Когда я служил

«Дети» в армии.

  В армию меня призвали после окончания вечернего факультета ЛИАПа (Ленинградского Института Авиационного Приборостроения). Мне было 24 года и 6 лет рабочего стажа. Я считал себя довольно сильным, хотя спортом не занимался.  Рост у меня был 160 см. Весил 60 кг.
Отец у меня был майором химической службы, но в части, где служил (школа военных водителей) занимался, кроме прямых служебных обязанностей,  подготовкой учебных стендов и рационализацией. Для этих целей командир части организовал целое отделение подготовки учебного процесса с маленькой мастерской. Я иногда бывал у него, когда он дежурил в части в выходные и имел представление о солдатской службе. Но одно дело быть наблюдателем, другое, самому служить. Солдаты шестидесятых в папиной части были взрослыми людьми и выглядели, как взрослые. Они и служили по три года. Когда я стал служить сам, то служили 2 года, и многие выглядели, как дети. Особенно это чувствовалось, когда вечером, перед построением, включали телевизор и на музыку из «Ну, погоди» сбегалась на мультики половина роты.


Почему я не боксёр.

После того, как призывников собрали человек 200, нас повезли в октябре в плацкартных вагонах в Мурманск. Пожилой капитан, который нас сопровождал, побеседовал с каждым и меня назначил дежурным по вагону. Выдал красную повязку и сказал: действуй. Я доблестно обходил вагон из конца в конец. Была ночь. Многие спали на полках одетыми. Вдруг я увидел, что один новобранец зажигалкой пытается поджечь шерстяной носок своего товарища, лежащего на второй полке. Не порядок.
Я подошёл к нему, взял за рукав и строго сказал: - «Прекрати».
Он потушил зажигалку, освободил руку и двинул меня прямо в глаз. У меня из подбитого глаза искры посыпались. На шум подошёл капитан. Он прекратил драку. Но «поджигатель» пообещал мне ещё добавить. Это убавило у меня служебного рвения и остаток ночи я просидел поблизости от полки на которой лежал капитан. В последствии, я узнал, что капитан, нас сопровождавший, командир первой батареи (наведенцев) зенитно-ракетного дивизиона (ЗРД) Николай Петрович Павлов, и он сделал запрос на то, чтобы меня зачислили в его батарею после принятия присяги. Это был славный человек, невысокий, полноватый и добродушный. Он был хорошим офицером, прослужившим 25 лет и приближавшимся к пятидесяти годам.
Перед моей демобилизацией он также уходил в запас и переезжал с семьёй в свою родную Винницу, где ему должны были дать квартиру.


Не лестное предложение.

После того, как я прибыл в ЗРД и приступил к службе в первой батарее, у нас произошло ЧП (чрезвычайное происшествие) местного масштаба. В нашем ЗРД было 3 батареи: первая – «наведенцы», вторая – «тех. сопровожденцы», третья – «заряжающие». Батареи в свою очередь состояли из отделений. У каждого отделения был командир. У нашего отделения был командиром высокий, красивый сержант Стрельцов, оператор наведения «по дальности». Отделения по очереди чистили картошку на кухне. В нашем отделении был «секретчик» ефрейтор Штыков, солдат заведующий служебной документацией части. Он считал себя несколько «выше» других товарищей и отстранялся от общей работы. В нашем отделении был разбитной парень, оператор «по азимуту» Саврасов. Когда мы собрались на кухне и вооружились ножами, он расшумелся, почему мы всегда чистим, а Штыков всегда игнорирует. Его надо хорошенько проучить. Стрельцов нахмурился. – «Да, ты прав, Саврасов. Я этим займусь».
На следующий день Стрельцова арестовали. Оказывается, что он жестоко избил Штыкова. Тот подал рапорт командиру части. Командир приказал замполиту провести комсомольское собрание.  – «Как же так получилось, что один комсомолец избил своего товарища?» – задал он вопрос на собрании. – «Вот, вы, рядовой Радомысельский что можете сказать?» – «Я думаю, что в происшествии виноват не только Стрельцов, но и те, кто его подзуживали». – «А кто это делал?». – «Ну, многие высказывали недовольство, например Саврасов».  – «Рядовой Саврасов, вы опять подрываете дисциплину части. Мы примем меры!» У меня в голове пронеслась мысль, зря я «заложил» парня. После этого случая Стрельцова и Саврасова перевели в другой ЗРД.
 А на следующий день меня вызвал комбат Павлов. Он мне сказал: –  «Вы правильно сделали, что на комсомольском собрании рассказали правду о ваших разговорах. Я хочу, чтобы вы мне постоянно докладывали о настроениях в вашем отделении».  – «Вот те на, за свой «длинный» язык попал в «доносчики». Резко отказаться? Пожалуй обидишь комбата». – Подумал минуту, и сказал: – «Товарищ капитан, моя обязанность, как гражданина СССР предупреждать администрацию части о готовящихся преступлениях». Капитан был умным человеком, он улыбнулся и меня отпустил – «Идите, рядовой Радомысельский». – «Есть, товарищ капитан». – Я козырнул, развернулся по военному, и строевым шагом пошёл в казарму.


Предупредить, а не доносить.

У нас в ЗРД произошло ЧП. К нам из учебки прибыли два сержанта, два закадычных друга. Оба были не выше меня, но сержант Кунин был худенький, а сержант Лопатин толстый, подвижный и жизнерадостный. Кунина назначили командиром нашего первого отделения, а Лопатина второго. Через месяц чистим снег на позиции. А здесь кроме пусковых и капониров с вагончиками управления была возвышенность, на которой стоял зенитный пулемёт. Конечно, он стоял наготове, но без пулемётных лент. Кунин и Лопатин поднялись к нему. Вдруг Лопатин вскрикнул и у него из пальца пошла кровь. Оказывается, он сунул палец в затвор, а Кунин случайно в это время нажал спусковой крючок. Лопатину оторвало половину первой фаланги указательного пальца левой руки. Ребята испугались не только травмы, а и наказания за халатность. Лопатин придумал, что скажет в трампункте, что случайно со всей силы ударил по пальцу молотком, когда ремонтировал лопату. Потом он две недели ходил с забинтованной рукой.
После удачных стрельб на полигоне в Казахстане, командира нашего ЗРД капитана Лобинского, стройного, высокого и всегда подтянутого красавца, откомандировали в Академию. На его место прислали майора Щастного. Он нам не сразу представился, а предварительно прошёлся по части. Когда я его впервые увидел, то подумал, что это какой – то хозяйственник. Он был не в шинели, как Лобинский, а в тёплой рабочей (военной) куртке. И всем своим видом не походил на военного. А оказалось, что это боевой офицер три года отслуживший во Вьетнаме. После построения, когда он представился, я почувствовал к нему расположение. А к нам как раз прислали новое пополнение и молодые ребята крутились где только можно. Однажды я увидел, что двое «молодых» интересуются зенитным пулемётом, я решил их предупредить, чтобы они не повторили ошибку Лопатина. Но я хотел предупредить и Щастного, чтобы в его ЗРД больше такого ЧП не происходило.
Я дождался, когда майор был около пулемёта и громко сказал ребятам, чтобы они не совали пальцы в затвор, а то оторвёт. И выразительно посмотрел на майора.
  На техническом занятии, которое проводил Щастный, он сказал, чтобы солдаты без нужды к пулемёту не подходили, он даст распоряжение начальнику караула, чтобы тот проследил за этим, а то потом «кому-нибудь пальцы молотком оторвёт». Сержант обратился к майору: – «Разрешите спросить, товарищ майор?» – «Спрашивайте». – «Кто Вам рассказал о пулемёте?» – «Никто не рассказывал, достаточно просто услышать то, что говорят ваши товарищи».