Почему Доктора Живаго следует исключить из школьно

Владимир Молотников

На сервере не воспроизводится курсив, поэтому используются прописные буквы.

Почему «Доктора Живаго» следует исключить из школьной программы

Изучение романа Пастернака в средней общеобразовательной школе  ведется с 1992 года.

В четвертом номере журнала «Литература в школе» за 1991 г. была опубликована новая программа преподавания литературы для «средних общеобразовательных учебных заведений», которая волею Министерства образования РСФСР «вводится с 1991-1992 учебного года». В том же году она была отпечатана издательством «Просвещение» отдельной брошюрой (подписана к печати 10.09.1991).

Эта программа, обычно именуемая «программой Курдюмовой», была представлена рабочей группой Института общего образования Министерства образования РСФСР. В систему Академии педагогических наук СССР входило 12 профильных научно-исследовательских институтов, в том числе и НИИ содержания и методов обучения, которому и надлежало заниматься делом государственной важности: реформированием школьных программ. Однако это было поручено учреждению, в общем-то, второразрядному, в котором без особой пользы для дела народного образования подвизались специалисты отнюдь не первого разбора.

Причина проста и понятна: принятие 12 июня 1990 года Декларации о государственном суверенитете РСФСР. Принять декларацию – много ума не надо. Но невозможно голосованием малограмотных нардепов превратить в общем-то случайных людей, ни интеллектуально, ни психологически не готовых к этой роли, а к тому же склонных к цивилизационному обезьяничанью, к тупому переносу на отечественную почву не просто чужих, но и чуждых идей и практик, в государственных мужей, сознающих всю меру своей ответственности перед страной и народом.

Объявленная цель реформы – замена «авторитарного» образования на «гуманистическое». Каково? Где имение, а где наводнение! Но все встает на свои места, если за терминами, столь же расхожими, сколь и расплывчатыми, увидеть суть: слом советского образования, замена его на… Да, на антисоветское! На какое же еще? А если это так, «ты можешь лгать, и можешь блудить, и друзей предавать гуртом», но, если в достатке антисоветизма – великим писателем земли русской провозгласят кого угодно. Даже приветствовавшего русский поход вермахта и, несомненно, симпатизировавшего нацистам, одобрявшего их расовую политику Ивана Шмелева.

Восстановить историю создания новой программы на документальной основе, представить сколь-нибудь НАУЧНОЕ описание процесса вряд ли удастся. Упомянутый институт просуществовал до 2005 г., когда Постановлением Правительства Российской Федерации №337 от 31 мая был слит с еще несколькими заведениями в единый Федеральный институт развития образования (ФИРО). В ходе реорганизации, как водится, был утрачен огромный массив документов, и к настоящему времени ничего не уцелело.

Документы самого Министерства отложились в Государственном архиве Российской Федерации. Однако по интересующему вопросу нет ничего. Пожалуй, за исключением протокола заседания коллегии Министерства, согласно которому 14 мая 1991 г. принимается Федеральная комплексная программа научно-педагогических исследований «Развитие образования в России».

Отечественное литературоведение тогда едва приступило к анализу и изучению «Доктора Живаго», но в реформаторском раже, имеющем в своей основе слепую веру в необходимость  быстрейшего приобщения к ценностям цивилизации, под которой понимается только и исключительно западная цивилизация, роман включается в школьную программу.

Без серьезных представительных консультаций с учительским корпусом, без учета мнения родительской общественности, наконец, без вердикта академической науки.

Хватай мешки – вокзал отходит!

Нобелевская премия по литературе, как теперь выясняется, в значительной степени организованная ЦРУ, и мировая слава, у истоков которой, словно в дьявольском калейдоскопе, мелькают платежные ведомости американской разведки, застилали глаза недалеких прозелитов общечеловеческих ценностей, не отдававших себе отчета в том, что даже подлинная мировая слава – не всегда достаточная причина.

Рихард Вагнер – величайший композитор, выдающийся реформатор оперы. Огромно и многогранно его воздействие на последующее развитие музыки. Фестиваль в Байройте, всемирное наследию ЮНЕСКО… На все это в Израиле плевать хотели. Музыка Вагнера в еврейском государстве не звучит. Формального запрета, как кажется, нет, но ярый антисемит и любимый композитор Гитлера фактически запрещен. Мыслима ли антисемитская музыка? И если Сталина восторгала «Девушка и смерть», то на этом основании запретим Горького?

И все же я убежден, израильтяне абсолютно правы. Для народа гордого и жестоковыйного есть кое-что важнее солидарности с так называемым цивилизованным миром: уважение к отеческим гробам, священная память предков, долг и честь.

Втиснуть «Доктора Живаго» в школьную программу – дело нехитрое. А дальше-то что? Что среднестатистическая преподавательница литературы среднестатистической общеобразовательной школы должна вещать ученикам? Как обосновать величие скучнейшего, корявого текста? При всем уважении к труду педагога, о христианстве, полифонии, философских идеях Федорова и т. д., выпускница советского педвуза – дай Бог, если хоть что-то слыхивала.

На помощь приходят методические указания. Ныне их множество. К каждому авторскому учебнику свои. Впрочем, везде густопсовая апологетика с незначительными, чисто лексическими отличиями. Смесь невежества с фальсификациями. Пастернак велик, «Доктор Живаго» гениален, тоталитарное государство, гонения и травля, Нобелевская премия…

Методики, сопутствующие авторским учебникам, отличаются хорошей бумагой, твердым переплетом, иллюстрациями. Понятно, они недешевы и, соответственно, малотиражны. Но существуют «Поурочные разработки по русской литературе XX века: 11 класс, II полугодие». Изделие некой Н. В. Егоровой – в мягкой обложке, на едва ли не газетной бумаге. Цена – необременительная, и нет ничего удивительного, что совокупный тираж многочисленных изданий перевалил за 70 000 экземпляров. Без особого риска ошибиться, можно утверждать, что огромное, если не подавляющее, большинство российских учителей пользуется именно этими разработками.

Пока функционирует единая школа, призванная образовывать усредненного учащегося, глубина и сложность образовательного процесса жестко регламентируется его средним уровнем. Так скорость эскадры зависит от скорости самого тихоходного ее корабля. К тому же, учительское сообщество по умолчанию исходит из того, что полные тексты изучаемых литературных произведений, прочтет, не особо вдумываясь, по диагонали, в самом лучшем случае, четверть класса, а поймут и задумаются и вовсе единицы.

Учитывая это, игрища со школьной программой и насыщение методических указаний апологетическими благоглупостями представляются занятиями относительно безвредными, зато карьерно и финансово прибыльными.

Средние учащиеся, действительно, практически не пострадают. Будущие фрезеровщики и наладчики, клерки и продавцы, рядовые инженеры, медработники, правоохранители, мелкие чиновники и прочие юристы-экономисты, они забудут о Пастернаке и «Докторе Живаго» еще до выпускного бала и впредь никогда не вернутся к занудному роману.

Иное дело школьники с высоким интеллектом. Как ни крути, именно из них рекрутируется элита нации.

Пастернак «…пишет с натуры. Его цель: неискаженно передать свое восприятие событий внешнего мира…, дать событиям новую, длительную жизнь в памяти людей и образе их существования», –  утверждает методист Егорова.

Писатель-реалист. Работает на века. Его восприятие скажется на образе существования будущих поколений.

Мне посчастливилось уже в отрочестве получить прививку от этой заразы.

Дневник Александра Гладкова за 10 января 1961 года: «Вечер у Б. Слуцкого… Он живет довольно далеко от Красноармейских, справа от Ленинградского проспекта, в районе Сокола».

Как сейчас помню вечер того дня. Мне тринадцать с половиной. Я только что вернулся из зимнего пионерлагеря в Красной Пахре.

Слуцкие наши соседи по лестничной площадке дома в 3-м Балтийском переулке. Обшарпанное трехэтажное здание послевоенной каркасно-засыпной постройки, на фронтоне которого красуются буквы: «Дом профессоров и аспирантов МТЭИ». Московский транспортно-экономический институт в пяти минутах ходьбы. За прошедшие годы из профессоров, не говоря уже об аспирантах, мало кто остался. Публика – самая разношерстная. Наша семья занимает комнату в четырехкомнатной коммунальной квартире №16. В 15-ю квартиру, небольшую двухкомнатную (от силы 45 метров общей площади), но отдельную, да еще и с лоджией, пусть и крохотной, Слуцкий и его молодая жена съехались по обмену, в прошлом, 1960-м году, если не изменяет память, в конце лета или ранней осенью. Он – секретарь парторганизации Союза писателей СССР, но по его понятиям это не дает права на привилегии. Для сравнения, приблизительно в то же время наглец Евтушенко выбьет на себя, любимого, прекрасную квартиру неподалеку, в новеньком многоэтажном кирпичном доме в Амбулаторном переулке. Поглазеть на это градостроительное чудо стекались окрестные аборигены. Прежние жильцы, разумеется, перевели свой квартирный телефон на новый адрес, и долгие месяцы Слуцкие были обречены жить в дотелефонную эру. Ближайший, гарантированно работающий телефон-автомат был только у метро «Сокол». А это – никак не меньше двадцати минут средним шагом. По этой причине и состоялось знакомство. У нас телефон (причем не квартирный, а индивидуальный, в комнате) стоял, и, иногда по несколько раз в день, Борис Абрамович с тысячью извинений просил разрешения воспользоваться им. Мама и Татьяна, жена Б. А., общались по бытовым, хозяйственным делам. Я же, не помню, как это сложилось, по воскресным дням занимал для него очередь на сдачу стеклотары. Машина сборщика посещала эту московскую окраину раз в неделю, и сдача посуды (за четверть вырученной суммы) входила в круг моих обязанностей. С двумя «авоськами» бутылок из-под молока и кефира Б. А. подходил позже и, иногда не без протестов обывателей, становился передо мной. Возвращались же вместе, и волей-неволей беседовали, в том числе и о поэзии. Я, видите ли, был культурным мальчиком и сызмальства проявлял интерес к «священному бреду».

Вечером бабушка (мир ее праху!) вручила мне противень с пышным румяным рыбным пирогом с визигой и велела отнести его соседям. У них в тот день был званый ужин, и Татьяна с утра принесла рыбу, попросив испечь пирог, бабушкино фирменное блюдо.

Дверь открыла жена Бориса Абрамовича (и ее праху мир!), красивая той породистой, безупречной, неуловимо порочной красотой, которой представительницы русских аристократических родов в эмиграции сводили с ума западных мужчин.

Зачаточная прихожая, приспособленная под кабинет. В глубине квартиры звучат голоса спорящих. То и дело слышится: Пастернак. И вдруг незабываемый фальцет Слуцкого:
-- Он не смел так писать о наших солдатах! Такое не прощается!

В 1965-м мы переехали, и необязательное знакомство самой собой исчерпалось.

Но когда уже студентом истфака я впервые читал «Доктора Живаго», все ждал, что же написано о наших солдатах.

«Тут же опрастывались, примащивались подкрепиться, отсыпались и затем плелись дальше на запад тощие худосочные подростки из маршевых рот пополнения, в серых пилотках и тяжелых серых скатках, с испитыми, землистыми, дизентерией обескровленными лицами».

В шестьдесят седьмом или шестьдесят восьмом мне, конечно же, не могла быть известна оценка, в 1956 г., по горячим следам данная отделом культуры ЦК КПСС, так как рассекречена и введена в научный оборот она была много позже: «Только враг мог так увидеть советских воинов, отправляющихся на фронт», но при всем неуважении к Д. Поликарпову и И. Черноуцану в данном случае я с ними полностью согласен.

Разумеется, враг. Мало того, враг подлый, враг, для которого поистине нет ничего святого.

Даже переводчик на немецкий не осмелился воспроизвести картину во всей ее омерзительной полноте.
Вот немецкий текст с его абсурдным превращением ПИЛОТОК в ЛЕТНЫЕ КУРТКИ: „Hier rasteten und st;rkten sich viele Soldaten. Man erholte sich oder schlief sich aus, um weiter nach Westen zu marschieren; es waren hagere, blutarme Jugendliche aus Ersatz-Infanteriekompanien, in grauen Fliegerjoppen mit schweren, grauen gerollten Soldatenm;nteln, mit verh;rmten, erdfarbenen, durch Dysenterie abgezehrten Gesichtern.“

Обратный перевод: Здесь останавливалось на привал и подкреплялось множество солдат. Они отдыхали или отсыпались, чтобы маршировать дальше на запад; это была худая, анемичная молодежь из запасных рот пехоты, в серых летных куртках с тяжелыми, серыми солдатскими скатками, с удрученными землистыми лицами, изнуренными дизентерией.

Описание Пастернака не только оскорбительно, но и запредельно лживо, самым вопиющим образом оно противоречит правде истории, реалиям русской жизни и здравому смыслу. Но в разгар «холодной войны» его гнусная стряпня на ура принималась враждебным Западом. Таких-то уродов и дикарей только и остается, что атомными бомбами выжечь.

Согласно словарям русского языка, подросток – мальчик или девочка от 12 до 16 лет. Не говоря уже о лете 1943-го, и в несравненно более трагические моменты войны даже не помышляли о призыве этих возрастов. Кстати, переводчику Рейнхольду фон Вальтеру, культурному немцу, конечно, известно, хотя бы из названия романа Достоевского, как правильно переводится ПОДРОСТОК: J;ngling. Однако, то ли скандализованный беспардонной лживостью романиста, то ли опасаясь скандала, он употребляет гораздо более нейтральное Jugendliche: МОЛОДЕЖЬ.

Ни при каких обстоятельствах русские люди не испражняются там, где едят. Даже в нечеловеческих условиях тюремной камеры непозволительно и малую нужду справить, если в это время кто-то кушает. Хотя унитаз (на жаргоне: ДАЛЬНЯК) занавешен, и сколько бы раз надзиратели не срывали занавеску, ее все равно восстановят, ибо западло жить с видом на парашу. Эту отвратительную подробность переводчик счел за лучшее опустить.

Возбудители дизентерии невероятно вирулентны. При малейших подозрениях на дизентерию человека срочно изолируют, иначе неизбежно массовое заражение. Так куда смотрят военврачи? Или трибунала не боятся?

Переводчик насколько это возможно смягчает описание вовсе не из уважения, не говоря уже о любви к русскому солдату. Скорее, из почтения к своим соплеменникам. Если германскую армию громят подростки-доходяги, то кто же противостоит им? Грязь из-под ногтей?

Впрочем, не стоит ломать копья по поводу исторической  достоверности или недостоверности. Вовсе не в этом дело.

На сайте Армии обороны Израиля есть раздел, где представлены имена всех погибших в объявленных и необъявленных войнах, которые вело еврейское государство. Озаглавлен он: «Запомни всех». Продолжение этих слов из стихотворения Хаима Гури, ветерана Пальмаха, отважного воина-десантника и классика ивритской литературы, в Израиле известно так же, как в России, хочется в это верить, известно продолжение слов из стихотворения Владимира Харитонова «Этот День Победы…».

«Запомни всех, чубастых и красивых».

Осанна!

Так и только так.

Все, погибшие в боях за Родину, все они – красивы.

А как там насчет правды истории?

Владимир (Зеев) Жаботинский, сионист-ревизионист и блестящий публицист, не раз и не два писал о том, что тысячелетия рассеяния, существования вне родной земли исказили физический облик еврея.

Среди участников Войны за независимость (30 ноября 1947 – 20 июля 1949) попадалось немало настоящих находок для alter K;mpfer из Национал-социалистического бюро расовой политики, тиражирующего плакаты, призванные вызывать у немецких обывателей Angst перед еврейскими дегенератами.

В той войне было множество эпизодов мужества и героизма, навсегда вошедших в народную память.

Среди них «кровавый конвой» 20 апреля 1948 г.

Единственное шоссе из Яффо в Иерусалим проходит по ущелью Баб-эль-Вад (на иврите: Ша;ар-ха-Гай). С ноября 1947 г. движение по нему сопряжено со значительными потерями. Арабские отряды, оседлавшие господствующие высоты, обстреливают, а нередко и полностью уничтожают конвои. Но только так возможна доставка продовольствия и медикаментов для еврейских жителей, оружия и боеприпасов для еврейских бойцов.

И поныне вдоль шоссе – остовы подбитых и сгоревших грузовиков, борта которых на скорую руку обшивались металлическими листами, а в память о погибших ежегодно в День памяти павших звучит песня о сражениях за этот ближневосточный аналог нашей «дороги жизни».

Приблизительная транслитерация на русский не передает всей волнующей, таинственной, из глубины веков идущей прелести языка «скотоводов, царей и патриархов»:

                Баб-эль-вад,
                Ланэцах эхор на эт шмотэйну!
                Шаярот парцу бадэрэх эль hаир.
                Бэцидэй hадэрэх муталим мэтейну,
                Шэлед hабарзэль шотэк кемо рэи.
                Баб-эль-вад,
                Ланэцах зхор на эт шмотэйну.
                Баб-эль-вад, бадэрэх эль hаир!

А перевод (не мой) явно несовершенен, но этот, скорее, подстрочник все же отражает суть:

                Баб-эль Вад,
                Навечно запомни наши имена!
                Караваны прорывались по дороге к Городу,
                По сторонам дороги лежат наши павшие,
                Остов железный молчит как друг.
                Баб-эль-Вад,
                Навечно запомни наши имена.
                Баб-эль-Вад, [мы] прорывались к Городу!

С конца марта 1948-го, после ужасающего разгрома очередного конвоя, Иерусалим (для евреев просто город) окончательно блокирован.

20 апреля – еще одна попытка прорыва, однако, обернувшаяся трагедией. Потеряно 30 грузовиков. 10 погибших и 30 раненых (трое из них вскоре умрут от ран). Для нас, привыкших к совершенно другим цифрам, смешные потери, но для 600-тысячного ишува 10 погибших в одном бою – катастрофа. За 9 месяцев битвы за Иерусалим боевые потери составили 700 человек.

В «кровавом конвое» было много девушек, как утверждает израильский историк Ури Мильштейн, «большей частью невооруженных», недавних репатрианток из Восточной Европы. Напрасный труд  искать среди них Суламифь или хотя бы Дафну из «Эксодуса» Леона Уриса. Эдуард Багрицкий, разумеется, утрируя, дает образ местечковой девушки «…Съеденные вшами косы; // Ключица, выпирающая косо; // Прыщи, обмазанный селедкой рот // Да шеи лошадиный поворот».

Теперь предположим, что где-то во второй половине пятидесятых появляется роман израильского автора, этнического, допустим, друза, в котором описание участниц «кровавого конвоя» перекликается со строками Багрицкого. Возможно ли такое? Сомнительно, но не исключено. Израиль – свободная страна, и чисто теоретически мог появиться предтеча современных отчаянных миролюбцев и национал-предателей, объединившихся в организацию «Шалом ахшав».

А вот то, что в начале девяностых выйдет правительственное распоряжение изучать этот роман в государственной школе как реалистическое произведение – и в страшном сне не привидится. Если власти будут упорствовать, общественный протест будет, соответственно, нарастать, и в конце концов дойдет до того, что суровые киббуцники, верные памяти предков ветераны бригад «Цанханим», «Голани», «Кфир» и других доблестных частей и соединений израильской армии, в один прекрасный день разгромят министерство образования, а министра утопят в озере Кинерет, иноверцами называемом Тивериадским

Боже упаси, подумать, что я призываю соотечественников брать пример с буйных израильтян. Дикие они люди, дети гор.

Только и исключительно легальные методы.

В отличие от Израиля, в наших палестинах – тишь да гладь. И никого не возмущает, что «Доктор Живаго», оскорбительный для памяти наших солдат, следовательно, для всего нашего народа, изучается в школе. В самом деле, решительно никого, даже руководство Министерства просвещения Российской Федерации. Что совсем уж непонятно, особенно в свете того, что добрых четыре года как доказана инициативная роль ЦРУ в присуждении Нобелевской премии автору антирусского романа.

Некогда Отто фон Бисмарк, великий политик и объединитель Германии, высказался в том смысле, что франко-прусскую войну выиграл немецкий учитель математики. Эх, как бы не пришлось остаткам россиян когда-нибудь сокрушаться в резервациях ближе к Полярному кругу: Россию проиграли русские учителя литературы и истории.

При всем уважении к патриотическим акциям, не исключая и «Бессмертный полк», эти разовые мероприятия – вовсе не панацея.

«В начале было Слово», сказано в одной мудрой книге.

Вербальный образ несравненно сильнее зрительного.

В Германии увлекались эстетикой шествий, живописных и скульптурных изображений отборных арийцев.

А у нас постигали в школе премудрость толстовской дубины народной войны и верили
              «Нам нет преград ни в море, ни на суше,
              Нам не страшны ни льды, ни облака.
              Пламя души своей, знамя страны своей
              Мы пронесем через миры и века!».

Через миры и века… Вот он – подлинный триумф воли. Лени Рифеншталь с ее «Triumph des Willens» и прочими «Fest»;ами и в подметки не годится. Доказательство – знамя победы над рейхстагом.

Профессию учителя с профессией врача роднит девиз: не навреди.

Неужели лица, ответственные за народное образование, не сознают вред преподавания «Доктора Живаго»? Неизбежную тлетворность воздействия на духовный мир учащихся. Причем чем лучше, успешнее школьник – тем оно пагубнее.

Умница и отличник, знает, чем закончилась Курская битва. Знает и о последующих событиях лета-осени 43-го. Но в романе, который авторитетом учебника и учителя, в конце концов, государственной школы объявляется великим и реалистическим, его предки – вовсе не героические, овеянные легендарной славой солдаты победоносной Красной Армии, только что разгромившие вермахт в величайшем сражении Второй мировой войны и безостановочно гонящие его на запад, чтобы сходу – уникальный случай во всей военной истории! – форсировать Днепр и проломить объявленный Гитлером неприступным Восточный вал, а скопище вызывающих брезгливость и отвращение (где едят – там и срут) жалких засранцев.

И если учитель прав, значит, сам он – какой-то умственный недотепа, моральный урод, неспособный проникнуться гениальностью романа лауреата Нобелевской премии по литературе Бориса Пастернака.

А если он все же не недотепа и не урод, значит, учитель – или записной болван, что вряд ли, или не заслуживающий уважения фарисей и трусливый приспособленец. И директор школы таков. И власть, по факту одобряющая подобное. В  конце концов, и самое государство.

Вокруг под треск тирад о мировой культуре и общечеловеческих ценностях сплошное лицемерие, позорное заискивание и низкопоклонство. Вещают о любви к Родине, о великой России, но первостепенны решение Шведской академии и оценка «культурного» Запада.

Что ж, усвоим это и для достижения жизненного успеха будем следовать их правилам.

Дорогие россияне, вас удивляет, откуда взялся новоуренгойский мальчик? Меня удивляет ваше удивление.

Подумаешь, все-то одна единственная фраза. К чему весь этот пафос?

Во-первых, далеко не единственная. Она – апофеоз. На протяжении всего антирусского романа, будь то Зыбушинская республика, вокзал в Мелюзееве или проводы новобранцев в Кутейном Посаде, простой народ описан в самых черных тонах, с почти неприкрытым презрением. Во-вторых, в нашей жестокой реальности есть сферы, где недопустима и малейшая слабина, где надо стоять насмерть, руководствуясь бессмертным заветом Тараса Бульбы: «Не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам!». Историческое будущее только у тех народов и государств, которые понимают это. Некогда американский госсекретарь Александр М. Хейг-младший заявил: «Есть вещи поважнее, чем мир», и, разумеется, был заклеймен как милитарист и поджигатель войны. Но они есть. Среди них: свобода отчизны, судьба народа, долг и честь. У американцев неплохие шансы на историческое будущее. «Масада больше не падет!» – клянутся израильские призывники. Отличные шансы. А российскому юношеству настойчиво подсовывают отвратительную клевету и внушают, что самовлюбленный и словоохотливый Юрочка Живаго, размазня и слюнтяй, с его бесплодной рефлексией, асоциальностью и имманентной оппозиционностью – воплощение русской интеллигенции, один «из лучших ее представителей». Так равняйтесь же на него! Во имя священных прав свободной личности, общечеловеческих ценностей, вхождения в мировую цивилизацию и тому подобной хренотени. Какое будущее ждет Россию, если мы позволяем духовно калечить наших детей? Иногда поневоле вспоминается Алексей Турбин: «В сущности, совершенно пропащая страна».

Прошлым летом в результате этих горестных размышлений я решил, по возможности, из первых рук, прояснить позицию Министерства.

Перво-наперво зашел на сайт.

Вот ведь  удача!

Оказывается, в структуре Министерства есть Департамент государственной политики в сфере общего образования.

Это надо же – целый департамент!

А у него, натурально, директор.

Он-то мне и нужен! Кто как не он даст исчерпывающие разъяснения?

Андрей Евгеньевич Петров принимает граждан раз в месяц: в третий четверг с 16.00 до 18.00.

И хотя я чин по чину записался на прием, сей государственный муж не снизошел до общения. Утром в день приема секретарша по телефону известила, что босс очень занят и примет меня его заместитель, Садовникова Жанна Михайловна. Понимаем... Хлопотное это занятие, проведение государственной политики. В последний момент случилась еще одна замена, и просвещал меня еще один зам, Светлана Даниловна Ермакова.

Чиновница опытная и, без сомнения, сведущая, она демонстрировала полную открытость, при этом уклоняясь от прямых ответов и ловко обходя  острые углы.

Поурочные разработки и методические указания учителям? Министерство не несет ответственности за продукцию частных издательств.

ЦРУ? Ну, вы же понимаете, это всего лишь версия. Необходимы дальнейшие разыскания. Недопустимо включение в учебные пособия не до конца проверенных сведений.

А явные апологетические фальсификации допустимы?

Извините, но я не одобряю подобной постановки вопроса.

Кстати, а как быть со священной коровой прогрессивного учителя, обязанностью донести до ученика все факты, все палитру мнений и точек зрения. Или Пастернак и «Доктор Живаго» выведены из-под действия этого правила? Декретом Совнаркома?

Не надо окарикатуривать.

Что именно?

Изучение романа, вошедшего в золотой фонд мировой литературы.

Вас больше волнует состав не нами созданного и не нами управляемого виртуального фонда или Россия и русская школа?

Одно без другого немыслимо.

Неужели?

Ваше право не соглашаться с этим, но у Министерства, а тем паче у вас нет права навязывать свою точку зрения общеобразовательным организациям.

И когда раздосадованный этой тотальной увертливостью, я напрямую спросил, вправе ли федеральное Министерство своим решением убрать «Доктора Живаго» из школьной программы, только тогда г-жа Ермакова вышла из образа продвинутого администратора и принялась снисходительно, как несчастному деревенскому дурачку, втолковывать мне, что прежде необходимо заручиться согласием функционирующего при министерстве экспертного совета по литературе, обсудить проблему с учительским корпусом, выяснить позицию родительской общественности. Мы – страна, отвечающая всем стандартам современной демократии.

Народовластия?

Вот именно.

На этих словах собеседница как бы невзначай бросила взгляд на наручные часики.

Оставалось только откланяться.

Не знаю как сейчас, но еще пару-тройку лет назад экспертным советом заправляла Наталья Солженицына. Неужели мадам и ее заединщики одобрят исключение «Доктора Живаго»? Так, не ровен час, и до «Архипелага» очередь дойдет.
Консультации с учительским сообществом, так или иначе, выродятся в заслушивание особо ретивых горлопанов из самозваной Гильдии словесников, отстаивающих «академические свободы» в средней школе и не исключено, что помышляющих об их распространении на подготовительные группы в детских садах.

Родительская общественность? Как-то мало верится в общероссийское вече.

Включили – на раз, презрев все нормы даже убогой советской демократии, а исключение невозможно по причине засилья  имитаций народовластия и демократический процедур.

«Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй».

И не мне одолеть его.

Все, что я могу, это публично выразить протест.

Отлично сознавая, что он не вызовет никаких последствий. Не прокатится по стране цунами родительских собраний, на которых разъяренные граждане потребуют от директоров школ избавить их детей от изучения романа, оскорбляющего память предков. Не прозвучит набатный голос рядового учительства. Никак не отреагируют региональные министерства образования. Федеральные власти… Ох, не будем о грустном. Возьмите Положение о Министерстве просвещения Российской Федерации, утвержденное Постановлением Правительства Российской Федерации от 28 июля 2018 г. №884, вчитайтесь в его обтекаемые, бессмысленно-бюрократические формулировки и признайте, государственной политики в сфере общего образования нет.

Министерство есть.

Департамент есть.

Есть Директор с кучей заместителей, референтов и секретарей.

А государственной политики нет. Во всяком случае, отвечающей интересам суверенной страны и ее народа.

Но вам, дорогие сограждане, все равно.

А вот мне, старому русскому еврею Владимиру Молотникову, не все равно.

Мне положить с прибором на Нобелевскую премию, мировую славу, объявленный ЮНЕСКО год Пастернака, на все сто тысяч томов партийных книжек интернациональной пастернаковедческой клаки.

Потому что мой отец, с честью прошедший всю войну Роман Евсеевич Молотников, не был жалким засранцем.

Не был им и его младший брат Ёнька, без вести пропавший где-то под Белгородом.

И родная папина сестра, тетя Рая, военная переводчица, дошедшая до Вены. И ее русский муж, дядя Ваня.

Из большого еврейского клана воевали все, годные по возрасту и состоянию здоровья. Достойно выполняли свой долг.

Восемь не вернулись с войны. Пятеро стали инвалидами.

Верный их памяти, с 10 часов утра 9 января 2019 года и на протяжении трех дней я буду по полчаса пикетировать Министерство просвещения с требованием к министру Васильевой: или немедленно убрать «Доктора Живаго» из школьной программы, или освободить кресло министра.

Это продолжение моей личной войны, в которой я, вероятнее всего, обречен на поражение.

Так зачем ее вести?

Что тут непонятного!

Долг чести.