Алексей Иванов и его Географ
В аннотации указано, что «роман впервые публикуется в авторской редакции». Пожалела об этом уже на 17-й странице:
« - Да я хоть за кого бы пошла, лишь бы от тебя избавиться!
Надя с досадой грохнула в шкафу плечиками. У неё было красивое надменное лицо с тёмными продолговатыми глазами и высокими славянскими скулами» (с.17-18). Дать портрет героини, конечно, необходимо, но место для него выбрано крайне неудачное. Здесь мог бы помочь хороший редактор, но увы…
Читать было не всегда легко: в книге много нестыковок, так что приходилось возвращаться, вспоминать, прикидывать. Вот несколько примеров того, чего по логике быть не может.
Будкин — близкий друг Служкина, уже пять лет как женатого, и не верится, что Надя и Будкин незнакомы, тем более, что круг общения главного героя весьма ограничен.
Странным кажется и то, что Саша не знакома с Колесниковым (на самом-то деле они успели где-то познакомиться и даже стать любовниками), хотя знает его жену и всю частенько собирающуюся компанию (« - Не понимаю, зачем каждый год устраивать такой кутёж? - недовольно ворчала Надя, шинкуя морковь. - Ладно бы ещё — дата была круглая!.. А так?.. Лишь бы нажраться»). (с. 109)
«На каникулах Служкин сидел дома...» (с. 294) Это весенние каникулы, март. Но на каникулах отдыхают только учащиеся, учителя (когда у них не отпуск, а отпуск бывает летом) ходят на работу — именно так и никак по-другому.
Перед экзаменом географии в девятых классах (который в школе мог быть не ранее июня) Служкин рассчитался (этого потребовала завуч Роза Борисовна). Проходит какое-то время. И вот последняя глава:
«Двадцать пятого мая утром Служкин отвёл Тату в садик и снова завалился спать. <...>
В его школе проходил Последний Звонок. <...>
Церемония на волейбольной площадке уже закончилась, но девятиклассники, видимо, ещё долго оставались на школьном дворе — смотрели друг у друга свидетельства, фотографировались классами и по отдельности, с учителями и без». (с. 504)
Все учились в школе и помнят, что сначала проходит последний звонок (25 мая), потом экзамены, после экзаменов — выпускной, на котором и вручаются свидетельства девятиклассникам и аттестаты закончившим одиннадцатый класс. Так, как написал Иванов: в начале мая экзамены, 25 мая последний звонок, на котором вручили свидетельства, - никогда не было и быть не может.
Трудно поверить и в то, что в середине четвёртой четверти, за месяц-полтора до экзаменов, Служкин отправляется с группой девятиклассников в многодневный поход. То, что родители отпускают в поход на катамаране детей, никогда в подобные походы не ходивших, вообще за гранью понимания.
Главный герой с сентября по конец мая учил Машу и не знал, что она дочь завуча. В это поверить невозможно, тем более, что один из «отцов» - мальчиков, подружившихся с Географом, - сосед Розы Борисовны (« - Овчину хорошо, - завистливо сказал Тютин, вытирая ладонью рот. - Ему пить нельзя. Он на одной площадке с Розой Борисовной живёт, и мамаша его с ней дружит...») (с. 116)
Боюсь утомить своих будущих читателей и приведу последний пример-нестыковку. Служкин ведёт уроки географии в трёх девятых классах (о работе героя в других классах не упоминается), это шесть часов в неделю — треть ставки. На такие деньги в девяностые (да и сейчас тоже) можно было покупать только по буханке хлеба и бутылке молока в день, а герой и день рождения отмечает, и курит постоянно, и на выпивку тратится, и в походы ходит, т. е. берёт напрокат палатки и другое туристическое снаряжение. .. Ерунда какая-то получается: ни на треть, ни на полставки в школе работать нет смысла (то, что за это получишь — копейки, которых не хватит и за коммунальные услуги заплатить), разве только по совместительству, но про другую работу Служкина не говорится...
Недостаточно убедительны, на мой взгляд, характеры некоторых героев. Например, сущность Ветки - школьной подруги и бывшей любви нашего Географа - исчерпывается одной сценой:
«Служкин стал снимать куртку и поинтересовался:
- А благоверный где?
- Колесников-то? На работе, где же ещё?
- Слава богу, - сказал Служкин и вытащил из куртки бутылку.
- Витька! Ты воще!.. - выхватывая бутылку, закричала девушка. - Портвяга! Я сто лет мечтала нажраться! Пошли!
Проходя в кухню, Служкин флегматично заметил:
- С одного флакона не нажрёмся, Ветка.
- А ты Татку из садика сюда приводи, а я пока ещё сгоняю. Татка же нормально с Шурупом играет…
- Нельзя, Ветка, - вздохнул Служкин, срезая пробку с бутылки.
- Жаль, - разливая портвейн по чашкам, призналась Ветка. - Ну, как там у тебя в школе? Молоденькие-то училки есть?» (с. 48)
Выпивка и секс — это всё, что интересует Ветку, и её последующие появления на страницах книги ничего не прибавят к образу героини, а её слова и поступки будут практически «кальками» с процитированной сцены.
Другую подругу главного героя представляю себе чуть отчётливее, чем Ветку-схему: слабая на передок, Сашенька свои связи с мужчинами пытается обставить романтически (такие сашеньки часто встречались по жизни). Однако художественной убедительности героине явно не хватает.
Более полнокровным получился образ учительницы немецкого языка Киры — хищницы, охотящейся за мужчинами и предпочитающей обеспеченных. Хотя, когда не с кем провести ночь, сгодится и Служкин (как, впрочем, и Сашеньке).
Вот сюжетный ход воспринимающийся как неубедительный: главный герой в детском саду встречает свою бывшую одноклассницу, с которой не виделись со школьных времён. А дети-то в одной группе, Тате четыре, значит, не первый год Служкин бывает в садике, и Лена тоже.
«- Лена!.. - вдруг крикнул Служкин её вслед, и она оглянулась. - Лен, мы же теперь каждый день встречаться будем?» (с.55) Чудак Служкин, чудак Иванов?..
Главный герой очень хорошо рассуждает о том, что взгляды на жизнь, в том числе на семейную, формируются в детстве, поэтому он должен ради дочери сохранять семью: «Вырастет Тата и поймёт, что из-за неё у родителей жизнь не в ту сторону пошла, - и каково ей будет жить с этой виной, в которой она-то и не виновата? Каково ей будет, если она поймёт, что родилась нежданная, нежеланная, по залёту, по нашей ошибке? Что она о нас будет думать и о себе самой?» (с.213)
А здесь я перестаю ему верить: «Ты ведь поймёшь меня, да? Ведь день твоей свадьбы и день рождения Андрюши не трудно сопоставить...» (с. 213) То есть Лена, конечно, могла ему назвать и день своей свадьбы, и день рождения сына. Но в то, что Служкин это запомнил, не верится: не мужская это логика, скорее, женская, главному герою не свойственная.
Не хватает убедительности образу Таты: какой-нибудь детали — жеста, словечка, чёрточки внешности ребёнка - художественной подробности, которая, по словам замечательного филолога А.И.Горшкова, «призвана представить изображаемый характер, картину, действие, переживание в их своеобразии, неповторимости» и позволила бы читателю почувствовать, поверить: главный герой любит свою дочку.
Кот Пуджик тоже, на мой взгляд, недостаточно убедителен. Я не верю тому, что он вбежал в квартиру с продолговатым сугробом на спине. Выбравшись из глубокого снега (если допустить, что он туда как-то попал), кот бы перво-наперво отряхнулся: коты не собаки, они не любят купаться в снегу, даже, наступив в лужу, брезгливо трясут лапой.
Про жену главного героя Надю мы ничего не знаем: ни образования, ни профессии, ни подруг — а всё это важно.
Сюжетная линия Служкин-Маша воспринимается надуманной. То есть молодой учитель может, конечно, влюбиться в красивую ученицу, но вести себя в такой ситуации он будет не так, как главный герой. Да и вообще Служкин слишком много говорит и рассуждает об этой своей любви, говорит даже с посторонними — трудно в такое поверить. Что касается четырнадцатилетней Маши, откровенно и настойчиво предлагающей себя взрослому женатому мужчине, то в психологическом плане это неправдиво, особенно если помнить, что мать девочки - завуч Роза Борисовна.
Среди достоинств книги прежде всего - пейзажи: «Вдали в затоне виднелся теплоход — белый-белый, вплавленный в чёрную и неподвижную воду, просто ослепительный на фоне окружающей хмари, походивший на спящего единорога» (с. 68)
Пермь — большой город на большой судоходной реке, и читать об этом интересно.
Замечательны и рассказы Служкина об истории Пермского края: «Мы выходим к кромке обрыва. Внизу — страшная высота. Впереди, до горизонта, разливается даль тайги. Тайга туманно-голубая, она поднимается к окоёму пологими, медленными волнами. И нету ни скал, ни рек, ни просек, ни селений — сплошная дымчатая шкура» (с. 383).
«Здесь жили великие народы, о которых человечество уже давно забыло. Здесь были крепости, каналы, капища. Были князья, жрецы, звездочёты, поэты. Шли войны, штурмами брали города, могучие племена насмерть дрались среди скал. Всё было. И прошло.
Отцы слушают непривычно внимательно. На уроках в школе я такого не видел. По их глазам я понимаю, что они ощущают. Они, конечно, как и я, у Чёртового Пальца тоже почувствовали незримый и неизъяснимый взгляд. И вот теперь у них под ногами словно земля заговорила. До самых недр, до погребённых костей звероящеров, она вдруг оказалась насыщенной смыслом, кровью, историей. Эта одухотворённость дышит из неё и проницает тела, как радиация земли Чернобыля. Тайга и скалы вдруг перестали быть дикой, безымянной глухоманью, в которой тонут убогие деревушки и зэковские лагеря. Тайга и скалы вдруг стали чем-то важным в жизни, важнее и нужнее многого, если не всего». (с. 386-387).
Речь Служкина — ещё одно несомненное достоинство романа. Меткая, афористичная, эмоциональная, она характеризует главного героя как образованного, мыслящего, начитанного. Только не совсем верится, что тот же самый Служкин методично и упорно пьёт водку со своими учениками-девятиклассниками...
Ну и вопрос в заключение: можно ли считать роман Алексея Иванова «Географ глобус пропил» значительным явление современной литературы? Нет, конечно. Наряду с сильными страницами в нём много надуманного, художественно неубедительного, а что касается атмосферы 90-х, то я её не увидела и не почувствовала.
***
Высказалась на днях по поводу художественных достоинств романа А. Иванова «Географ глобус пропил». Убедилась, что на литературном сайте присутствуют люди (пишущие, вроде бы, люди) не видящие и не желающие видеть художественных просчётов писателя, считающие, что главное в книге — содержание, а недостаточно совершенная форма, — мелочь. Для меня очевидно: явной, зримой черты между содержанием и формой нет и быть не может, а недостатки формы отражаются на содержании, становясь его недостатками. Как бы то ни было, постараюсь остановиться именно на содержании и сформулировать своё мнение о героях Иванова.
В виде эпиграфа процитирую Стругацких, слова одного из героев романа «Отягощённые злом».
«У нас есть чувство глубокого удовлетворения, есть чувство законного негодования, а вот с чувством собственного достоинства у нас давно уже напряженка. Поэтому, когда наш немудрящий опыт и наша многоопытная мудрость, столь же глубокая, как глубокая тарелка для супа, сталкиваются <...> просто хотя бы и с отпетым хамом или образцово-показательным подлецом, — мы, как правило, теряемся. Нам бы опереться тут на чувство собственного достоинства, раз уж недостает мудрости или хотя бы жизненного опыта, но собственного достоинства у нас нет, и мы становимся циничными, небрежными и грубо-ироничными».
Начну с того, что для меня является самым важным. Во многих героях Иванова — Служкин в их числе — я не смогла разглядеть чувства собственного достоинства. Не буду останавливаться на Ветке, Сашеньке, Кире, готовых тащить к себе в постель любого. Скажу о главном герое. В том, что не очень хорошо складываются отношения с учениками, больше виноват учитель. Уважающий себя человек, волею судьбы оказавшись в школе, не позволил бы себе вести такие неинтересные уроки (формальные, скучные, «никакие»), какие ведёт Служкин. И педагогического образования тут не надо, надо просто немного потрудиться, посидеть в библиотеке, поискать интересный материал, что для умного, эрудированного Служкина не проблема.
Молодой, здоровый, сильный мужчина довольствуется грошами, которые платят в школе (в настоящее время за свои шесть часов он не получил бы и трёх тысяч в месяц). В трудные времена можно согласиться и на непрестижную должность. Лично я больше уважала бы главного героя, если бы он подрабатывал сторожем. Работа такая, что времени для чтения и философствования сколько угодно — развивайся на здоровье. Но, похоже, что «труд упорный» нашему герою, как и когда-то Онегину, «тошен». Только у Онегина были сотни (а может, и тысячи, Пушкин этого не уточняет) крепостных. У Обломова, кроме Захара, ещё «триста захаров». А кто должен содержать Служкина? Жена? Родители? Жить-то хочется хорошо и полнокровно: отмечать дни рожденья, ходить в кино, беспрестанно курить, часто покупать спиртное, а что касается такого хобби как туризм, то оно требует немалых вложений.
Безответственность главного героя переходит все мыслимые границы. Сплавляться на катамаране с группой девятиклассников, никогда в подобных походах не бывавших, — такое адекватному учителю и в страшном сне не приснится (это если предположить, что родители отпустят детей в такой поход и школьная администрация даст добро — чего не может быть, потому что не может быть никогда).
Пьянство и сопутствующие ему явления: драки, приводы в милицию, конфликты с женой, попытка совратить четырнадцатилетнюю ученицу — это поступки нашего героя. Конечно, Служкин, умеет хорошо и красиво рассуждать. Однако характеризует человека прежде всего то, что он делает.
Мне могут возразить, что судьба Служкина нелегка и время тяжёлое - «лихие девяностые» - вот и пьёт с горя. Тут уж я никак не соглашусь. Во-первых, жизнь героя складывается удачно: получил хорошее образование, здоров сам и здоровы близкие, растёт дочка, есть жильё, есть интересное хобби, есть друзья (какие — другой вопрос, но ведь «каждый выбирает по себе»). Во-вторых, «лихие девяностые» коснулись героя лишь чуть-чуть, настоящих ударов судьбы он не испытал, может, поэтому так расслаблен, безволен и душевно ленив.
Автор данной статьи немного старше автора романа, но они люди одного поколения, молодость которого пришлась на 90-е. Так вот, то, как эти пресловутые 90-е «прокатились» по жизни автора статьи, многих его родных и друзей, не идёт ни в какое сравнение с жизнью счастливчика Служкина. Конечно, кое-кто из знакомых мужчин стал чаще «заглядывать в бутылку», кое-кто из женщин сосредоточился на поисках богатенького папика — было такое, что скрывать. Но большинство не просто работало — пахало, чтобы выжить, поднять детей: работа (часто не одна), подработка (какая придётся — тяжёлая, грязная, не по специальности — на всё соглашались), огороды, деревня: посадить картошку, лук, чеснок, вырастить, потом постараться продать. И никто не отвернулся от пожилых, больных родителей: помогали, ухаживали, научились и уколы делать, и массаж.
Тяжёлое, смутное, лживое было время, и мы ничего не могли изменить, но мы старались не прогнуться под царящее безвременье. Позволю себе процитировать великого Искандера: «Быть честным в рамках собственной жизни, что тоже нелегко, но тоже возможно. И этим самым сохранить храбрый огонёк живой души, который, конечно, не может озарить страну, но он побеждает идею полноты мрака!»
В интернете познакомилась с немалым количеством отзывов читателей. Многие сочувствуют главному герою, чистому душой, вынужденному жить в провинции среди грубых и не понимающих его людей. Наивное суждение. Провинция, по большому счёту, — понятие не столько географическое, сколько духовное. Глубокий, серьёзный, духовно богатый человек не потеряет себя нигде, даже в малой деревушке. А уж Пермь — город-миллионник, у Пермского края интересная история, он богат полезными ископаемыми, там протекают большие судоходные реки Кама и Чусовая. Служкин — знаток истории и географии своей малой родины (так я определяю то, что некоторые называют «провинцией») - даже не пытается найти применение своим знаниям (так написано у Иванова: герой много времени проводит дома, занимается домашними делами, пьёт, даже с учениками, иногда совмещая выпивки с вылазками на природу, общается с друзьями (тоже посредством выпивки), а поискать работу или подработку ему, похоже, и в голову не приходит).
Настораживает то, что читатели оправдывают Служкина. Многие так и пишут в отзывах: герой — один из тех, с кем встречаешься каждый день, он близок и понятен, он такой как все. То есть нетребовательность к себе, безволие, привычка плыть по течению, постепенно опускаясь, — качества обычные, привычные, следовательно, нормальные, и образ Географа вполне отвечает запросам массового читателя. Критики у нас давно уже нет, кого печатать и раскручивать, решают издатели, главная цель которых - прибыль. Раскрутят, расхвалят в заказанных статьях — и готов кумир для «простых людей» (очень не люблю выражения «простые люди»: люди — сложные, а упрощают и опрощают их с определёнными целями).
Думаю, что связывать образ Служкина с «лихими девяностыми» - натяжка. Служкины были всегда, только делать из них героев времени стали не так давно.
В заключение процитирую Рождественского. Не получается выделить самое важное: всё самое важное, поэтому стихотворение, которое помню со студенческих лет, приведу полностью:
Укоры друзей
и семьи
забудьте,
в расчет не берите!
И все неудачи
свои
вы сразу
на время валите.
Пусть вас не тревожит
ничто. Зарывшись в уютную вату,
кричите, что время —
не то!
Твердите:
оно виновато!..
Минуты,
недели,
года
пускай отвечают,
покуда
бегут
неизвестно куда.
Летят
непонятно откуда.
И если вам в полдень
темно,
и если на празднике
горько,
валите на время!
Оно
все выдержит,—
вон его сколько!
Пускай отвечает сполна,—
за что? —
это, в общем, не важно.
Хотя бы за то, что
жена
соседская
лучше, чем ваша!
За то, что судьбы
не связать.
За то, что вам тускло и тошно.
За то, что… за то, что… За то что
вам нечего
людям
сказать.
Свидетельство о публикации №219010600996
Тут меня просто удивляет, что Иванов признан кем то рупором эпохи.
Начал читать "Географа" после просмотра кино. Не могу сказать, что отвратительно, как нормальный человек своего времени, вполне приемлю сюжет и даже интересно все.
но почему то не могу это считать литературой. Какой то "сценарный", очень грубый стиль
И... Даже, тут, на" прозе ру" совершенно неизвестные авторы, по моему лкюучше пишут.
Вот за это даже обидно.
Сергей Казаринов 22.06.2025 22:57 Заявить о нарушении
С добрыми пожеланиями. :-)
Вера Вестникова 23.06.2025 11:57 Заявить о нарушении