Das ist Russische Partisan

Середина 90-х годов прошлого века. Уездный городок на восточной окраине разрушающейся и разворовываемой (если в парламенте есть хоть один: мошенник, ограбивший полстраны/олигарх, ворочающий миллиардами/порнопродюсер – о чём говорить?) великой (семьдесят лет выдерживала гонку вооружений, непосильную ни для какой другой) страны. Местное время – 14-00.
Вдоль бетонной стены промплощадки очередь страждущих, начинающаяся от окошка в металлических воротах и заканчивающаяся далеко. Разные люди стоят в очереди, оскорблённые безденежьем и задержками зарплаты (а это тоже безденежье), и униженные безработицей. Были когда-то силой великой; скандировали и маршировали так, что до самых дальних уголков планеты доносилось эхо могучего марша. А теперь раздроблены, и то немногое что могут – это стоять в очереди – хоть какой-то видимости равноправия. И не пропустят вперёд себя никого. «Не замай».
К началу очереди подошёл восточник – среднего возраста и роста пухлый, слегка прихрамывающий увалень в очках со спортивной сумкой через плечо. Правой рукой достал из-за пазухи маленькую книжечку, из неё жёлтый листок, развернул, вложил обратно. Левой рукой снял джинсовую кепку, поклонился очереди в пояс и сказал глуховато:
- Здравствуй, народ честной. Дозволь слово молвить.
Скучно стоялось в очереди, и донеслось оттуда:
- Ну, говори, раз надо.
- Я работаю на «Промприборе», - кивок в сторону белевших невдалеке заводских корпусов, - нам задерживают зарплату, а меня призывают партизанить. Вечером, сказано, сесть на Челябинский поезд. – Показал зажатые в руке документы.
- Отпросился купить кой-чего на обед, оббежал три магазина (перечислил адреса, всем очередникам известные), и вот – нашёл под носом у себя. Разрешите купить вне очереди, а то так весь день, наверное, пробегаю.
Стояли хмуро люди. Молчали женщины, видимо, считая, что служба в армии – дело мужское. Отмалчивались интеллигенты, делегировав решение преобладающему рабочему классу. Были в очереди соплеменники призывника, но тоже молчали, наверное, отдав на откуп старшим белым братьям и не желая скандала. Для национальной розни достаточно искры, особенно если жизнь не сахар. (А кому и когда она была сахар?)
- Что скажем, люди? – вышел и встал рядом с призывником худощавый синеглазый блондин, похожий на викинга скандинавского. Или витязя древнерусского.
- Раз некому – сам скажу, хоть и не мастер говорить. А вот не бывать такому на Руси, чтобы не по обычаям провожать человека в армию.
Сказал, и затих, глядя перед собой взглядом свинцовым, будто от слов тяжестью налившимся.
Хороши были эти двое, стоявшие плечом к плечу; разные обличьем, будто сошедшие с картины А. Бубнова «Утро на Куликовом поле», только не подстрекаемые своими князьями-ханами убивать друг друга, а вместе защищать землю родную, и тем внутренне схожие как братья родные. И смотрели они прямо и неколебимо, будто за спиной их была сила необоримая.
- Мужчины, - выдохнул женский голос. И непонятно было, чего в нём было больше – восхищения, гордости или чего ещё. И неинтересно никому было, кто сказавшая это женщина. Бывают вещи неважные.
И будто прорвало – в очереди раздались одобрительные возгласы.
Глянул витязь на азиата, и показал ладонью вперёд. Тот шагнул к торговому окошку.
Старик, стоявший в очереди первым, вполголоса сказал продавщице:
- Знаешь, дочка. Две бутылки – это так, на проводины только. Ещё в дорогу бы надо. Продашь ему ещё две? – Ну, а если нельзя, так пусть он мои берёт.
Продавщица, глядя уважающе, мотнула головой и выставила четыре бутылки. Старик добавил:
- Ты, парень, только того – сразу всё не выпей. Теперь ты вроде как за всех нас служить идёшь – народ тебе доверил.
- Конечно, дед.
Партизан рассчитался, упаковал купленное; отошёл обратно и развернулся.
Удивились люди – исчез куда-то неповоротливый увалень – перед очередью стоял подобравшийся волк в человечьем обличье. Хищник отточенно козырнул, кивнул коротко и быстро зашагал в сторону заводских корпусов. Даже хромота стала меньше.
- Мужик, - с теплотой глядя вслед, произнёс пожилой очередник (П.).
- Офицер, - иронично откликнулся молодой (М.).
П.: - Ну, знаешь, офицеры они тоже разные бывают, как и все люди.
М.: - Не верю я начальникам, и ему тоже.
П.: - Думаешь, он не понимает, что ты бы его догнал, если у него липовые документы.
М.: - Кто знает. Но я же не мент – документы проверять.
П.: - Я знаю, он не дурее нас с тобой. И документы, раз он сам подаёт, можно было проверить. Но ты неправ, сынок. Хоть мы все и не без греха; но толпой-то определим, врут нам или нет. Этот не врал. Всё чин-чинарём – оказал уважение, объяснил, предъявил. Нешто мы не люди? Поймём, поможем ежели надо. На святое дело человек пошёл, а ты тут стоишь и после разговора добавляешь. Только сейчас дошло, что ли?
М.: - Я неправ, батя. Мне ещё многое надо узнать.
П.: - Учись-учись, пока я жив.
А люди в очереди переговаривались и улыбались, вспоминая свою службу. Армия для каждого означает разное, но чаще, будем надеяться, хорошее.
27.01.2019