Тени города под солнцем. Глава 10

Дойдя до входа в редакцию, Герман распрощался с девушкой, напомнив, чтобы она дождалась его после работы и не выходила на улицу одна. Лина кивала как болванчик, заново переживая ужасы прошедшего вечера, а потом спросила:
— А тебе уже пора, да? Ты же говорил, что тебе к шести.
— Я хочу заехать к генетикам, анализ уже должны были закончить. Да и перед Егоровым неудобно, он утренние дежурства терпеть не может.
— Не надо было мне звонить, — вздохнула Лина, — только проблем подкинула, да ещё и не одному тебе.
Герман нахмурился.
— Не говори ерунды. Я ничуть не жалею, что приехал. В конце концов, ты хотя бы выспалась спокойно. Ладно, до вечера. — Он махнул на прощание и быстрым шагом направился к станции, не оборачиваясь. Лина вздохнула тихо и тяжело и села на ступеньки редакции. Она чувствовала себя слабой и беспомощной, а одиночество давило на плечи, заставляя понуро сутулиться. "Хватит лелеять свои хотелки. Такая курица, как ты, никому не нужна, он на тебя ночью даже не посмотрел... а мог бы. Уже, наверно, проклинает тот день, когда приехал на это убийство. А ты дура. Обычную вежливость воспринимаешь как что-то запредельное. Ну и поделом тебе... Ты даже не запасной аэродром, а план экстренной эвакуации, когда отпадут уже все нормальные варианты..." Она с каким-то мазохистским удовольствием накручивала себя до покрасневших глаз, пытаясь избавиться от жгущего ощущения в груди. Ощущение было тем горше, что Лина понимала: даже наедине с собой она лукавит. Но как сдвинуть ситуацию с мёртвой точки, девушка не знала, а потому встала со ступенек, вытерла глаза и пошла к Андрею Санычу получать вводные на сегодняшний день.

*    *    *

Генетическая лаборатория "Genotech" к визиту Кризберга уже подготовила все результаты, продублировала на электронную почту, но Герман решил всё-таки лично забрать распечатки. Один из научных консультантов медицинского центра провёл его в кабинет и приглашающим жестом указал на монитор. Там сплетались сложные графики, синие, красные и жёлтые, в которых Герман не понимал ничего. Врач открыл результаты анализа и поинтересовался:
— Вы сейчас выступаете как частное лицо или представитель СМИ?
Герман невесело скривился. Уже по этому вопросу стало понятно, что ждёт его в анализе ДНК Кипятковых.
— Как частное лицо. Это неофициальное расследование. И все фигуранты уже мертвы.
Консультант кивнул и сообщил, указав на убористые строчки результатов:
— Я могу ответственно заявить, что в геноме всех заявленных личностей присутствует множество серьёзных генетических дефектов, их количество в образцах детей выше на тридцать шесть процентов. Не утомляя вас медицинскими терминами, скажу, что подобная картина характерна для близкородственного скрещивания. Несколько характерных генов мужчины легко выделяются и в ДНК женщины, и в том же количестве в ДНК детей. Плюс у детей серьёзнейшие наследственные патологии, мы выявили...
— Я видел трупы, — сказал Герман, — это кунсткамера.
— Вы сказали, все эти люди уже мертвы. Наша компания занимает очень чёткую позицию в отношении личностей, чьи образцы предоставлены для исследования, но я не могу не спросить... Это же неофициальное расследование, вы обмолвились?
— Неофициальное, — подтвердил Кризберг, — и вам никто не предъявит претензии. Мужчина замёрз пьяным в сугробе, женщина покончила с собой, она повесилась, у детей произошло кровоизлияние в мозг. У всех троих одновременно. Позже тела подверглись естественной мумификации, пролежав в квартире несколько месяцев. Дело закрыто за смертью подозреваемых.
— Жуткая история, — поёжился врач, — а уж если принять во внимание результаты...
— Это та дикость, которую порождает равнодушие и безразличие людей. Я занимаюсь этим делом, чтобы вытащить на поверхность ту правду, на которую закрывали глаза все эти годы и полиция, и прочие надзорные органы, и работодатели. Мне плевать, чьи головы полетят. Но такое не должно повториться. — Глаза Кризберга напоминали две прозрачные ледышки.
— Мне и добавить нечего, — вздохнул консультант, — вот, возьмите распечатки. На рецепшене вам рассчитают стоимость исследований.
— Спасибо, — Герман встал, — надеюсь, больше вам не придётся сталкиваться с подобным безумием.
— Такое у меня впервые. Мы же обычно проводим пренатальные тесты или устанавливаем отцовство.
— О да, — сказал Герман, — уж это я знаю.

Он вышел из здания медицинского центра и обернулся, рассматривая яркие цветные панели, украшавшие стены. Пять лет назад он так же рассматривал их, зажав под мышкой результаты теста на отцовство. Тест был судебной формальностью, даже самый наивный и доверчивый человек засомневался бы, глядя на румяного крепенького младенца с густым чёрным пушком волос и карими глазёнками, что этот ребёнок мог родиться от пшенично-русой красавицы с серыми глазами и очень светлого блондина, почти альбиноса. Герман вспомнил, с каким удивлением его провожали взглядом медсёстры, когда он шёл навестить жену в роддоме. Бросив один-единственный взгляд на ребёнка, он молча развернулся и вышел. Дальше начался ад.
Анна плакала и что-то лепетала о бабушке-молдаванке, тёща умоляла его не рушить дочери жизнь, но Герман был непреклонен. Развод, никаких примирений сторон, Анна переезжает к родителям и точка. Тесть, постаревший на десять лет, поинтересовался, зачем Герману тест, если и так всё понятно.
— Ordnung uber Alles*, — повторил Герман свою любимую фразу, — мне нужны официальные доказательства.
— Тебе не дадут развода без согласия Ани, — Пётр Олегович старался не смотреть зятю в глаза, — а она не согласится. Она хочет спасти ваш брак.
— Она родила ребёнка от другого мужчины и хочет ещё что-то спасать? — удивился Герман. — Ладно, меня вы знаете. Я доведу дело до конца. Я ничего не делаю наполовину.
Началась затяжная судебная история. Российское законодательство грудью вставало на защиту матери с новорождённым, но Герман Кризберг не собирался содержать чужого сына и изменщицу-жену. Встречный иск об оспаривании отцовства с приложенным тестом ДНК возымел своё действие. Герману даже не присудили алиментов, в этом Семейный кодекс всё-таки учитывал интересы мужчины. Кризберга вычеркнули из графы "отец" в свидетельстве о рождении, и он никогда не интересовался, кого же туда вписала Анна после расторжения их недолгого брака.

Позже, сидя у отца в гостях, в огромной "сталинской" квартире, он отрывисто рассказывал историю крушения своей семейной жизни. Герман никогда не был особо близок с отцом, но скрывать от него факт развода счёл неправильным.
Отто Кризберг слушал сына молча, сидя в глубоком "академическом" кресле, и изредка вздыхал. Он видел, что Герман неподдельно страдает от этой истории, но мало чем мог помочь. Была бы жива Валентина, его Валюша, она бы нашла подход к измученному сыну, нашла верные слова, утешила бы и приободрила. Но раку всё равно, с кого собирать свою страшную дань, и Валентина Кризберг умерла три года назад. А он... что он? Старый сухарь, поседевшая копия такого же замкнутого и молчаливого сына. Отто Генрихович со вздохом раскурил трубку. Их у него было великое множество, Герман из любых поездок привозил отцу в подарок курительные приборы самых разных форм, из дерева, пенки, глины, даже из кукурузных початков. И сейчас старший Кризберг пыхтел одной из них, глядя на сына из-под "лекторских" очков.
— Ungl;ck, aber keine Katastrophe. — Он выпустил клуб дыма. — Gut, dass es dir die Kr;fte reichten, alles schneller zu beenden.
Герман невесело усмехнулся и тоже закурил, правда, обычную сигарету.
— Tja, auch in drei;ig Jahren lernte ich nicht, mich mit Frauen auszukennen. Aber jetzt bekam ich die Impfung gegen Leichtgl;ubigkeit.
Отец задумчиво пожевал губами.
— Wenn du magst, kannst du heute bei mir ;bernachten, falls es dir unangenehm ist, dorthin zur;ckzukehren.
— Ach, das ist blo; eine Wohnung. Und ich habe schon alle Erinnerungen an mein sozusagen Familienleben beseitigt.
Отто Кризберг кряхтя встал и убрал с письменного стола свадебное фото сына и Анны. Герман молча следил за его действиями, периодически с силой затягиваясь горьковатым дымом. Наконец отец снова уселся в кресло и, чтобы не мучить его ещё сильнее, спросил:
— Wie sieht's mit deiner Gesch;ftsreise aus?
— Die Papiere werden in kommenden Tagen fertig und dann lege ich los. — Герман был рад перемене темы.
— Das ist gut. Tapetenwechsel ist die beste Medizin.**
Потом они пили кофе и перебрасывались ничего не значащими фразами, пока Кризберга-старшего не начало клонить в сон.

Через неделю Герман на год уехал в командировку в Берлин, в немецкое отделение их европейского бюро, сменив на этом посту предыдущего собкора. Кардинальная смена обстановки, новые коллеги и почти круглосуточная работа подействовали на него как глоток свежего воздуха. Он мотался по всей центральной и северной Европе, сутками торчал в Брюсселе во время саммитов, освещал гаагские трибуналы и переговоры по брекзиту; даже отметился на лавине в австрийском курорте. Через год в Москву вернулся человек, вычеркнувший из памяти все неудачи в личной жизни, нацеленный только на работу и выведший своё занудство на принципиально новый уровень. Германа быстро сделали специальным корреспондентом, положив неплохую даже для первопрестольной зарплату, и Герман Кризберг занялся журналистскими расследованиями, где требовались въедливость, дотошность и пронырливость, а так же беспредельный цинизм. Всего этого у Германа было с избытком.

*    *    *

На работе, выгнав отдыхать одуревшего от утреннего дежурства Егорова, он отдал свой спецреп на растерзание режиссёру, со скрипом и руганью отмонтировал очередной путинский визит на сопредельные территории, ежеминутно поминая Данияра крепкими словами на трёх языках, и окончательно рассорился с Юлей, которая теперь ехидно обзывала его "педантом-авантюристом" и театрально закатывала при этом глаза. Герман пытался не обращать внимания на эти подколы почти весь монтаж, но к концу не выдержал:
— Тебя только Невмятуллин и может терпеть, потому что сам е...нутый вкрай. Не знаешь, как выпендриться, работай молча, удиви меня.
— Тебя, кажется, есть кому удивлять, — парировала Юлия, шустро отодвигаясь вместе со стулом, — я реально посмотрела бы на это.
— Хватит приплетать мне то, чего нет.
— Да-да-да. То-то Егоров в курилке в голос жаловался на твои ОЧЕНЬ личные форс-мажоры, из-за которых он тут с восьми утра. Да-да, думаешь, твои похождения это такая великая тайна? Авантюрист, чо.
Герман с чувством послал её на три буквы, и на этом совместная работа закончилась.

Он зашёл в курилку, чтобы за сигаретой сбросить раздражение от общения с оборзевшей девицей, и написал Лине:
— Как дела? Работаешь?
Ответ пришёл почти мгновенно:
— Ага. Пишу чушь.
— А я монтирую чушь. Ещё и с монтажёром разругался.
— А что сегодня в выпуске твоё? — Теперь Лина дисциплинированно смотрела вечерний эфир "В эту минуту", каждый день, а если не получалось, то в записи.
— Сегодня ничего интересного. Вот спецреп выйдет, его можно глянуть. Про экстрасенсов. Вот это и впрямь чушь,
v;lliger Bl;dsinn***. А вот по ДНК кое-что есть.
— Что? — Герман чуть ли не воочию видел, как Лина подалась вперёд к экранчику.
— Как я и боялся. Кровосмешение сто процентов.
— Какой ужас...
— Тут есть один нюанс, спроси Горелова, я, конечно, не рассчитываю, но вдруг. Время смерти детей и время смерти Кипяткова подозрительно совпадают. Включай логику, чтобы правильно раскрутить нашего полицая. У детей обширное кровоизлияние в мозг. У всех троих, одновременно, Стрижевский это подтвердил. Дети гибнут. И тогда же умирает Кипятков, пьяный настолько, что замерзает в снегу, а мы не в тундре в минус пятьдесят.
Воцарилось молчание, а потом на экране высветилось:
— Думаешь, он их убил, а потом напился и умер?! — к фразе прилагался испуганный смайлик.
— Думаю, дети увидели нечто, отчего испытали такой дикий стресс, что сосуды в мозге не выдержали. Вадим Яковлевич отрицает травмы черепа, значит, кровоизлияние произошло не из-за физического воздействия. Возможно, у детей уже были опухоли мозга или аневризмы, из-за мумификации Стрижевский не может стопроцентно что-то утверждать. Я склоняюсь к стрессу. Когда дети умерли, Кипятков, видимо, напился до полного привета, что его и погубило.
— Я поняла... — Лина ответила не сразу, Герман догадывался, что его выкладки шокировали девушку, и так пережившую не самые приятные часы. — Горелов может попросить своих бывших коллег поднять архив... и посмотреть, вызывали ли полицию в день смерти Сергея Кипяткова в дом на Крупской...
— Это вряд ли, соседи там сама помнишь, какие. Даже убивай Кипятков детей топором, не чухнулись бы. Нет. Спроси у Горелова, какие на теле Кипяткова были повреждения, когда его нашли.

*    *    *

Лина вышла из сети и озадаченно уставилась на телефон. Она не могла понять ход мысли Германа, как были связаны инцест, смерть детей и загадочные повреждения. Но раз он решил, что это важно, Лина не могла отмахнуться. Она договорилась встретиться с Аркадием Степановичем всё у того же памятника воинам-интернационалистам, и в этот раз Горелов был вполне приветлив. После их давешнего разговора он скрупулёзно изучал статьи "Города под солнцем" на тему трагедии в доме на Крупской — Лина периодически писала заметки с тегом "расследование редакции", — но никакого упоминания о себе не находил и решил, что пигалица слово держит, а, значит, и ему не грех помогать ей, раз обещал. Хоть Горелову и не хотелось ворошить это дело, но против совести не попрёшь. И уж лучше разговаривать с рыжей пигалицей, чем с её приятелем-корреспондентом из Москвы. Лину Аркадий Степанович хотя бы мог послать без страха получить в челюсть.



* — Порядок прежде всего (нем.)
** —
— Беда, но не катастрофа. Хорошо, что тебе хватило сил закончить всё побыстрее.
— За тридцать лет я так и не научился разбираться в женщинах. Но прививку от доверчивости я получил.
— Если хочешь, можешь  сегодня переночевать у меня, если тебе неприятно возвращаться туда.
— Это всего лишь квартира. И я уже избавился ото всех напоминаний о моей так называемой семейной жизни.
...
— Как твоя командировка?
— На днях оформят пакет документов, и выдвинусь.
— Это хорошо. Смена обстановки лучшее лекарство. (нем.)
*** — Полная хрень (нем.)


Продолжение:  http://proza.ru/2019/01/16/1368