Конспект по судебной психиатрии

Этот разговор произошел на старом Арбате спустя десять лет после окончания академии. В это время я учился в «Институте общей и судебной психиатрии им. В.П. Сербского» в Москве, и вдруг совершенно случайно встретил однокурсников. Мы решили попить пивка и перекусить в кафе. Мы – это я, Эм и Пэ. Меня вы знаете, а двух своих друзей я намеренно обозначил этими буквами, – позже вы поймёте почему.

В кафе подавали пиво «Адмиралтейское», и это настраивало на определённый лад, при котором невольно вспоминалась наша буйная молодость в Военно-медицинской академии. Скажем честно, с каждым годом, я это понял по рассказам моих собеседников, прошлым воспоминаниям хочется предаваться всё чаще и чаще, так как это единственный способ, хоть виртуально, попытаться вернуть безрассудную и буйную нашу юность.
 
По мере того, как мы попивали пивко и обмениваясь новостями о наших однокурсниках, непроизвольно память воскрешала анекдотические случаи, которые с нами происходили. Желая подзадорить моих сокурсников, я обратился к ним с провокационным вопросом:
– А что друзья мои, небось ваши бастарды в школе уже учатся? А вы не знаете и не догадываетесь о них … О ваших случайных связях слагались легенды на Курсе. 
– Небось, – с улыбкой ответил Пэ, а Эм глубокомысленно и в тоже время в шутливой форме добавил:
– Одной платонической любовью, Дэс, демографической проблемы в стране не решить, как, впрочем, не решить её с и помощью одних только плотских страстей и связей.
   
Мне очень хотелось раскрутить моих собеседников на скрываемые ими некоторые тайны, о которых на Курсе ходили разные слухи. Хотелось узнать всё из первых уст, так как тандем Эм-Пэ был известен своими приключениями, хотя на Курсе о них мои друзья предпочитали не распространяться. Молчали они и сейчас. Мы заказали к пиву по сотке водки. Выпитая смесь начала действовать, это было заметно по их лицам, и тогда я обратился к Эм-у.
– А ты помнишь, после Красного Села на пятом курсе, ты на пару недель выпал из нашей компании и не показывался на наших сборищах? Тогда ходили разные слухи, сразу скажу, я им не верил, но хотелось бы услышать всё от тебя самого.

Эм изменился в лице и повернувшись к Пэ-у, сказал.
– Пусть лучше этот расскажет, он в курсе.
«Этот» отхлебнул пиво из кружки, вытер салфеткой губы, и я приготовился слушать:
– Как известно, вы с Майклом увлекались марочными винами в Красном Селе в свободное время, не так ли?
– Было дело, – потвердел я. Пэ продолжил:
– Так вот. Пока вы дегустировали вина и окуривали винным перегаром майора Петренко с кафедры ОТМС на самоподготовке, нас отрядили в наряд охранять госпитальную палатку, где мы должны были провести всю ночь, чтобы никто никакого имущества из неё не слямзил. Впрочем, в палатке не было ничего такого; так, – койки, одеяла, подушки и постельные принадлежности, не считая печурки с дровами. Уже начало смеркаться, когда Эм-а осенило, и он предложил: «А не спуститься ли нам в Село. Запасёмся выпивкой. Закадрим девиц. Так и ночку скоротаем».

– Ну, положим, это предложил ты, – попытался подкорректировать рассказ своего друга Эм.
– Ладно, согласен, выпивку предложил я, ну а всё остальное, извини, ты, – против этого Эм не стал возражать, и Пэ продолжил.
– Итак, мы оставили свой пост и, спустившись с лагерной горки в город, купили в магазине вина, выпили его в скверике, после чего его, – Пэ указал на Эма, – нашего кавалера потянуло на подвиги, и он, предложил, и чтобы меня не обвиняли больше в фантазмах, привожу дословно его слова: «Давай сходим в кафе. Здесь за углом. Я уже там был. Там в баре добавим. Девушек закадрим. И у нас появится возможность приятно провести сегодняшнюю ночь».

– Да, именно так и было, – согласился Эм.
– Хотя, – как выразился Пэ, – если бы я мог знать, чем всё это закончится, возможно, я удержал бы этого сластолюбца, и не произошло бы то, что произошло. Эм задумчиво молчал, хотя последние слова явно относились к нему, и Пэ продолжил:
– Сказано-сделано, и мы у барной стойки. Заказали по бокалу вина. Рядом оказалась девица навеселе, с которой наш ловелас быстро наладил контакт, и предложил ей вина тоже. Слово-за-слово, и он уговорил её прогуляться вместе с нами в лагерь, посмотреть, как живут в полевых условиях курсанты Военно-медицинской академии. На удивление девица быстро согласилась.

– При этом её совершенно не смущало, что она одна, а нас было двое, – не выдержал Эм.
– Я это сам хотел сказать, – продолжил свой рассказ Пэ. – Не буду описывать, как мы добирались до лагеря, выпившие обычно это делают, как говорят, на «автопилоте». Мне только запомнилось, что рот у этого вот субъекта не закрывался, как сейчас, когда он пьёт пиво. Девица пыталась вставить своё слово, но язык у неё заплетался. Дорога была разухабистая и она, не помню, как её звали, часто спотыкалась, поддерживаемая вот им, – Пэ бесцеремонно ткнул пальцем в грудь Эм-а, продолжая рассказывать. – Она всё спрашивала: «Этой… до-ро-гой… идти? Будут ещё вы-бо-ины?»  При этом слово «дорога» у неё теряло свой предметный смысл «пути», и приобретало иной, превращаясь в обращение, а последнее слово при невнятном произношении звучало как законченный половой акт.

– Будут, непременно будут, дорогая, и выбоины будут, не сомневайся – Пэ попытался спародировать голос Эм-а, и у него это получалось, и разъяснил:
– Этот совратитель ловко имитировал голос девицы со всеми её ошибками, этаким тихим вкрадчивым тембром, но она этого не замечала. По пути к лагерю он предложил мне вдвоём воспользоваться благосклонностью нашей гостьи. Тем более, что последняя против этого не возражала, прижимаясь к нему, в тоже время стреляя глазками в мою сторону, вероятно, видя во мне ещё один вариант удовольствия, – дополнил Пэ своё повествование ещё одной деталью.

– Вот, вот, теперь ты правду вещаешь, дружище, – наконец согласился Эм. Пэ продолжил:
– В госпитальной палатке было тепло, накануне мы её натопили и устроившись на одной из коек, допили ещё одну бутылку вина, которую предусмотрительно приобрели в кафе специально именно для такого случая. Если бы у этой девицы, вспомнил, её звали Ляля, были бы четыре руки и четыре ноги, нам бы всего досталось поровну. Но и так, после выпитого вина, она умудрялась обнимать нас обоих. На этом и следовало бы и остановиться …

   Но этот предатель улёгся с девицей на одной из коек, а мне предложил занять койку на противоположной стороне палатки. Однако представь, он так девицу ко мне и не отпустил, – сообщил мне Пэ, – а утром, когда она ушла, он, этот «рене-гад», от меня отворачивался, да и у меня, после происшедшего, пропало желание с ним разговаривать. По всему было видно, что ему стыдно, то ли за свой поступок, то ли ещё за что-то, что его мучало целую неделю. Тогда мне казалось, что он переживает из-за нарушения нашего джентельменского договора, лучше сказать, леди-джентельменского соглашения. Надо же быть таким эгоистом? Правда, через неделю он встретил меня в коридоре клиники Военно-полевой хирургии и, оправдываясь, сообщил… Что ты мне тогда сказал? – обратился Пэ к Эм-у.

 – Я сказал тогда: «Ты напрасно на меня обижаешься, я не слово своё нарушил, я спас тебя, у девицы была…» – После этого Эм отхлебнув жадно из пивной кружки, поперхнулся и вместе с пивными брызгами из носа и рта у него выскочило, – «быра гордорея».
   
Мы с Пэ заржали, ничуть не заботясь о других посетителях кофе.
– Чего смеётесь, уроды. Вам бы такое, – отдышавшись и вытерши лицо салфеткой, после недолгой паузы Эм добавил серьёзно.
– Позже я понял, что подобного рода отношения ни к чему хорошему не приводят и за телесные грехи приходится расплачиваться телесно, а за духовные – духовно. Но эта истина, друзья мои, ко мне пришла не сразу, я ещё какое-то время плутал в потемках … Вернее сказать, «блудал» в потемках, – усмехнулся Эм, изменив тональность. Как-то само-собой инициатива перешла к нему.

– Теперь моя очередь рассказывать. Это произошло на том же пятом курсе, сейчас я открою, как он меня подставил. Гы-гы-гы, – сейчас ты перестанешь улыбаться, обратился Эм к Пэ, передразнивая его.
– И что ж такое ты можешь обо мне рассказать, что не было б всем известно? – попытался отшутится Пэ. Его лицо продолжало оставаться веселым.
– Ты помнишь, как ты познакомил меня с Сашкой и Леркой?
– Ой, только не это, – скривился Пэ … и подумав … махнул рукой и добавил:
– Впрочем, давай… Дэсу, как психиатру, будет интересно.
– Ты, кстати, здесь на какого доктора учишься? – обратился Эм ко мне.
– На судебно-психиатрического эксперта, – ответил я.
– Вот, вот, в моём рассказе будет и психиатрия, и осудить мы сможем кое-кого, – после этих слов Эм загадочно посмотрел на Пэ-а, который не выдержав, заявил:
– Ладно уж, давай, не тяни.
И Эм начал.

– Уж и не знаю, как он, – Эм кивнул в сторону Пэ, – познакомился с этой экзотической парочкой. Подозреваю, через наших друзей из университета, во всяком случае, Лерка точно училась на филолога, как мне стало потом известно. Вот он ей и симпатизировал. Она была женственна, и, хотя бы только поэтому привлекательна, а Шурка, с её мальчишескими формами была несколько грубовата, и не только физически, но и своими повадками.

Всё было бы ничего, но в лице Сашки, он наткнулся на ревнивого соперника, именно соперника, а не соперницу, ибо они были … лесбиянками. Сначала мой друг, не подозревая этого, пытался охмурить Леру, но скоро понял, что разрубить эту лесбийскую связь возможно только противоположной связью, и вырвать Валерию из противоестественных объятий можно только принеся жертву … её подруге – Александре. Нужна была жертва! – закончил эту часть рассказа Эм трагическим голосом и во время паузы отглотнул пива из кружки.

– Ничего такого я не думал, – не выдержал Пэ.
– Да, возможно, ты не думал, но действовал ты именно так, когда решил принести меня на заклание, заявив: «У меня есть две знакомые девицы, с одной из них я давно уже хочу сблизится, но никак не получается, так-как надо бы занять её подругу, ты не мог бы мне в этом помочь?» Я, наивный агнец, согласился, так как не имел в это время об этой парочке никакой информации. Потом уже постфактум я узнал, но не от тебя, мой друг, – Эм рассказывая всё это мне, снова повернулся в Пэ, – что лесбиянка Шурка, пытаясь вступить в интимную близость с кем-то с нашего Курса, довольно быстро отказывалась от неё (близости), извиняясь. Её что-то не устраивало. Вот, что меня ожидало. И ты, верно, знал это!

– Знал, – согласился Пэ, театрально опустив голову и покусывая губы, затем он поднял голову, хитро посмотрел Эм-у в глаза и сказал:
– Я надеялся, что ты, мой дорогой ягнёнок, хоть на время отвлечёшь Шуркино внимание.
– Нет, ты понял, Дэс, ты понял! Сейчас как плесну тебе пивом в лицо за ягнёнка!
Я понимал, что передо мной разыгрывается очередной спектакль. Все их слова я не принимал всерьёз, так как был уверен, их отношения уже давным-давно были выяснены, а сейчас для меня пытаются напоказ восстановить бушевавшие когда-то, прошлые эмоции и обиды. Однако поскольку мне было интересно, чем закончится этот рассказ, я обратился в Эм-у:
– Ну и что же произошло? – И Эм, словно и не случилось ничего, спокойно продолжил.

– Так вот, мы встретились в метро на «Техноложке», этот Леркин хахаль, – кивок в сторону Пэ, – познакомил меня с Александрой и я, находясь в неведеньи, по заранее оговоренному плану стал развлекать её, ведь моя роль сводилась к одному: «занять подругу Валерии», так, по крайней мере, мы договаривались с этим субъектом, и создать благоприятные условия для его сближения с Леркой. Уже потом я понял, что вся эта, далеко не святая троица, более или менее, сговорилась между собой, а меня держали в неведении.

   Разговаривая и подшучивая друг над другом, мы вышли из метро на площади Ленина и направились в коммунальную квартиру к Прохе. Оказывается, вот этот интриган, – Эм посмотрел в сторону Пэ, – уже обо всём договорился и у него в кармане были ключи от пустой Прошкиной комнаты, да и в квартире, по-моему, никого не было. Как положено выпили, покурили, поболтали и разбрелись по разным концам комнаты. Я не ожидал от выпившей Шурки такой прыти… – Эм замолчал, но не сдержался Пэ.

– Мы с Лерой сделали своё дело, и услышали стоны из противоположной стороны комнаты. Это Сашка, в позе наездницы, насиловала моего друга, которого в этот момент мне стало жаль.
 – Себя лучше пожалей, – перебил его Эм и обратился ко мне.
– Дэс, тебе, как психиатру, должно быть известно, как активные лесбиянки удовлетворяют своих подруг. При этом она вцепилась в меня, как мегера, желая во что бы то ни стало получить своё удовольствие и доставить его мне. Эм замолчал, а затем подытожил.

– Вот так меня изнасиловали. Вот так меня лучший друг принёс в жертву. Я же, со своей стороны, зарекся до конца дней своих участвовать во всяких там сексуальных девиациях и психопатологии. Нет уж, лучше по старинке, с настоящей девушкой-женщиной, и по любви. Мы втроём выпили за это и молча разошлись до следующего раза.
   
По дороге в общежитие я думал о том, что, если в грамматике два отрицания составляют утверждение, то в плотской любви, две животные страсти не могут составить одну добродетель, за исключением, пожалуй, только супругов, но их облагораживает искренняя супружеская любовь. В этот же вечер я, находясь под впечатлением нашего разговора и по горячим следам, записал своим корявым почерком эти два почти клинических случая в тетрадь «Конспект по судебной психиатрии», так как ничего другого у меня под рукой не было, а сегодня достал старые записи, перечитал их, переписал их заново, изменив имена, и пусть читатель нас, врачей, извинит за излишний натурализм, но так было.