Жизнь и смерть несвятого Петра

               

                К читателю
   Перед  Вами, дорогой читатель, в этом рассказе предстанет образ русского, рабочего человека, каких множество было в предыдущем поколении. И многие, из которых, ещё сейчас соседствуют с нами. Я не ставил своей целью кого-то восхвалить, или кого-то поругать. Просто почувствовал в себе желание продлить память на Земле об этом Петре, моём земляке. А были ещё Иваны, Гаврилы, Николаи, Терентии…Если не разнесёте меня в пух и прах с  моим рассказом, то
до следующих встреч, дорогой читатель!
   
 Было это ещё до коллективизации  колхозной. На свежем воздухе, в  крестьянской семье, да с постоянным привлечением  к непростому крестьянскому труду, рос  здоровым да весёлым мальчишка Пётр. Он  даже  окончил четырёхклассную школу. А это, согласитесь, вкупе с природной смекалкой, доставшейся от родителей, намного лучше, чем  быть  безграмотным.

  Когда в 1941году на нашу  Родину вероломно напали немецко-фашистские войска, Петру исполнилось четырнадцать годков от роду.  И всю войну, вплоть до начала 1945 года, Пётр с полной отдачей сил трудился в родном колхозе. А в самом начале 1945 года Пётр был мобилизован в Красную армию по причине достижения призывного возраста, и отбыл в железнодорожном эшелоне на войну.

  Боевое крещение Пётр принял где-то по пути следования того самого эшелона, которому так и не суждено было довезти призывников до назначенного места их выгрузки. Гитлеровская Германия, озлоблённая своими неудачами на полях войны, огрызалась, как могла, и немецкие бомбардировщики, увидев беззащитный эшелон, тут же набросились на него, и стали бомбить, чем круто изменили судьбу многих призывников, и судьбу Петра тоже.

  Не доехав до фронта, Пётр попал в военный госпиталь на излечение. Осколком бомбы его ранило в левое плечо, к счастью, не задев при этом кости и сухожилия. Свободное перемещение руки в левом плечевом суставе у Петра после излечения оказалось ограниченным, и ему назначили инвалидность. А война тем временем подошла к концу и фашистская Германия капитулировала.

  Теперь Петру предстояла дорога домой из госпиталя. Легко сказать, а сделать это оказалось гораздо трудней. Перед посадкой на поезд у Петра произошла кратковременная встреча с одним  мужиком. Тот был в солдатском обмундировании, но без погон. Он попросил Петра угостить его табачком, заметив, что Пётр крутит “козью ножку”, держа в руках кисет. Пётр, щедрая душа! Как тут откажешь своему брату-солдату? И он отсыпал мужику горку самосада на кусок бумаги. Времени до отхода поезда  было ещё  достаточно. Они  постояли вместе с  незнакомцем около поезда. Покурили. Поговорили о том, о сём, и разошлись. Пётр вошёл в вагон и сел на лавку рядом с проходом. В вагоне собралась разношёрстная публика, и Пётр стал коротать время, присматриваясь к попутчикам.  В конце вагона показалась женщина в сопровождении милиционера. Они шли по проходу и внимательно смотрели на сидящих пассажиров. Поравнявшись с Петром, женщина обратилась к милиционеру: “ Товарищ милиционер, вот этот гражданин был рядом с тем типом”,– и указала на Петра.

  По стечению обстоятельств Пётр был признан сообщником багажного вора, обирающего пассажиров, которым оказался мужик, угостившийся у Петра табачком. Судейская тройка не церемонясь, назначила Петру наказание за сообщничество с преступным элементом. Отъезд поезда в родную сторону отодвинулся  для Петра на три года.

  Пётр отбывал наказание, занимая должность водителя гужевой повозки, для которой на зоне находилась постоянная работа. Инвалидность всё-таки помогла ему самому избежать участи тягловой силы. И всё было бы хорошо, если бы Пётр не оказался в тюрьме между молотом и наковальней. Его повозкой решили  воспользоваться  сидельцы с зоны, где Пётр отбывал наказание.
 Если бы Пётр отказался от перевозки некоего груза в мешках, то ему  дали понять, что его самого упакуют в такой мешок. Конечно же, мешки поехали на повозке Петра. А за теми мешками по горячим следам бежал сам начальник колонии, и добежал - таки, до Петра. Добро своё начальник вернул, и про Петра не забыл. Отправил того из средней полосы России в  северные края, да ещё с довеском в два года.

  Именно там, на севере, уяснил Пётр, что худо и добро не зря люди рядом поминают. То, что он попал на север, это явное худо. А то, что он стал там хлеборезом, это же добро, да ещё какое!!! Отдал  Пётр 5 лет своей неприкаянной жизни Гулагу и прибыл военным инвалидом домой, пред родительские очи.
 
Сколько уже поведано читателю о Петре, а образ его автор не удосужился вырисовать. Исправляюсь. Отсылаю любознательных к картине художника Васнецова ”Три богатыря”. Мой земляк Пётр, вылитый  Добрыня Никитич по внешнему виду, только без бороды. Не любил, Пётр, растительность на лице.

  Какие родители не хотят видеть продолжения своего рода не только в детях, а и во внуках, и даже правнуках? Вот и родители Петра погуляли вскоре на его свадьбе, и вполне умиротворённые, помогали не замедлившему появиться на свет внуку, утвердиться в земной жизни.

Пётр озаботился приобретением специальности, которая помогала бы ему кормить свою семью. Все прошлые трудовые навыки были не в счёт. Они были из разряда для разнорабочих.

Близость деревни к большому городу, в котором заводов не меньше, чем семечек в подсолнухе, подсказала Петру счастливую мысль обучиться специальности сварщика. И совсем скоро Пётр становится сварщиком на заводе дорожных машин. Да сварщиком не, абы каким, а первостатейным, самым востребованным, особенно в моменты авралов в конце месяца, широко практикующихся при  развёрнутом строительстве социализма в нашей необъятной Родине.

  Пётр приспособился удовлетворять запросы заводского производства и свои, самые низменные интересы. Бывало, что в течение нескольких дней, он работал по 2 смены подряд. Таким образом, создавая задел своей работы  для всего цеха, и намного опережая плановое задание. А после этого, c молчаливого согласия начальника уходил в недельный запой. “Тушить пожар души”– так он называл своё такое действие. К концу  запойной недели за Петром посылали гонца с завода, и он, как ни в чём не бывало, вливался в заводские рабочие ряды.

    В перестроечные годы Пётр посерьёзнел, стал привыкать носить шляпу. От работы по-прежнему не отлынивал. А к  двухтысячным годам работа сама исчезла постепенно с родного,  заводского пространства. К этому времени Пётр уже
не первый год плыл по волнам пенсионной жизни, и работал только на приусадебном участке новой жены. Первая жена была верной попутчицей  в самую бурную часть жизни Петра, но на большее ей судьба веку не предоставила, к сожалению.

  Умер Пётр в пору буйного майского цветения, в самый канун Дня Победы, самого волнующего праздника всего русского народа.