Свинство вокруг меня

Личные мемуары о красной эре (56)
С фотоиллюстрациями смотреть здесь:
https://blukach.by/post/1328

 
 Свинство в моей памяти проявляется с далёких 50-х. На деннике (хоздвор в окружении хлевов) в кромешной темноте горит большой костёр, над которым мужики, поднатужившись, держат жердь с подвешенным к ней кабаном. Вертящиеся под ногами хозяйки то и дело выбегают за ворота, чтобы проверить, не маячит ли на фоне чёрно-синего неба фигура уполномоченного из района.

 Тогда уполномоченные всех свиней брали на учёт для того, чтобы после их забоя свиные держатели обязательно сдирали со своих хрюшек шкуру и сдавали государству. Попробуй, не сдай, так накажут материально, что хоть в петлю лезь. Однако государство можно было обдурить. Свинью убить ночью, а когда уполномоченный спохватится, что хлев опустел, соврать, что хрюша околела, и труп выбросили в реку, что по тем временам считалось нормальным методом утилизации всякого гнилья.

 Свиней тогда держали все. По двум причинам. Не было мяса и сала в продаже. Не было за что его купить у соседа. Кормили хрячье отродье чем попало, поскольку на 40 сотках разрешённого приусадебного участка кормов не вырастишь – самим бы прокормиться. В основном рвали траву. Ходили по болотам и заболоченным поймам собирать бобовник. На опушках рвали шнитку. Не брезговало свинство и сорняками с огородов. Такой растительный корм назывался ахрапьем. Его забрасывали в деревянное корыто и измельчали заостренным железным секачом в форме значка доллара $ на длинной ручке. В свиной рацион шли абсолютно все людские объедки. Очень любили свиньи конские испражнения. Как корм они назывались калом. За калом ходили в конюшни и на конские пастбища. А в моей тёщи деревне Цна Лунинецкого района был экономный селянин Хван, который никогда не сходил по большому до ветру, а всегда терпел, чтобы занести переваренное содержимое желудка сразу в свиное корыто – зачем даровому корму пропадать?

 Поэтому свиньи были всегда голодными. Их гоняли на пастбище, словно коров, чтобы питались самостоятельно. Было, что съедали оставленных без присмотра младенцев. Но я лично таких случаев не встречал. Слышал о них от старших и читал в художественной литературе.

 Когда в 1964 году сбросили Хрущёва, и новый руководитель государства Брежнев ограничил остров «свободы» Кубу в поставках хлеба, он перестал быть карточным продуктом и заполнил магазинные полки. Чтобы они не ломались, было разрешено отпускать главный продукт без ограничения. Нашей семье и свиньям семи буханок хватало на неделю. Бутылка вина «Яблочное» стоило столько, сколько и восемь буханок хлеба. Конечно, свиньям этого было мало, и они докармливались ахрапьем и появившейся в продаже ржаной мукой. Но магазинный корм был доступен лишь семьям, в которых был рабочий или сельский интеллигент. Колхозникам деньги ещё не платили. Поэтому они вынуждены были воровать у колхоза. Мне рассказывал ныне покойный житель покойной деревни Большие Торонковичи, как его укоряли дети за то, что батька «сжёг» в обанкротившейся советской сберкассе вклад на 12 машин марки «Волга». Я опешил: как можно было столько собрать? Ответ обескуражил простотой меня бестолкового. С женой работали на ферме. Воровали корма и выкармливали собственных свиней и телят. Сдавали и продавали. Выручку клали на сберкнижку.

 С наступлением холодов начинался повсеместный забой свиней. Поначалу их смолили подвешенными к жерди, переворачивая с боку на бок. Помогали добела раскалёнными в костре металлическими трубами. С появлением бензиновых паяльных ламп дело значительно упростилось.
 
 Когда охотничьи ружья бесконтрольно вывешивались на стенах внутри хат, свиней стреляли. Однажды раненый кабан выскочил из нашего денника и помчал в кусты. Неопытный стрелец бросился следом, на ходу перезаряжая ружьё и стреляя вдогонку. Не помню, с какого разу выстрел получился удачным.

 Когда появились строгие правила хранения огнестрельного оружия, его начали сбывать, а свиней стали резать. Валят борова несколько мужиков набок. Садятся на него. Один перерезает горло. Животина долго издыхает от кровопотери, постепенно ослабляя немыслимой силы удары ногами. Однажды я не удержал ногу и получил удар по часам. Дорогой предмет был разбит. Я стал бояться быть свиным валителем. Вскорости увидел, как в Западной Беларуси муж тёщиной сестры один режет кабана, привязав его за заднюю ногу к столбу. Боров с перерезанным горлом рвётся только вперёд, не догадываясь повернуть в сторону своего умертвителя. Когда, ослабев, падает на передние колени, убийца отвязывает верёвку от столба и пинками гонит обречённое существо на место свежевания. Сразу же в деревне матери заявил, что самолично зарежу свинью, лишь бы не валить её живой. Убийство прошло блестяще. Все восхищались. Особенно был в восторге наш пёс Рейган.
 
 Узнав о моей сноровке, соседка пригласила якобы опытного убийцу устроить свежинку у себя. Я важно зашёл в хлев и обомлел. В меня вперил яростный взгляд хрячище раза в четыре больше наших недокормышей (соседка работала дояркой). Но деваться некуда. Однако пришлось просить хозяйку самую привязать к столбу великана, якобы не пугать его перед смертью. Дело было сделано. Я взял, что обязательно, животное за ухо, всадил нож в нижнюю часть шеи и стал водить им туда-сюда, ища лезвием горло. Нашёл быстро. Но в то время боров заревел, рванулся вперёд и оторвал привязной кол от стены. Я каким-то образом оказался на спине зверюги. Вместе со мной и колом он сделал несколько кругов по периметру хлева, выбил собственной головой дверь и выскочил на денник. Зеваки моментально убежали в хату. Я оказался плохим наездником, поэтому свалился в притоптанный снег. Моментально вскочил и в мгновение ока очутился на дровяной складне. Поносившись по деннику, объект моей охоты начал всё чаще падать на колени – горло-то я всё же успел перерезать. Улучив момент, я соскочил на землю, ухватил долбню для колки дров и огрел ей зверя по голове. Он опешил, умолк и остановился. После второго удара свалился. На тебе, гад, ещё раз, ещё и ещё… Вот теперь можно получше искромсать тебе горло под толстой отвисшей шеей.

 Услышав тишину на деннике, хозяева и мои мама с женой осторожно выглянули из хаты в приоткрытую чёрную дверь. Похвалили меня за проделанную работу. Восхищались моему умельству до тех пор, пока не начали разделку туши. Отчищенная тёркой спина оказалась синей от ударов долбней. Сало из спины было наполнено запёкшейся кровью – дубасил-то я, остервенев от страха и мести. Меня, конечно, вволю угостили свежинкой и самогонкой, но больше на свиноубийство соседка никогда не приглашала. Впрочем, я этому сам был несказанно рад – настолько перетрусил.

 Первого собственного поросёнка я заимел в 1973 году, когда переехал из Минска в пустующую хату бабы Анэты в Веребках. Поскольку мамка постоянно жила за десяток километров в Гадивле, согласилась выкармливать мне мясо с салом – нам с женой ведь на работу в Лепель надо ездить каждый день. Мне оставалось лишь купить хрюшу на базаре. Что и сделал за 20 рублей, провезя покупку с лепельского базара в Гадивлю на велосипеде 20 километров. Но мамка сразу убила мой порыв к животноводству требованием купить мешок муки на прокорм моего четвероногого карапуза. Окончательно сразила меня озвучиванием цены очередной покупки – также 20 рублей. А зарплата моя была постоянной – 86 рублей. Я среагировал мгновенно: предложил ей забрать себе моё живое приобретение, а мне после лишения его жизни дать дополнительно к причитающейся сыновней части ещё свиной продукции на 20 рублей. Соглашение было заключено.

 Каждый раз дважды в год я участвовал в убийстве вепря в Гадивле. Всегда после процесса моя семья имела угощение от пуза и неподъёмную сумку с собой. Но содержать собственное свинство никогда больше не хотел даже в коммунистическом мясном беспределе, то бишь отсутствии мяса. И не потому, что уже жил в Лепеле, а исключительно благодаря собственной сообразительности относительно невыгодности частного свиноводства. Свиней ведь и в городе держали почти все. Даже многоэтажки строили по проекту, который предусматривал сарайчики во дворе. Кому их было мало, рядом пристраивали ещё шанхаи. Просто люди не умели считать, а потому не понимали убыточности свиноводства. Занимались им по инерции, переняв её от сельских родителей, которым не было возможности оставить хозяйство без присмотра на время поездки в Минск за мясом, да и денег на то не было.

 Как держали свиней жители моей трёхэтажки. У каждого был близкий сарайчик, сляпанный из подручных материалов или оборудованный в списанной будке от вахтовой «летучки». Я только посмеивался с несообразительных свинарей и хитростью добытую будку использовал исключительно под мотогараж, ведь за свою трудовую жизнь угробил семь мотоциклов и на восьмом езжу доныне.
 
 Ох, и досаждали мне свиноводы! Через мой гараж гарцевали крысы из соседского слева в соседский справа. Вонизм стоял невообразимый. На улице тучами летали толстые навозные мухи. Я даже ходил жаловаться управляющему «Сельхозтехникой» Владимиру Галушко на частную свиноферму - в его ведомстве был дом. Но начальник поддержал хозяев хлевов со свиньями.

 Однажды соседи Чмыри начали убивать своего любимца. Мой сын Валерик прибежал домой с плачем и стал жаловаться, что дядя Чмырь зарезал поросёночка ростом с кота. Большие ведь не росли из-за бескормицы. Во время замочки процесса компанией зараз съедали мясной приход почти без остатка.

 Один мой далёкий родственник рассказывал, как брат работал на комбикормовом заводе и купил двух поросят с заводской свинофермы. Одного оставил себе, а второго подарил брату. Через некоторое время комбикормовский брат посетил молокозаводского брата и попросил показать собственный недавний подарок. Смотрит на поросёнка-клопа и просит показать того, что дарил. Услышав, что это тот и есть, повёз хозяина кабанчика-недоросля к себе и показал его ровесника. Тот еле в стойло вмещался – на бесплатном комбикорме вырос.

 С 1997 по 2004 год я имел машину «опель-кадет». Заколебала мамка: привези да привези ей комбикорма свиньям в Гадивлю. А это нужно съездить на базар, купить, хоть и за её деньги. После нескольких рейсов спросил у матери: съедает ли она за месяц мяса с салом на 90 тысяч – именно на такую сумму привёз её комбикорма. Ответ был ожидаем: конечно, нет. Но ведь увесистая часть продукции свиного хлева достаётся нам, четырём детям. На что ответил: так не давай, мы обойдёмся, а тебе насколько легче и проще будет жить.
Естественно, она меня не послушалась.

 Теперь практически никто не держит свиней в городе и мало кто в деревне. Зачем, если в любом сельмаге видов мясопродуктов продаётся больше, чем тогда во всех гастрономах Минска, вместе взятых? Прозрели, наконец, люди.

 Одобряю отказ населения от свиноводства. Лучше будем поддерживать государство, у которого мяса в избытке. А ведь свиноферм теперь меньше, чем было раньше. Откудова такой парадокс? А оттудова, что тогда мясо с мясокомбинатов уплывало в чёрную Африку и на смуглые Карибы. Друзей было слишком много, которые согласны были дружить с нами лишь за бесплатные подачки. Вон как сейчас трудно России без друзей.


События далёких лет возвращены к жизни в 2018 году.