Девятка

(Рождественская сказка 1974 года)

«Я там был: мёд, пиво пил;
по усам текло, а в рот не попало».

В моей жизни не было каких-либо удивительных удач или счастливых случайностей. И всё-таки я могу назвать один день, который совершенно нелепо вклинился в другие тысячи моих дней, явно не принадлежа к ним. Это был чей-то чужой день, взятый из незнакомой мне жизни и выпавший мне в то время, когда я меньше всего был готов прожить его. Может быть судьба потому и подарила его мне, зная, что и раньше и позже она обходила и будет обходить меня стороной? При всей воспитанной в нас склонности иметь на всякий предмет вполне определённую точку зрения я не могу решить, какой это был день: хороший или плохой? Знаю только, что день тот незабываемый.

1.

Хорошо остаться на работе за директора мастерских эдак часа на два. Случиться за это время ничего не может, так как, во-первых, разговоры с начальством он провёл утром и уже получил все необходимые «ЦУ», «БЦУ» И «ЕБЦУ», требующие решения или исполнения; во-вторых, Валерий Михайлович не такой человек, чтобы позволить себе отлучиться с работы по столь пикантному делу, если бы здесь оставались какие-нибудь проблемы.

Просто кто-то должен был находиться в конторке, чтобы ответить на случайный звонок или встретить какого-нибудь шального посетителя. И я всегда с удовольствием уходил из шумного цеха «замещать» директора, а заодно почитать «Подвиг», «Человек и закон» или настучать что-нибудь на пишущей машинке. Когда по случаю пасмурной погоды настроение у меня бывало грустным, я грыз блестящую авторучку с директорского стола и представлял (правда, довольно смутно), чем он сейчас занимается с нашей бухгалтершей. Эта стерва мне не понравилась сразу, как только я устроился работать в эту шарашкину контору после техникума. Впрочем, если говорить честно, Светлана мне сначала здорово понравилась: сама она вроде была худенькой, но когда садилась за свои счёты, то вовсю выставляла колени - большие, гладкие и почему-то овальные. Увидев их впервые, я дома долго разглядывал свои торчащие коленные чашечки, круглые и покрытые редкими волосками. У меня, как и у всех нормальных людей, колени были, разумеется, твёрдыми. А у неё они казались мягкими, потрогать бы… Нет, не для чего-нибудь там, а просто так, из любопытства - твёрдые или мягкие?.. Но вряд ли придётся. Да я и сам не хочу связываться с этой дурой, которая вечно надсмехается и называет меня заглаза «прыщавым». И чего только Валерий Михайлович в ней нашел?! Сам-то мужик вроде серьёзный и знающий. А Светлана - шалава. Это точно!

Сегодня, устраиваясь поудобнее в широком директорском кресле, я начал определять, какое у меня настроение. С одной стороны вроде неплохое: мне нравится иногда побыть одному. А с другой стороны - читать сегодня нечего (не ожидал, что он среди недели рванёт с ней на дачу) и погода отвратительная.

Конец декабря, а слякоть. Чёрте что с погодой сделалось!

На столе у директора и в столе ничего интересного не нашёл. Оглядел оклеенные жёлтыми обоями стены, увешанные в самых неожиданных сочетаниях портретами вождей, политическими лозунгами и яркими плакатами разнообразного содержания. Среди них чернильным пятном переливалась стенная газета (моя работа!).

Куда столько? Для чего?.. Впрочем, всё это - наглядная агитация, нужный фактор в идейно-воспитательной работе. Без него нельзя. Я покорно вздохнул, но не без ехидства подумал: то-то Светка с директором наагитировались здесь и скурвились... Ну, да ладно...

Чтобы такое напечатать? Я пересел за соседний стол, вставил в старую «Башкирию» лист бумаги и, водя пальцами по разболтанной клавиатуре, рылся в своих мозговых извилинах в поисках чего-нибудь, достойного быть увековеченным. Но ничего не нашел. Стих что ли сочинить? Пора уже для новогодней газеты придумывать пожелания: "Кому что снится в новогоднюю ночь 1974 года".

Первое четверостишье сложилось неожиданно быстро и я даже засмеялся от удовольствия, хотя и знал, что его придётся выбросить. Но всё-таки вполголоса прочитал его для самого себя:

Снится Родиной Светлане,
Что всю ночку напролёт
Её целует неустанно
Молодой сибирский кот.

Почему кот (под ним я подразумевал, разумеется Валерия Михайловича) именно сибирский? Потому что директор был родом откуда-то из-за Урала. Стихотворный перл меня вдохновил и я начал сочинять новогодние пожелания и сновидения на всех наших сотрудников. Полчаса прошло в творческом порыве и за окном незаметно стало темнеть. Застрял я на Федине:

Снится Федину Матвею,
Что и летом и зимой...

Дальше надо было как-нибудь ввернуть, что он и летом и зимой готов целыми днями играть в футбол.

В это время громко хлопнула входная дверь, я почувствовал, что вдохновение сейчас исчезнет.

- Так, Матвею - зрею, вею, робею... Не то всё, - шептал я, подбирая рифму.
В дверь кабинета постучали.

- Давайте, чего уж теперь, заходите, - разочарованно крикнул я, а в голове вдруг всплыло: «Матвей – хоккей». Здорово! Вот только хоккей здесь не при чём...

И услышал негромкое и вкрадчивое:

- Добрый вечер.

В полумраке дверного проёма (пора уже свет включать) стояла невысокая женская фигура. Она показалась мне тонкой и хрупкой и сразу понравилась этим, что невольно отразилось на моём поведении.

- Заходите, пожалуйста, - важно произнёс я и сам удивился своему барственному тону. Что значит сидеть в директорском кресле!
- Мне Валерия Михайловича.

Ну, вот. Сейчас скажу «Его нет», она повернётся и уйдёт. Я секунду соображал (на самом деле просто думал о том, чтобы она не уходила) и понёс какую-то околесицу:

- Садитесь, пожалуйста, в ногах правды нет... Особенно в таких... И откуда только такие красавицы берутся?..

Встал, направляясь к выключателю. Меньше всего я ожидал, что она вздумает ответить на мой риторический вопрос, считая её сражённой наповал своим остроумием. Но раздался насмешливый ответ:

- Из того же места, откуда берутся типы вроде Вас.

Я сначала не понял. Поняв, смутился. Зажёг свет и сник окончательно.

Вместо ожидаемой Золушки, ищущей защиты, я увидел принцессу, которая сама могла казнить или миловать. Все в ней подавляло меня: и холёное лицо, и дорогая одежда, и тепло-сладкий запах духов, и уверенный голос. Она была не намного старше меня, но… не по Сеньке шапка. Я примирительно шмыгнул носом (целую неделю от насморка не могу избавиться, чёрт бы его побрал!) и севшим на тон ниже голосом подвёл итог нашему дружескому обмену мнениями:

- Нету его.

Казалось бы и всё. Нет, кого надо, и сматывай удочки. Но она продолжала стоять.

- Его сегодня больше не будет?
- Нет, конечно.
- Он со Светой уехал?
- Ага, - я даже не удивился её осведомлённости.

Она закусила нижнюю губку (помаду слижешь, принцесса!) и нахмурила брови; в лице её была какая-то странная смесь и озабоченности и насмешливости, усталости и детского недоумения. А может быть эти чувства просто поочерёдно появлялись на её лице? А кожа матовая... как бархатная.

Я разглядывал её теперь так, как смотрят картины в музее. Свет провёл между нами такую глубокую пропасть, что я уже не переживал о своём идиотском поведении и вообще чувствовал себя невидимым для своей собеседницы. Я буквально смаковал её подбородочек, аккуратные ушки с золотыми серёжками, глаза... ох, чёрт! Она, слегка прищурившись, тоже разглядывала меня.

- Послушай, лапонька, - голос её зазвучал томно, ласково и тихо. У меня даже похолодело в груди. - Тебя не Серёжей зовут?
- Серёжей.
- А я - Лена.

Она очень мило и доверчиво улыбнулась. Я, разумеется, сразу расплылся в самой дурацкой улыбке от такого неожиданного поворота событий. И подошла она совсем близко: протяни руку - и вот она... Лена... Меня вдруг неудержимо потянуло к ней. Я в жизни таких роскошных девушек и не видел, а тут - на тебе!..

- Сереженька, ты сегодня вечером занят?
- Нет, что Вы!
- Мне очень нужна твоя помощь. Очень! Ты мне не откажешь?
- Да, я... Конечно… Это даже хорошо, что Вам надо... то есть... В общем, Вы только скажите...
- Говори мне «ты», Серёженька, хорошо?
Господи, что же такое происходит!? Неужели я ей так понравился? А собственно говоря, почему бы и нет?..

- Видишь ли, Серёженька, мне надо заснять кое-что на кинопленку. И нужен помощник, понимаешь? А так вышло, что обратиться не к кому. Только к тебе. - Я послушно закивал головой. - Ты, наверное, никогда не снимал, но это несложно; я покажу и ты сразу научишься. - Я, как хорошо дрессированный пёс, снова затряс головой, не сводя с неё преданных глаз. - А потом я отблагодарю тебя за помощь...

У меня перехватило дыхание...

- Сложность в другом, Серёженька, - тем же ласковым и уже ставшим для меня родным голосом продолжала Лена. - Надо будет сделать так, чтобы всё это осталось между нами. Ты меня понимаешь?
- Конечно! Никому ничего не говорить, я понял. Я не скажу, вот посмотришь!.. Клянусь!

Я уже чувствовал, что должно случиться что-то необычное для меня, но думал только о том, КАК меня может отблагодарить такая шикарная девушка. Она, наверное, отдастся мне... И я почувствовал, что меня трясёт как в лихорадке…

Мне ещё никогда не было так тепло и уютно и я даже не вспомнил, что забыл вытащить из пишущей машинки лист с напечатанными «новогодними сновидениями», которые завтра утром все увидят. Мы сидели в мягко покачивающейся «Волге» вместе, вплотную! До меня, впрочем, дошло, что это такси, но куда мы едем и зачем? Не всё ли равно? Рядом - Лена. Шуба у неё из такого тонкого и нежного меха, что хочется потереться о него щекой. Я вдыхал одурманивающий запах духов, который наполнял меня розовой лёгкостью и пьяной решимостью сделать для Лены всё, что угодно... Выпрыгнуть из машины? Хоть сейчас! Но так не хочется выпрыгивать ОТ НЕЁ! Поцеловать её прямо здесь, в машине?.. Вот это не знаю... Вдруг обидится... А вообще - поцелую! Почему нет?

Я, тяжело дыша, повернулся к Лене, чувствуя, что нас связывает что-то большое, ещё не понимаемое мною, но что позволяло мне...

 Бровки её удивлённо взлетели вверх, она улыбнулась и приложила палец с длинным красным ногтем (может быть ей надо руку поцеловать?) к губам:

- Тю-тю-тю, лапонька, что это у тебя такие глаза бешеные? Успеешь ещё...

А потом всю дорогу мы смотрели друг на друга, держали друг друга за руки; она что-то шептала мне, щекотала ноготками ладонь и тихо посмеивалась. В полумраке машины вокруг глаз у неё вырисовывались большие тёмные круги, которые придавали ей измученный вид и это возбуждало меня. Представлялось, что эти круги у неё от бессонной ночи, проведенной со мной, что это я её так измучил... И чувство удовольствия смешивалось с желанием пожалеть её, поцеловать эти темные глубокие круги...


2.

Машина остановилась в новом микрорайоне около большого многоэтажного дома. Я плохо представлял себе, где мы находимся, но и это нравилось мне тем, что придавало неожиданному приключению романтический характер. Господи, да я бы за ней на край света поехал!

Я послушно закрыл глаза, когда выходил из лифта и когда стоял перед дверью её квартиры, пока она открывала замок. Стоял и счастливо улыбался. Она могла бы с таким же успехом вести меня на убой. И пошёл бы с песнями! Я и сейчас готов был загорланить что-нибудь от распиравшего меня чувства радости и гордости! Надо же - как повезло!

Раздеваясь в коридоре, я услышал шум из кухни, значит мы не одни? Жаль!

- Может быть сначала чаю, Серёженька?
- Нет-нет, спасибо, я сыт.
- Ну, хорошо. Давай тогда займёмся делом, а там, если останется время, я тебя подкормлю... А то ведь голодный мужчина - не мужчина, не так ли?

Она подмигнула мне и даже чуть-чуть подтолкнула локотком в бок. Какая у неё улыбка! Когда смеётся, то у меня дух захватывает: то ли от налёта порочности на её лице, то ли от ощущения её доступности. И один этот смех возбуждал меня больше, чем если бы передо мной догола разделась какая-нибудь девчонка. Чудеса!..

Мы вошли в комнату. Комната, как комната, ничего особенного. (Я поймал себя на мысли, что жду ещё чего-то необычного). В противоположном от входа углу около шкафа стояла блестевшая игрушками ёлка, слева - тахта, покрытая большущим ковром, он спускался со стены, волной перекидывался через неё и растекался по всему полу. Справа журнальный столик, стулья, радиола (кажется "Эстония-стерео") с выносными колонками, дверь в соседнюю комнату. На стене висели восточные маски каких-то страшилищ с оскаленными зубами. И яркая, слепящая глаза люстра.

Лена подвела меня к шкафу. Правая часть его была занята книжными полками, а левая закрыта дверцей, как у обычного платяного шкафа. Лена открыла дверцу.

- Смотри, Серёженька, в чём весь секрет. Ты должен будешь сидеть здесь - вот и специальное сиденье приделано. Наверху - смотри сюда - отверстие, перед ним ёлка, но она поставлена так, что между её ветвями ты будешь видеть всю комнату. Внизу две полки: здесь заряженные кассеты, а сюда будешь складывать отснятые. Камеру заряжать предельно просто и такой сообразительный парень, как ты, легко это усвоит. Вот, видишь как? Кассета вдвигается и вынимается совершенно свободно. Смотреть будешь в этот окуляр. Пусковой курок на рукоятке - нажимаешь и всё. Понятно? Ух, ты умница моя! Дай-ка я тебя поцелую... Тихо-тихо-тихо... Слушай дальше. Фокус и всё остальное уже установлены, так что больше нигде ничего не трогай. Как увидишь в этом окошке цифру ноль, значит плёнка кончилась. Здесь будет достаточно светло - видишь, в шкафу задней стенки нет. И не душно, хотя пиджак лучше сними. Вот вроде и всё. Ну как, Серёженька, согласен?
- Конечно, согласен. А почему отсюда снимать? Чтобы они не знали, что их снимают?
- Да, лапонька. Это называется «съёмка скрытой камерой». А ты будешь оператором.
- А кого снимать?
- Всех, кого увидишь.
- А меня оттуда точно не будет видно?
- Нет, не беспокойся. Во-первых, там ёлка, а во-вторых, игрушки яркие и так висят, что будут отвлекать внимание... И потом им не до этого будет... Ну, ты сам всё увидишь.
- А что вы будете делать?
- Есть такая игра – «Девятка» называется.
- В карты?
- Не совсем. Она иного характера, и ставки побольше. Ну, это уже неважно; главное, лапонька, чтобы ты всё заснял. Постараешься, а?

Она на мгновенье прижалась ко мне острыми грудками. У меня сразу пересохло во рту и даже голова закружилась, а мысли вертелись с такой сумасшедшей быстротой, что я никак не мог выбрать из них ту самую, которую хотел ей высказать:

- Лена... всё-всё-всё сделаю!.. Понимаешь, Лена, ты мне так нравишься, что прямо... Ну, просто... В общем, знаешь...

Я со всей силы прижал её к себе и услышал у своего уха горячий влажный шёпот:

- Миленький мой, хороший, я тебя так буду любить, что... но попозже, если ты всё сделаешь, как надо...

Она резко отстранилась, предупреждающе подняла к губам палец; такой красивый, тоненький, чистенький пальчик! Ах, как мне хотелось поцеловать его!

- Забыла самое главное, ты мне совсем голову закружил, Серёженька... Снимай только тогда, когда будет играть магнитофон. Он стоит перед шкафом и музыка заглушит шум кинокамеры, так что тебя никто не услышит, но чихать всё-таки не рекомендуется... А сейчас подожди минутку.
Из кухни донеслись приглушенные голоса: один - ее, другой – мужской. Кто он? Муж? Брат?.. Муж не может быть! Я специально посмотрел - обручального кольца у неё нет. Может быть жених? Но тогда зачем она меня целовала и вообще?.. А он наверняка пижон какой-нибудь… Фраер! Сволочь!!.. Фу, черт! Что это меня так заводит? Надо успокоиться и ни о чём другом не думать. Главное - сделать всё так, как попросила Лена. У них будет, видимо, вечеринка, а я должен всех незаметно снять. А потом... А потом… О, господи! Я даже заскулил от предвкушаемого наслаждения. Куда этой шалаве Светке до Леночки! Та - заурядная шлюха, только и есть хорошего, что - коленки! А Лена - принцесса! Сразу видно аристократическое воспитание. И ведь есть же счастливчики, которые могут гулять с такими. Хотя, что - гулять! Женится на ней, будет с ней спать, раздевать, целовать, гладить кожу... Да, везёт же людям! А вообще-то подожди! Ведь она обещала мне... Так, значит, я и есть тот самый счастливчик, которому уже сам начал завидовать? Надо же было такому приключиться! Вот уж действительно, повезёт, так повезёт!

Вошла Лена (моя Лена!) - в одной руке тарелочка с двумя бутербродами, в другой запотевшая бутылка лимонада.

- Подкрепись, оператор. А ситро возьми с собой в шкаф. Пей прямо из горлышка, чтобы стаканом не греметь.

Не отводя от неё глаз, я вгрызся в бутерброд и прошамкал набитым ртом:

- Шпашибо...
- Как позвонят, сразу прячься. Будь наготове. Поместишься там? А то ты у меня такой высокий! Только тебе одному, наверное, будет скучно. А? Бедненький мой. Я бы так хотела, чтобы нас с тобой там кто-нибудь закрыл вдвоём. А? Ты хотел бы?
- Лен, да я...
- Т-с-с-с... Ешь. Я пойду переоденусь.

Она чмокнула меня в щёку и как льдинка выскользнула в соседнюю комнату. А я даже её не обнял, руки у дурака были занята бутербродами!

Прошло ещё с полчаса, я успел дожевать бутерброды и получить от Лены дополнительный инструктаж, основным мотивом которого было «не смущаться».

Она была в жёлтой пушистой кофточке и коричневых брючках: волнующая смесь ласковой кошечки и игривой птички. Лена порхала по комнате, одурманивая меня пряным запахом духов (наверняка французские!), то исчезая на кухне, то отвечая на телефонные звонки, то устанавливая магнитофон, и я пришел к вполне определённому выводу: да, я люблю её, потому что ещё никогда не встречал такой девушки... И потому что она меня тоже любит.

Из коридора донёсся мелодичный звон колокольчика. Лена махнула мне рукой и я с ловкостью рецидивиста шмыгнул в шкаф. Щёлкнул ключ в дверце, ну, вот, начинается...
 

3.

В шкафу оказалось удобнее, чем я предполагал. Взял камеру наизготовку - надо было заснять всех, кто будет входить в комнату. Приник к импровизированному окошечку в стене шкафа, маленькому отверстию по размеру объектива кинокамеры. Лена полулежала на тахте и закуривала папироску. Я не люблю, когда женщины курят, но у нее это получалось очень элегантно. Крещендо взревел включённый у меня под боком магнитофон; я даже решился потихоньку высморкаться...

В комнату неожиданно впорхнула стайка девчонок. Я даже опешил: им-то что здесь нужно? Некоторые приветливо помахали ручками Лене и расселись на стульях; другие поцеловались с ней, а одна совершенно очаровательная девчушка лет 15 обняла её, тесно прижавшись щекой к плечу. Все они чувствовали себя со спокойной уверенностью людей, пришедших к хорошим знакомым. Некоторые со скучающими гримасками посматривали на часы, другие листали иностранные журналы мод, лежавшие на столике; толстенькая блондиночка, поставив на колени вазочку с конфетами, смеялась и что-то кричала своим подружкам. До меня доносились голоса, но слов разобрать я не мог. Жаль, не слышно, о чём они там болтают! Тут я опомнился - снять-то их я забыл! Торопливо приставил объектив к отверстию в стенке шкафа и нажал курок.

В комнату вошёл парень: крысиная морда, очки, худой, хмурый, в руках поднос с бутылками, рюмками. Тот самый, что гремел посудой на кухне; ничего особенного, так себе мужичишка. При желании я бы смог накостылять ему по шее. Поставил поднос на столик и вышел; снял и его. Я теперь решил смотреть на всё происходящее в комнате через объектив камеры, чтобы в нужный момент можно было сразу начать съёмку.

Девчата столпились вокруг столика, как курицы вокруг кормушки, даже толкались по куриному. Но, выпив по рюмке вина, все снова разбрелись по своим местам, ели конфеты, смотрели журналы. Девчата в общем-то, симпатичные, смазливенькие и весёлые. Только молоденькие слишком. С такими потанцевать да в подъезде пожаться - и всё.  И ни одна из них, разумеется, с Леной не сравнится. Вон у той пухленькой сладкоежки ножки хороши (снял), но такой элегантности нет ни у кого... Так что же они будут делать? Явно кого-то ждут ещё. Впрочем, естественно, теперь нужна мужская компания. Хотел бы я знать, где они все здесь поместятся? И диван только один…

Обстановка в комнате оставалась самой непринуждённой. Из коридора изредка выглядывала противная физиономия очкарика - он словно за порядком следил. Девчата, не стесняясь его, поправляли чулки (снял), а одна, подняв юбку, оправила кружевные оборки на трусиках (снял). Трудно сказать, сколько прошло временя, как неожиданно для меня в комнату вошёл очкастый, а за ним двое солидных мужчин в галстуках и с директорскими животами. Они свободно могли бы сойти за папаш любой из этой компании. Один с внушающей почтение лысиной, а другой, как пить дать, генерал, только в штатском: высокий и с военной выправкой.

Девчонки кокетливо поглядывали на них. Хоть бы встали перед старшими! Толстяки приветственно кивали головами, поправляя большие узлы ярких галстуков, переговаривались с очкастым и оглядывали девчат. Сцена как в публичном доме. Очкастый что-то им объяснял, указывая на сидящих вокруг нимфеточек. Лысый вдруг кивнул в сторону Лены (Ишь, сволочь! Заметил, кто лучше! Но не на такую напал! Накось, выкуси!). Очкастый отрицательно покачал головой и громко (даже я услышал) выкрикнул:

 - Стройсь!

Все крали выстроились вдоль тахты как на параде (снял).

Последней справа (их всего было восемь) стояла та самая малолетка, которая обнималась с Леной. Малышка была меньше всех, но с удивительно стройной и ладной фигуркой, маленькими торчащими грудками и... надо же! - с такими же большими и гладкими коленками, как у той проститутки Светланы. Лена осталась сидеть на тахте. Не переставая курить, она со своей чуть усталой полуулыбкой смотрела на этих дурёх.

Я торопливо начал менять кассеты, чувствуя, что сейчас начнётся что-то интересное, но случайно выпустил одну из рук и лишь чудом успел на лету поймать её, прижав к животу. Мгновенно покрылся холодным липким потом. Именно в этот момент музыка смолкла и шум упавшей на дно шкафа кассеты без сомнения все бы услышали. Тяжело дыша, откинулся назад, дождался, пока вновь заиграет магнитофон. Для душевного успокоения молча, но достаточно длинно выругался: коврик не могли подстелить, ё-к-л-м, всё дело бы сейчас загубили!

Пока я, приходил в себя и вновь нацеливался кинокамерой, в комнате произошли поразившие меня изменения. Хороша «игра», что и говорить, возбуждённо думал я, снимая развалившегося на тахте с двумя девицами лысого. Этот, видимо, уже выпил. Другой, высокий, потягивал винцо вместе с очкастым. Лысый же, задрав без зазрения совести и без того коротенькие юбчонки, щипал девок за ляжки. Одна из них кривлялась и весело повизгивала, а другая ничтоже сумняшеся засунула свою руку ему в ширинку. И всеми это воспринималось как должное. Лена, обнявшись с малышкой, оставалась на своём месте здесь же на тахте. Ещё две крали подошли к высокому, и я только сейчас заметил, что они совсем без юбок (снял), из-под коротеньких блузок торчали комбинации, едва прикрывавшие голые ягодицы. Мама родная! Да они без трусов (снял)! Одна, привстав на цыпочках, прильнула к генералу и потянулась губами к его рюмке. А фигурка до чего же хороша! Точёная! Очкастый, подобострастно улыбаясь, похлопывал по заду другую и подталкивал её к гостю.

Только теперь до меня стало доходить, что здесь сейчас произойдёт. Но несмотря на всю неожиданность такого прозрения, увиденное оказалось настолько захватывающим, что я сам, возбуждаясь всё больше и больше, непрерывно снимал то лысого, то его друга, забыв о Лене. Такое и во сне не приснится! А здесь видишь всё своими глазами…

Лысый вдруг заграбастал вероятно не впустую шуровавшую у него в штанах девчонку и начал целовать её в тоненькую шейку, нетерпеливо срывая чёрные шёлковые трусики. А эта дура даже не сопротивлялась, наоборот, обняла его как отца родного, уткнувшись раскрасневшейся рожицей в грудь старому развратнику. Очкастый взмахам руки вновь построил свою капеллу и потряс лысого за плечо, тот непонимающе уставился на него красными, выпученными как у рака, глазами - вот-вот кондрашка хватит. Наконец, сообразив, что от него хотят, довольно резво вскочил, продолжая прижимать к себе распластанную подружку, скинул пиджак, расстегнул брюки. Очкастый продолжал стоять рядом и что-то говорил ему. Уж сейчас бы не мешался! Неужели лысый будет при всех? И светло как днем!.. А эти цацы чего ради выстроились?.. Лысый извлёк из штанин (они держались на одних подтяжках) завидной толщины член и рванулся к первой слева, та повернулась к нему задом... согнулась...

Теперь я понял, что ему предстоит пройтись по всему строю. Третьей стояла пухленькая блондинка-сладкоежка... ишь ты! понравилось старому козлу! Ещё бы! Но очкастый уже был тут как тут и снова что-то затараторил, указывая на остальных. Лысый, не прекращая своего занятия, довольно загоготал, потом чересчур грубо отпихнул от себя блондинку и потянулся к следующей - высокой черноволосой девице с флегматичным лицом. Да, здесь были девочки на любой вкус.

Четвёртая, сосчитал я про себя, но тут услышал, что кончилась плёнка, чёрт бы её побрал - на самом интересном месте! Не уронить бы кассету... Когда я снова уткнулся глазком в окуляр, лысый уже обрабатывал пятую, разошёлся хрыч! Он теперь совокуплялся игриво и его довольное ржанье слышалось даже сквозь джазовый вой. В короткой паузе между песнями я слышал его прерывистые вскрикивания: «Эта рыбка моя... И эта рыбка моя...»

Та очаровательная малышка, которая сидела с Леной, недовольно поднялась и встала в строй. И она тоже?! Этот лысый сатир растерзает её, такую маленькую! Как сама-то не боится!?

Но на седьмой лысый вдруг замер, оскалил зубы, чуть присел и усиленно заработал бёдрами...

Только почему же всё-таки «Девятка»? Их же восемь!..

Ну, вот и всё. Один отстрелялся. Морда лысого расплылась в блаженной улыбке, он вяло оттолкнул девицу и тяжёлым кулем повалился на тахту, нервно похохатывая... Один-ноль.

Очкастый, увидев, что дело сделано, повернулся к высокому. «Генерал» уже без пиджака и галстука (лысый-то в галстуке сношался - интеллигент!) мял и тёр о себя левую крайнюю. Но что-то, видимо, у него не получалось, так как той снова пришлось запустить в брюки свою блудливую ручку. Дело своё она, видимо, знала туго, так как через минуту высокий, развернув девицу, начал, впрочем, не очень ловко, тыкать хорошо откормленным членом ей в задницу. Птичка стремглав отлетела от него, болезненно сморщив носик. Затем, приняв исходную позицию, одной рукой упёрлась в тахту, а другой уверенно направила в нужное русло его дрожавшую от возбуждения плоть.

Высокий, в отличие от лысого, был не игрив, держался с достоинством и, если смотреть только на одно его лицо, то можно было бы предположить, что он не трахается, а подписывает какие-нибудь важные документы... Да, этот точно доберётся до малышки...

Старый чёрт знал, что делать, и упорно шел к цели, не давая себя увлечь, хотя все игроки женской сборной явно добивались этого. Немудрено было застрять на первой же. Я бы, во всяком случае, далеко не ушёл...

И вот настала очередь малышки. Она бойко задрала коротенькую комбинашку, встала на тахту. Осторожно села на угрожающе вытянутый кол, но вроде бы без особого ущерба для себя и, прижавшись к генералу, обняла его за шею руками и обхватила за пояс ногами, повиснув на нём. Ножки у неё оказались полнее, чем я ожидал, удивительно стройные, словно нарисованные. Да, вот именно такие я всегда рисовал на уроках... Малышка тёрлась щёчкой о генеральскую грудь, порывисто целовала, судорожно прижимала его к себе (вернее - себя к нему, так как он стоял непоколебимой скалой, поддерживая её снизу за ягодицы) и плавно подмахивала бёдрами.

Ей-то на кой чёрт это надо, спрашивал я себя. Или им платят премиальные, если клиент опорожнит в них свои семенные пузырьки?..

Но высокий через несколько минуту вежливо, но решительно отстранил малышку, хотя не было заметно, чтобы он кончил. Та отошла в сторону и посмотрела на Лену.

Что это???

Высокий с тем же каменным лицом подошёл к Лене, чуть ли не тыча ей в лицо своим осклизлым членом. Вот скотина! Да прижги ты его папиросой, хотелось крикнуть мне. Но Лена, выпустив струю белесого дыма, аккуратно положила папироску в пепельницу и придвинулась к нему. Я замер. Лена обняла это животное за бёдра и, приоткрыв рот и наклонив голову, стала сбоку покусывать член губами, лизать и вдруг быстро взяла в рот. Её губы сильно растянулись, всё лицо некрасиво исказилось...

Как же так?! Как она могла?..

Высокий запустил пятерни ей в волосы, подталкивая голову Лену ещё ближе к себе. У-у-у-у, сволочь!.. Мне было одновременно и жалко Лену, и противно, что она позволяет так с собой обращаться… Уж стояла бы как все, задом, или как малышка… И то лучше...

Но вот наступил конец и высокому... «Игра» закончилась.

Вот, значит, что такое «Девятка». И девятая - Лена. Кто дошёл, тот и выиграл... И «генерал» получил, что хотел; вон, скот, даже плечами передёрнул от удовольствия. Очкастый услужливо протянул высокому небольшое полотенце...

Да, финал. Только свистка не хватает. Команда, прихватив трусики, выходила в соседнюю комнату. Лена вытерла губы платочком и сунула в рот еще дымящуюся папироску.

Согнувшись в три погибели, я уселся на дно шкафа, смотря перед собой в чёрную стенку. Отложил кинокамеру. Нащупал в углу бутылку лимонада: пустая. Вытер ладонью потный лоб. Все-таки здесь душно. Почувствовал, что трусы у меня мокрые. Я, видимо, невольно кончил вместе с этим «генералом»…

Перед глазами в белесоватом дыму плыло и кривилось лицо Лены с торчащим изо рта членом и я никак не мог отбросить от себя навязчивое представление.


4.

Выпустили меня раньше, чем я ожидал. Комната была пуста. Тихо. Очкастый хмуро взглянул на стопку кассет и одобрительно хмыкнул. Бросил:

- Пошли.

Стали одеваться.

Приоткрылась дверь из ванны и показалась Лена: лицо чисто вымытое и без макияжа казалось необычно белым и бледным.

- Серёжа, зайди сюда.

Я нерешительно стоял, застёгивая пуговицы пальто, и чувствовал на своей спине тяжёлый взгляд очкастого.

- Ну, подойди ко мне.
- Иди, - коротко раздалось сзади.

Я послушно зашёл в ванную. Леночка была в своих коричневых брючках и одном бюстгальтере, в руках большое мохнатое полотенце. Уткнувшись в него подбородком, она испытывающе смотрела на меня.

- Не ожидал такого, Серенький?.. Я сама не ожидала... Это – минет называется. Ну, да ладно, считай, что тебе всё это приснилось.

Лена поцеловала меня в щёку, но я стоял как истукан и даже чуть отстранился. Такая женщина целовала меня, а я...

- Противно?.. - она грустно усмехнулась, отвернулась к зер¬калу и поправила причёску. Несколько секунд стояли молча. - Он тебе заплатит. Не отказывайся. И когда будешь выходить, не смотри по сторонам, будь уж умницей до конца... Он довезёт тебя до дома. И я думаю, ты понимаешь, что об этом никому лучше не рассказывать, и меня искать не надо... Это сказка такая была. Рождественская... Понял? Иди.

Я стоял.

- Ну, иди, иди...

Я стоял. Сейчас уйду и больше никогда её не увижу. Никогда. Такого дважды не бывает.

Лена повернулась ко мне. Коричневые брючки. Золотистый живот с тёмной ямочкой пупка. Чёрный узенький бюстгальтер. Золотая подковка на цепочке. Тонкая шея. И такое родное лицо. Серьёзное, внимательное и грустное... И ещё измученное и красивое. Ах, какое красивое!..

- Можно, я тебя поцелую? Один раз, - прошептал я. Она прильнула ко мне, но лицо отвернула в сторону.

- Иди, спасибо, что выручил…

Очкастый высадил меня недалеко от дома. Смешно вспомнить, но я был тогда почти уверен, что он завезёт меня куда-нибудь на окраину города и убьёт. Избавится, так сказать, от свидетеля.

Я стоял около своего подъезда. Было ещё не очень поздно. Прилипая к залитому снежной жижей тротуару, неслись мимо меня обрывки бумаги и откуда-то выметенные ветром сухие листья. Наверху за мелкой сеткой то ли снега, то ли дождя неуверенно искрились и потрескивали изоляторы на фонарных столбах. Всё было зыбким и мокрым. И только пирамиды мутного света, уткнувшись своими вершинами в фонари, стойко сопротивлялись сильным порывам сырого ветра.

Быстрее бы морозы начинались. Новый год называется...

Нащупал в кармане гладкую жёсткую бумажку – пятьдесят рублей. Половина моей зарплаты.

***
Февраль 1974.