикой или просто упирался в бычий загривок, стараясь не подпускать его ближе. Наконец, не выдержав боли, бык сам отвернулся от лошади, сделал несколько шагов в сторону, но тут перед ним возник уже другой тореро и замахал перед глазами малиновым капоте. Он раззадоривал животное своим плащом, грациозно уклоняясь от нападок. Бык бросился на него, но был умело уведён к другому пикадору…

Наконец наступила финальная часть драмы. Поведение вышедшего в последнем «акте пьесы» матадора вызывало невольное восхищение. Он не суетился и не бегал вокруг быка, как бандерильеро, и не сидел в безопасности на лошади с длинным копьём в руке. У самого матадора был только небольшой, натянутый на деревянную палку плащик – мулета.

Матадор продемонстрировал несколько эффектных номеров. Например, вставал перед быком на колени, а тот, как зомбированный продолжал с тупым упорством бросаться на мулету.

«Действительно, - подумал Андрей, - наклони он голову чуть в сторону, и где бы сейчас был этот матадор?! С другой стороны, мышцы шеи, видимо, уже настолько повреждены бандерильями и пиками, что вертеть ею он вряд ли может».

- Уж убил бы он его поскорее, - сказала жена. – Чего животное зря мучить?

Андрей уже понял основной механизм этого поединка людей с быком.

- Он ждёт, когда бык совсем устанет. Пока тот продолжает бросаться на тореро, заколоть его одним ударом шпаги наверняка очень трудно. Проще пока увёртываться и ждать. Но, думаю, осталось не долго. У них весь сценарий должен быть расписан по минутам. Ведь поединков сегодня несколько. Не до утра же зрителям сидеть?

Бычок начал спотыкаться на ровном месте и останавливаться, не добежав до мулеты. Устал, бедняжка… Лишь бы он не умер от потери крови раньше, чем его убьют. Вот тогда позор будет тореадору.

Словно услышав его опасения, матадор, не обращая внимания на быка, который неподвижно застыл в центре арены, пошёл к трибуне. После недолгого разговора кто-то протянул ему шпагу.

Матадор снял шляпу и кинул её через плечо к центру арены. Затем взял в правую руку шпагу, в левую - мулету и решительно направился к быку.

Публика зааплодировала.

Матадор (дословно – убийца?) заставил быка сделать ещё пару наскоков на мулету и, наконец, решил, что пора наносить смертельный удар. Встал в двух метрах от быка, поднял шпагу, высоко задрав правый локоть, и направил остриё в спину. Андрей знал, что она должна была пройти между рёбрами и попасть прямо в сердце. Ни в каком другом случае быка одним ударом не убить. А хороший матадор убивает быка первым же ударом.

Все замерли.

Человек глубоко воткнул шпагу в животного.

Бык продолжал неподвижно стоять. Матадор вынул шпагу из тела и отступил.

- Чего же он не падает? – завороженным голосом спросила Катя. – Он его не туда ткнул, да?

И в ту же секунду бык как подкошенный, лучше эпитета не придумаешь, повалился на бок.

Зрители захлопали, а матадор стал раскланиваться.

- Бедный, бедный бычок, - без особой жалости произнесла жена. – Ладно. Чего дальше смотреть? Пошли в автобус.

И вдруг бык поднялся. Неожиданно очень бодро и быстро вскочил на ноги.

На трибунах раздались крики. Все встали и захлопали ещё раз. Но теперь их аплодисменты явно относились к непокорённому быку. Андрей не выдержал и закричал:

- Молодец, бычара! Держись!

А Катя, сжав ладонями щёки, широко раскрытыми глазами уставилась на арену.

Матадор, стоявший к быку спиной, быстро развернулся и принял защитную позу. Но его жертва не делала никаких попыток броситься на своего убийцу. Прошло несколько секунд. Затем бык покачнулся и неуклюже плюхнулся на песок. И всем стало ясно, что уж теперь-то он мертвее мёртвого.

Один из тореро выскочил на арену и ударил быка ножом в сердце.

«И здесь есть свой «контрольный выстрел», - подумал Андрей.

На арену уже выводили упряжку из тех двух лошадей, которые не были защищены попонами. Вот и они дождались своего часа славы. Быка верёвкой подцепили к упряжке и поволокли с арены.

Следом деловито замахали мётлами служащие, засыпая песком образующуюся борозду и следы крови.

Катя, которая ещё несколько минут назад порывалась уйти, безотрывно и молча смотреть на арену. А я успел сочинить свой очередной экспромт:

Заколот бык, невольник страсти.
Пал от удара острой шпаги...
Мясник разделает на части
Истерзанную плоть бедняги.

Члены нашей туристической группы стали спускаться по проходу к выходу. В программе после корриды стояло посещение «поющих фонтанов» Барселоны.

Никакого угнетённого состояния у себя Андрей не отмечал. Ощущение как после просмотра поединка боксёров высокого ранга, который закончился нокаутом. Нормальный исход зрелища. Даже вспомнился легкомысленный анекдот, который по какой-то причудливой ассоциации связался у меня с только что увиденной корридой. И пока шли к автобусу, Андрей рассказал его жене:

- В кафе два незнакомых подвыпивших мужика сидят "визави". Один пытается на своей тарелке подцепить вилкой скользкий гриб, гоняет его по тарелке и никак не может наколоть вилкой. Второй молча ест суп. Вдруг гриб из тарелки первого выскальзывает в тарелку к соседу. Тот, захватив его ложкой спокойно, отправляет в рот. Первый в шоке. Не видя никакой реакции второго, с раздражением говорит: «А вот хрен бы ты его съел, если бы я его предварительно не замучил!»
- Верно сказано. Хрен бы этот тореадор его заколол, если бы бедолагу сначала не довели до такого измученного состояния.
- И чего смешного? Не понимаю я твой юмор…



КОРРИДА ВТОРАЯ

 В гуще людской толчеи Вовка втиснулся в двери метрополитена, но, пройдя их, стремительно выскользнул из потока, продолжавшего течь в сторону турникетов. Пристроился на своём месте – слева в углу около касс.

Минут через пятнадцать должна была появиться Екатерина Борисовна.

Вовка смотрел в спины проходящей мимо толпы. На него, как это и случается при большом скоплении народа, практически никто не обращал внимание. Только те, кто подходили к кассам за билетами, могли бросить взгляд на высокого подростка-акселерата. Но по утрам в основном шли деловые люди – чуть ли не все с проездными билетами. Во всяком случае – Вовка это знал наверняка – у Екатерины Борисовны проездной был.

Наблюдать за некоторыми женщинами ему было очень интересно. Когда они шли навстречу Вовке, он в первую очередь разглядывал лица. Но сейчас, когда все проходили мимо него, взгляд невольно задерживался на их попах.

Последнее обстоятельство подкреплялось одним «техногенным», как часто говорили по телеку, фактором. Практически во всю ширину фойе пол был смонтирован из металлических решёток, которые образовывали своеобразную «очистительную систему». Она не представляла никакой трудности для преодоления абсолютному большинству пассажиров. За очень малым исключением тех особ прекрасного пола, ноги которых украшали туфли на экстремальных шпильках. Они, разумеется, ясно представляли себе, чем может закончиться неудачный переход через чугунные «Альпы», если тонкий каблук провалится в щель.

В шпильках шли как раз самые привлекательные, по мнению Вовки, девушки. Как только они вступали на этот «грязеочиститель», то изменяли походку и продолжали свою быструю ходьбу уже на носках. При этом их ягодицы начинали колебаться из стороны в сторону так соблазнительно, что Вовка просто не мог оторвать от них глаз.

Он всё чаще поглядывал на часы. Сейчас должна появиться Екатерина Борисовна. Она последнее время ходила в обтягивающих бёдра белых джинсах и, разумеется, на высоких каблуках. Насладиться картиной её перехода через решётчатые панели Вовка мог бы в полной мере, если бы не одно прискорбное обстоятельство: сейчас Екатерина Борисовна ходила в длинном пиджаке, который ровно наполовину уменьшал получаемое удовольствие.

 Разумеется, он сразу, хоть и на некотором отдалении, отправится следом за ней к поездам. И выйдут они на одной остановке. И потом ещё целых двадцать минут он будет вышагивать за ней как на параде до самой школы.

Первый урок сегодня – английский. Его самый любимый, так как преподавала его Екатерина Борисовна.

И начался он как всегда. Раздались первые шаблонные фразы:

- Good morning... Sit down, please... Who is on duty today?

Вовка машинально открывал учебник и тетрадь, а сам не сводил взгляда с Екатерины Борисовны. На предыдущем уроке он отвечал, так что сегодня она его вызывать не должна. Но случилось неожиданное: расслабиться ему учительница не позволила. С какой-то, как показалось Вовке, недоброй насмешкой она произнесла:

- На следующем занятии будет открытый урок. Знаете, что это такое?.. Кто у нас самый большой спец по английскому? Сахранов? Значит, так: Сахранов, Кильганова и Безменова. Вот и проверим, не зря ли вы занимаетесь у репетиторов. Я вам раздам диалоги, мы их раньше проходили. Тексты должны помнить. Сахранов будет сначала обращаться к Кильгановой. А ты будешь ему отвечать, и не вздумай ошибиться. Потом ты будешь задавать вопросы Безменовой. Понятно? Затем я объясняю новый материал, а вы, чтобы все его записывали. У кого не будет снова с собой тетрадей, вызову родителей. Всем всё ясно?

*

Центральное отопление работало на полную мощность – «Теплосеть» судорожно расходовала полученное на зимний сезон горючее. Не «выберут» лимит, на следующий год горючки им, естественно, выделят меньше. А вдруг морозы затянутся? А топить будет нечем! Кто крайний? «Теплосеть»!

Но дураков там не было и, несмотря на раннюю весну и тёплую погоду, радиаторы в квартирах раскалялись от кипятка.

Дома все ходили в трусах и майках. Чтобы было прохладнее, открывали окна. На возникающих сквозняках быстро простужались. Потом толпились в очередях городской поликлиники.

В общем, жизнь шла своим чередом в полном соответствии с определением классика. Следует признать, что плохих дорог становилось меньше, а вот количество дураков почему-то не уменьшалось. Но бог с ним, с Гоголем. Нам уже давно светят другие маяки культуры не золотого и не серебряного века. А тогда какого? Оловянного?

Екатерина Борисовна простудилась в конце апреля. Самая горячая пора и в педагогическом смысле слова. Она заболела, а подменить её в школе было решительно некому. Если только уроками физкультуры.

И заболела как-то неубедительно. Вроде ничего не болит, но во всём теле истома и слабость. И лихорадки нет, но тридцать семь и шесть держится постоянно. И урок могла бы вести, но неудобно, если чихаешь и сморкаешься каждые пять минут. Заболеет ещё кто-нибудь из учеников, скажут – заразила… Вот и приходится «сидеть» на больничном листе.

*

Перед уроком физики Безменова вышла к доске, повернулась к классу и громко крикнула:

- Ну-ка, заткнулись все на минуту! Shut up, придурки!

В ответ полетели вопросы:

- А что случилось-то?
- Чего сама разоралась?
- Е.Б. уже неделю болеет, - торжественно объявила староста.
- А то мы не заметили!
- Ну, и клёво! Пусть дольше болеет.
- Дурак ты, Дёмкин, и не лечишься. Нам годовые отметки кто выставлять будет, физрук? Значит, так! Она наша классная. Её надо навестить. Апельсинов каких-нибудь отнести. Ну, типа – витамины.

Все замолчали. В классе стало так тихо, как редко бывает и во время урока. В принципе с Безменовой все были согласны, но тащиться домой к училке никому, разумеется, не хотелось.

- Богатырёва, - продолжала свою речь староста. – Ты же с ней в одном подъезде живёшь. Зайди, чего тебе стоит?
- Ага! Она мне пару за год грозится поставить, а я ей апельсины понесу! Если только с цианистым калием.

Но Безменову сразу все поддержали.

- Да, ладно тебе, не выёживайся.
- Тебе же легче всех.
- Алиска, чего тебе стоит? Зашла, сунула и bye-bye!
- Тогда пусть ещё кто-нибудь со мной пойдёт. Чего я одна попрусь? – выдвинула условие Алиса.

Снова разом наступила тишина. А Богатырёва вдруг предложила:

- Пусть тогда со мной её любимчик пойдёт, - и она посмотрела на Вовку.

Вовка покраснел, но промолчал. Он никогда не мог быстро и остроумно ответить на чью-нибудь реплику. Но это – во-вторых. А во-первых, ему самому страшно хотелось бы сходить к Екатерине Борисовне. Лишний раз увидеть её. Посмотреть где и как она живёт…

- Решили. На апельсины скидываемся сейчас. Вовчик, после физики сразу и отправляйтесь. Апельсины или мандарины, что попадётся, купите сами. Алиска, ты – интеллектуальный центр, Вовчик, ты – физическая сила. И – самое главное! – скажите, что передаёте ей привет от всего класса, поняли?

Алиса Богатырёва была настолько же невзрачна, насколько красивое было у неё имя. Вовка только сейчас узнал, что она живёт в одном подъезде с Екатериной Борисовной. Есть такие девчата в классе: и сидят в углу, и к мальчишкам не лезут, и в глаза ничем не бросаются. Да ещё закоренелая троечница. И вдруг при всех объявляют, что она – интеллектуальный центр! Чушь какая! Уж кто-кто, но только не Алиса…

Вовка хоть и читал Андерсена, но как-то не догадывался переносить сказочные примеры в жизнь. Ему и в голову не приходило, что есть немало таких гадких утят, которые через два-три года вырастают в лебёдушек-красавиц. И притом весьма практичных…

Не знал ещё Вовка этих житейских премудростей. Он думал только о том, что ему приходится сейчас идти по улице с этой замухрышкой, которая ниже его на целую голову, и одета как-то… не броско и не модно. В общем, ощущения того, что он идёт по улице с девушкой, у Вовки не создавалось. Поэтому он, как всегда молчал, зато Алиса оказалась к его удивлению очень разговорчивой. В классе её не видно и не слышно, у доски вообще слова не вымолвит, а тут - как плотину прорвало. Пока ехали в метро, она болтала о каких-то пустяках, но лишь поднялись на эскалаторе, как Алиса спросила:

- Вовуль, а ты у неё раньше дома никогда не был?
- У кого?
- Ну, к кому мы идём? У Е.Б.
- Нет.
- Странно. Ходишь за ней каждое утро, а до дома не провожал.
- Где я за ней хожу?
- Где-где! От метро и до школы. По вторникам и четвергам, когда английский первый.
- Ты откуда знаешь?
- Ох, ты и тормоз, Вовуль! Ну, я же с ней в одном подъезде живу! Вместе в школу и ездим. Ну, не вместе, а одновременно. Я чаще за ней иду. А ты всегда между нами в метро вклиниваешься.

Эта новость, это разоблачение, эта раскрытая тайна напрочь лишила речи и так немногословного Вовку.

Алиса же продолжала болтать, как ни в чём не бывало:

- Ты на неё запал, да? Ну, это сразу видно. Небось, трахнуть хочешь, да?.. Ну, я же вижу, что хочешь... Она не для тебя Вовуль, понимаешь? - добавила вдруг с неожиданным сочувствием. – Она вроде королевы. А ты… Ну, типа, водила у этой королевы. Начинать надо с кого попроще, понимаешь?

Вовка не знал, что и ответить. Только чувствовал, что жар всё больше и больше охватывает его лицо.

- Ты бы с наших девчат начал. Поднабрался бы опыта, а там, глядишь, и Е.Б. уломал. А так у тебя ничего не получится, можешь мне поверить.

Вовка пыжился и злился всё больше и больше. Он не любил разговоры на эту тему даже с ребятами. А тут какая-то пигалица учит его жизни! И что ей отвечать? Больше всего Вовке хотелось ударить Алису пакетом с апельсинами. Снёс бы её башку на фиг, чтобы не болтала, чего не надо!

- Вовуль, а ты, наверное, ещё с девочками и не трахался, да?.. Чего набычился? Ну, нет и нет. У нас в классе большинство пацанов только языком об этом треплют…

Наконец Вовка нашёлся, что сказать. Стараясь придать голосу как можно больше ехидства и презрения, он спросил:

- А ты сама-то трахалась?
- Конечно.
- Врёшь!
- Зачем? Я этот кайф в прошлом году словила. Вернее – летом, когда восьмой уже закончили. Если попадается парень не дурак, это очень даже приятное занятие. Do you understand me?

Вовка был сломлен окончательно.

- Да ты не расстраивайся, Вовуль. Здесь главное – первый раз попробовать, а дальше у самого пойдёт… Но боюсь, что Е.Б. твоей училкой по этому предмету быть не захочет… Я бы сама могла помочь, да знаю, что тебе не нравлюсь. Это дело вкуса… А тебе Машка Шустина нравится?
- Ну… Ничего…
- Хочешь, я с ней поговорю, и она с тобой переспит. Точнее – проведёт ознакомительное занятие. И лишнего болтать об этом никому не станет. Знаешь, есть некоторые нюансы, о которых неудобно говорить. А когда одни под одеялом, тогда проще.
- Откуда ты знаешь, что Машка согласится?
- От верблюда. Только ты ей большой торт «Наполеон» должен будешь купить. Она его обожает. Жрёт столько, а всё равно не толстеет! Даже завидно... Вот она и захочет.
- За торт?
- Ну, можешь с ней баксами расплатиться, если они у тебя есть. Только кто же со своих пацанов деньги берёт? Она же не проститутка!.. Я почему о ней заговорила? И девчонка симпатичная – тебе такие должны нравится. И специалистка по этому делу. И спокойная как удав. Всё тебе расскажет, всё покажет и по полочкам разложит. Это, конечно, не бином Ньютона, но и там свои секреты… Машке бы школу свою открыть. Представляешь прикол? Школа по лишению невинности мальчиков! Круто, правда?
- Я слышал… Но не верил пацанам…

Наконец-то они подошли к дому Екатерины Борисовны. Вовка даже вздохнул от облегчения, настолько мучительным оказался для него разговор с Алисой.
 
Но его допрос продолжился:

- И чем тебя Е.Б. прельстила, Вовуль? Ведь издевается над тобой в открытую, а ты всё за ней бегаешь!
- Почему издевается?
- Ну, вспомни тот открытый урок. У тебя одного текст был в десять раз больше, чем у Кильгановой и Безменовой вместе взятых. Она их расхвалила, а тебе что сказала? – И Алиса гнусаво протянула: - Тверже надо учить, Володя, тверже!

В этом Алиска была, пожалуй, права. Вовка тогда сам недоумевал, почему Екатерина Борисовна его не похвалила? Ну, запнулся пару раз и всё. А текст был, чуть ли не на две страницы!

Увидев пришедших проведать её учеников, Екатерина Борисовна удивлённо улыбнулась и сразу надела на лицо марлевую маску.

- Это чтобы вас не заразить. Сама не знаю, чем заболела… Проходите… Я очень рада вас видеть. Садитесь… Что нового у нас в классе, рассказывайте?

Вовка предполагал, что Екатерина Борисовна спросит что-нибудь подобное и заранее подготовил ответ. На всякий случай сначала посмотрел на Алису, но та в присутствии учительницы сразу сникла и сосредоточенно рассматривала кухонный гарнитур.

- В классе у нас всё нормально, - начал свой отчёт Вовка. – Все ждём, когда Вы поправитесь и придёте в школу. Кому-то надо тройки на четвёрки исправлять, а кому-то четвёрки на пятёрки. Вот Вас и ждём. И все передают Вам большой привет.

Он вздохнул с чувством выполненного долга.

- А что ты про двойки ничего не сказал? – подала голос Алиса.
- Какие двойки?
- Хотя бы мои. Которые я тоже хочу на тройку исправить.
- Всем всё исправим, ребята, не беспокойтесь. С двойками никто не останется. Готовьтесь только к урокам лучше. А то приходите в класс и ничего не знаете… Ну, ладно. Давайте лучше чаю попьём.

Так как Алиса промолчала, то Вовка согласно мотнул головой и поудобнее уселся за столом.

- У меня торт есть, ребята. «Наполеон». Любите такой?

Алиса фыркнула, а Вовка удивлённо спросил:

- Вы тоже любите «Наполеон»?
- Люблю. А что?
- А у нас полкласса «Наполеон» обожает, - пояснила Алиса. – Но я его стараюсь не есть. Боюсь, потолстею. И так джинсы уже не налезают… Я пойду к себе, Екатерина Борисовна. Буду обедать, мать ждёт. А Вы Володю чаем напоите, а то ему до дома ещё топать. Поправляйтесь и до свидания.

И ушла.

А Вовка с Екатериной Борисовной остались в квартире одни. И оба сначала немного растерялись…

*

Вовка выскочил из квартиры как ошпаренный, бросился к лифту и, завернув за угол шахты, нос к носу столкнулся с Алисой.

- Ну, как?
- Чего? – не понял ошеломлённый неожиданной встречей Вовка.
- Рассказывай, давай, чего у тебя с ней было?
- Ничего не было!
- Врёшь. Я же по лицу вижу, что было.
- Отстань. Дай лифт вызвать.
- Я сама вызову. – Алиса нажала на красную кнопку и повернулась к Вовке. – Вовуль, ну я тебя умоляю. Расскажи… Ну, о чём говорили? Я никому-никому не скажу. Честное пионерское!
- Да ни о чём не говорили.
- Врёшь.
- Ну, она рассказывала, чем американское написание слов отличается от английского.
- А ты чо?
- А я чай пил.
- А ещё что было?
- Ну, говорила о произношении. У америкосов оно совсем другое, чем у англичан.
- А ты чо?
- А я чай пил.
- А ещё что было?
- И всё.
- Врёшь.
- Ну, я потом поцеловал её.

Алиса страшно вытаращила глаза, несколько секунд молчала, а потом с восхищением произнесла:

- Вовчик, ты – Гагарин!
- Какой Гагарин?
- Ну тот самый. Герой, значит! Молоток! Девчонки повесятся, как узнают об этом!
- Ты же слово дала, что никому не скажешь.
- Ну, забыла! Конечно, я никому ни слова не скажу!

Распахнулись двери подошедшего лифта.

- Я поехал. Пока.
- Подожди, Вовуль, я с тобой.

Алиса юркнула в кабинку и спросила:

- А что она сделала, когда ты её поцеловал?
- Ничего.
- Врёшь. По морде схлопотал?.. Да ты не стесняйся, это было бы нормально.
- Ничего не схлопотал.
- А что она сказала? Только не ври. Я сразу замечу. Интересно очень, Вовчик. Это так круто – училке засос поставить!
- Какой засос? Просто поцеловал и всё.
- Ну, и правильно сделал. А она чо?
- Ну, она... Типа… Будем считать, Володя, что мы с тобой чай допили. Вот так.
- Будем считать, Володя, что мы с тобой чай допили, да? Так?
- Ну, так.
- Крутяк! А дальше что?
- Я же сказал, что ничего. Я сразу ушёл.

Лифт остановился, двери открылись. Алиса упёрлась руками в грудь Вовке, оттолкнула от выхода и нажала кнопу. Двери закрылись, и лифт поехал вверх.

- Вовуль, миленький. Точно больше ничего не было?
- Что ты делаешь, дура? Дай остановлю.
- Не трогай эту кнопку! У нас лифт старый. Если на «Стоп» нажать, он встанет и два часа из него потом не выйдешь. Хочешь на два часа со мной в лифте застрять? Слабо?
- Иди ты… Мне домой надо.
- Всё-всё, Вовуль. Сейчас вниз поедешь… А что она сказала, когда ты уходил?
- Да не помню я… Ну, сказала: «До свидания. Заходите ещё».
- Точно?
- Да, а что?
- Так она тебя на свидание пригласила?
- На какое?
- Она же сказала, «Заходи ещё»?
- Она сказала «Заходите».
- Вот как ты тормозить перестанешь, так сразу и поймёшь, что это означает… Так и знала, что эта зараза тебе только оскомину набьёт и выпроводит на фиг.

Лифт остановился, и Алиса вышла на своём этаже.

- Пока, Вовуль. Ты – крутяк!
- Ну давай. И запомни, что ты слово дала никому ничего не говорить.
- Конечно, помню.

Двери кабины захлопнулись, и лифт поехал снова вниз.

Когда в квартиру, где жила Алиса, через несколько минут позвонили, она подумала: «Неужели Вован вернулся? Для «родаков» ещё рано, они на работе торчат до вечера. С девчатами о встрече не договаривалась. Значит, Вован. Раззадорила его стервоза. Сейчас он ко мне начнёт приставать…»

Открыла дверь и опешила.

- Можно к тебе, Алисочка?
- Ой, конечно! Заходите, пожалуйста, Екатерина Борисовна.
- Мама дома?
- Нет.
- Ты опять меня обманула?
- Иногда без этого не получается…
- Тебя не переделаешь… Ну ладно. Я хотела с тобой серьёзно поговорить, Алисочка. Ты девушка сообразительная, это я давно заметила. Тихая мышка, которая хочет быть серым кардиналом.
- Ну уж Вы скажите! Какой там кардинал?
- Не будем спорить. Где нам лучше поговорить: у тебя или у меня?
- Можно и здесь. Только мне по телефону звонят часто, будут отвлекать.
- Ты ещё не пообедала?
- Вот - разогревать собралась.
- Давай сделаем так. Я у себя от безделья приготовила и первое, и второе. Пошли ко мне, там вместе и пообедаем. И поговорим. Как относишься к такому варианту?
- Нормально.

На кухне у Екатерины Борисовны Алиса, как и полагается воспитанной девушке, предложила:

- Давайте я Вам помогу. Что нужно делать?
- Спасибо, Алисочка. Мы будем только мешать друг другу. Кухонька у меня, сама видишь, маленькая.
- Зато гарнитур не хилый!
- Садись вон там, а я сейчас всё на стол поставлю. Сиди и слушай… В общем, - она на секунду замялась, - мы здесь с Володей немного поговорили без тебя…

Екатерина Борисовна повернулась и внимательно посмотрела на Алису.

Та, хоть и постаралась придать взгляду максимальную невинность, не смогла скрыть торжества владения информацией.

- Он тебе всё рассказал?
- Очень вкратце.
- Да, Сахранов у нас лапидарен… Но по существу подробности значения не имеют, если ты знаешь основное… Боюсь, Алисочка, что он от меня не отвяжется. А это никому не нужно: ни мне, ни ему.
- Вы его в метро засекали?
- Ещё бы его там не заметить!
- А если это любовь? – Алиса иронично рассмеялась. – Название такое было у одной старой киношки.
- Ну, а если это любовь, то тем более, понимаешь! Пресекать это нужно как можно быстрее. Боюсь, он глупостей наделает.
- Да… Оказывается он на это способен. Я сама не ожидала…
- Понимаешь, Алиса, если я ему начну читать нотации, то они могут привести к прямо противоположному результату. Нужно какое-то стрессовое воздействие. И чтобы он вся понял правильно, и чтобы при этом не обиделся.
- Двух зайцев сразу убить трудно, Екатерина Борисовна. Это как одновременно за двумя парнями ухлёстывать. Где-нибудь, да споткнёшься… Но что-то придумать надо… Вовка с первого класса такой: весь в себе, слова из него не выдавишь и не поймёшь, что он в следующую минуту может выкинуть. Кто знал, что сегодня всё так получится?!
- Ты права, Алисочка. Ты – умненькая девочка. И что ты предлагаешь?
- Сама не знаю. Надо с девчонками побазарить на эту тему.
- Только всё надо сделать очень аккуратно и тактично…
- Это и ежу ясно, - ответила Алиса, доедая с аппетитом тарелку борща.

*
Девчачий «совет в Филях» состоялся на следующий же день после уроков в сквере, расположенном рядом со школой. Алиса доложила диспозицию «войск», передала просьбу Екатерины Борисовны и добавила:

- Выбора у нас, подруги, нет, если хотим хорошие отметки получить.

И замолчала, сделав вид, что полностью поглощена процессом курения.

По «членам совета» прошла волна охов, ахов и нецензурных восклицаний.

- Итак, - взяла слово Безменова, - наш Вовчик достиг наконец-то периода половой зрелости. Отрадно, конечно, слышать. Но либидо у нормального человека должно быть контролируемым. У нас не тот случай. Какие будут предложения?
- Машуль, возьми его на себя.
- Да ради бога. «Наполеон» плюс большая бутылка зелёного чая.
- Господи! А чай-то тебе зачем?
- Во-первых, он – тормоз. А это – двойная нагрузка. Во-вторых, в этом бычке килограмм восемьдесят не меньше! А я девушка изящная и слабая. Пока с ним покувыркаюсь, с меня семь потом сойдёт.
- Нет! С Машули начинать нельзя. Вован после неё почувствует себя опытным мужчиной, наглости наберётся. Он тогда Е.Б. вообще проходу не даст. Он же упрямый, как бык.
- Здесь нужна электрошоковая терапия. Только, разумеется, без электричества.
- Это как?
- Надо устроить ему какую-нибудь сцену, чтобы после этого он даже смотреть на Е.Б. стеснялся. Пятёрка в году ему по любому обеспечена.
- Психологическое шоковое воздействие?
- Ну, типа того.
- Да, его ничем не прошибёшь! Он толстокожий, как носорог!

Последовало несколько предложений в духе если не маркиза де Сада, то фашистского гестапо. Алиса аккуратно утопила бычок в цветочнице и сказала:

- На самом-то деле Вовчик очень чувствительный мальчик. И ранимый. Его толстокожесть – защитная реакция. Но кожа везде толстой не бывает. Вот это слабое место и надо найти. Тореадор же убивает здоровенного быка тонюсенькой шпагой! Потому что знает, куда бить надо.
- Итак, что мы имеем? – стала резюмировать высказанные мнения Безменова. – Сахранову нравится Е.Б. Он ранимый, импульсивный и тормоз одновременно. Может сгоряча сделать что-нибудь такое, что потом сам локти кусать будет и к Е.Б. на километр не приблизится. Вот к такому поступку его подтолкнуть и надо.
- К какому? – раздался хор голосов.
- Конкретный план действий составит президиум нашего совета. А все остальные об этом разговоре моментально забыли и никому о нём ни слова. Did you understand me, my dear school-friends? А Машуля у нас потом послужит Вовчику утешительным призом.
- Вы что, охренели? Что я вам, мать Тереза?!
- Ты у нас, Машуль, лучшая целительница разбитых сердец. И получишь от нас за это дополнительный «Наполеон».

Екатерина Борисовна вышла на работу после майских праздников. Уже на следующий день после этого Вовка не мог понять, что со всеми случилось. Девчата, глядя на него, насмешливо ухмылялись, а ребята, даже с которыми он был в хороших отношениях, хлопали по плечу, подмигивали и таинственно говорили: «Молоток, Вован! Ты на верном пути!»

Впрочем, догадаться о причине произошедшего оказалось несложно. Особенно, когда к нему на перемене подошла Алиса, отвела в сторону и сказала:

- Мамой клянусь, Вовуль, я никому и ничего! Это сама Е.Б. с Безменовой посекретничала. Ну, а у той друзей – сам знаешь! Вот над тобой все и посмеиваются. Не обращай внимания. Это они от зависти…

Вовка нахмурился ещё больше, но Алисе поверил.

В метро свою любимую учительницу он, разумеется, больше не поджидал. Внешне в отношениях с Екатериной Борисовной у них ничего не изменилось. Она на первом же уроке, внимательно вглядываясь в список фамилий в классном журнале, объявила, кто должен обязательно ей ответить в оставшиеся занятия. Если, конечно, хочет улучшить себе отметку. А остальные могут «не беспокоиться». Сахранова в этом обширном «чёрном списке» не было. Так что, казалось бы, живи и радуйся!

Но Вовка мрачнел день ото дня. Доходило до того, что он, как обычно, спокойно сидел на уроках и внимательно глядел на преподавателя. Но когда тот обращался к нему, никакой реакции не следовало: Вовка, не шевелясь, продолжал пристально смотреть на учителя, словно оглох абсолютно и навсегда. Потом вздрагивал и оглядывался. Смешки вокруг него, естественно, усиливались и учащались. Вовка начинал выглядеть в глазах товарищей круглым идиотом…

Вовка возвращался домой после уроков в одиночестве. Но это не помогло ему сосредоточиться и додумать до конца очень важную мысль: «Кто во всём виноват?»

«Алиска? Но она поклялась, что никому не передавала их разговор. И потом - мне самому не надо было ей ничего рассказывать.

Безменова? Но если той рассказала всё сама Екатерина Борисовна, то, что с Гальки взять? Она трепло известное и всегда во все дырки лезет. Конечно, сразу могла всем разболтать, да ещё и приукрасить в десять раз. Получается, что и к ней претензий нет.

Екатерина Борисовна? А в чём она виновата? К ней полез с поцелуями свой же ученик! Разумеется, она должна была как-то среагировать на это нарушение дисциплины. Вот она со старостой и поделилась. С кем же ещё ей говорить на эту тему? Хорошо хоть, что не с педсоветом!

И что же получается?

Виноват во всём один я?

Да… С меня ведь всё и началось. Сидел бы, дурак, пил чай и слушал бы её. А потом сказал бы «спасибо» и ушёл… И ничего бы этого не было…

Но она так близко сидела… И почему-то показалось, что она хотела, чтобы я её поцеловал… Сам не знаю почему… Или это мне так сильно захотелось, что я перенёс своё желание на неё?..»

Заходить в дом он не стал. Там сейчас маленький братишка начнёт приставать со своими играми и вопросами. А Вовке не до веселья.

Он сел на скамью на остановке и задумался. Надо было принимать какое-то решение. А сидя Вовке думалось всегда легче.

«Самое лучшее – подойти к Екатерине Борисовне и извиниться. Неудобно, конечно, будет, но надо. Это первая половина дела. Но как сделать, чтобы все перестали смеяться надо мной? Не вставать же во время урока и не объявлять всем… А что объявлять и что объяснять?.. Если бы я знал!.. Эта задачка, видимо, так и останется неразрешимой до самых каникул…»

Почему-то вспомнились слова Алисы о Машке Шустиной. И следом в памяти всплыло её сравнение с королевой и водилой. Так вот, если Екатерина Борисовна королева, то Машка у неё - горничная! А Вовке нравится королева, а не горничная!

В этот момент его желудок так сильно заурчал, что сидящая рядом тётка оглянулась на Вовку. Пора обедать. Так и не решив вторую половину своей проблемы, Вовка поднялся с сиденья.

На душе стало немного полегче. Да, объясниться с Екатериной Борисовной - лучше всего. А там видно будет.

К остановке подошёл автобус.

«Эх, сесть бы в него и уехать к чёрту на кулички! Но автобус - кольцевой. Где сядешь, там и слезешь».

Не дожидаясь, пока автобус, подняв пыль, проедет перед ним, он быстро пошёл на другую сторону дороги к своему дому, продолжая думать о том, где ему лучше объясниться с Екатериной Борисовной. 

И был сбит появившимся из-за автобуса автомобилем.

Больше всего Вовку поразила не боль в ногах и спине, а тот факт, что он летит. Раньше он видел, как машина сбивает человека только в кино. Сбила. Он упал. Машина остановилась. Если боевик был очень крутым, то машина могла переехать через человека. Но нигде сбитые люди не летали после удара. Даже странно.

Вовка потерял сознание только в тот момент, когда упал на асфальт. От сильного удара он пролетел метров семь.

Свидетели несчастного случая позже утверждали, что «Мальчик почти поднялся», но потом упал и больше уже не шевелился.


*  *  *

Март-май 2010