Ловкость слов и поворот России к мистике

 
Когда перестройка повернулась к  России   своей самой тёмной стороной, вдруг вспомнили о солнце русской поэзии:  А.С.Пушкин был поставлен  даже  в один ряд с А.Невским, которого тоже звали солнцем.
В прежние века звание поэта ценилось  высоко. Например, А.Некрасов, писал: 
«..Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан».  Как бы утверждая, что поэт выше гражданина.
Е.Евтушенко поднял планку ещё выше:
 «Поэт в России – больше, чем поэт».
А что может быть выше поэта? Пророк? 
          Между тем, события в стране развиваются так, что понять их логику людям становится всё труднее.
Им, как и некоторым поэтам, хочется   «во всём дойти до самой сути».
Но  не хватает алгебры, чтобы поверить всю дисгармонию перестроечных новшеств и бед:
уму непостижимо, как могла страна  в каких-то  двух шагах от развитого социализма так упасть, что долго не могла встать даже  на колени… 
             И вдруг, как конница из засады войска А.Невского или гиперзвуковые ракеты из доклада В.Путина Федеральному собранию,  появились подзабытые строчки Ф.Тютчева:
«Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
В Россию можно только верить».

-  И гора с плеч?  Неужели нашлось направление поискам  национальной идеи?
Верить в звезду пленительного счастья призывали и раньше. Но ещё никто не осмеливался сказать, что Россию нельзя понять умом, потому что не существует меры измерения её достоинств...
В народе есть довольно стойкое поверье, что даже гадалки по линиям руки говорят правду. А тут целый поэт говорит такие приятные загадочные слова...
И кто же заподозрит тут только ловкость слов...
          Сегодня слова бывшего тайного советника царя Николая 1, словно, получили статус  гимна и символа веры…
Их процитировал президент Франции Жак Ширак при вручении ему Государственной премии РФ  в области гуманитарной деятельности.
Их  повторял  В.Путин, в обоснование того, что «У нас свой собственный путь…».
  Эти строки Тютчев написал  после тяжёлого разочарования от поражения России в Крымской войне. 
Раньше он выполнял  высочайшее поручение создавать позитивный образ России:  надо было доказать, что она не «жандарм Европы»,   не «тюремщик декабристов». не душитель своего народа.
Попытки  России  читать нравоучения  другим, не решая собственные внутренние проблемы, воспринимались Европой  как  лицемерие и коварство. 
Тютчев пытался её переубедить. А  всем западникам и либералам, мечтающим породниться с Европой, писал:
«Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы».
Позднее Ф.Достоевсий в статье «Зачем нам Азия»  подтверждал это мнение:
«…Европа нас готова хвалить, по головке гладить, но своими нас не признает, презирает нас втайне и явно, считает низшими себя как людей, как породу»,
У  царской политики принуждения соседей к сожительству с Россией были оппоненты и в самой России:
  «И зачем нам туда, и чего нам далась эта Азия, сколько денег истрачено, тогда как у нас голод, дифтерит, нет школ, и проч. и проч.»
 Достоевский им отвечал:   
«В Европе мы были приживальщики и рабы, а в Азию явимся господами. В Европе мы были татарами, а в Азии и мы европейцы. Миссия  наша цивилизаторская в Азии подкупит наш дух и увлечет нас туда, только бы началось движение».
                …Подкупила. «Движение»  не кончается и до сих пор.
 «Цивилизаторская миссия»  19 века далась России относительно малой кровью своих солдат.
Жертвы мирного населения  противника  упоминаются как обычные и неизбежные в подобных войнах.
Понять умом  эту политику  можно: все так делали…
К тому же, в прессе той эпохи появилось заявление  одного из  английских политиков: «Надо вырвать клыки у медведя…».
Под впечатлением таких нападок  Тютчев писал :

«…Все богохульные умы,
Все богомерзкие народы
Со дна воздвиглись царства тьмы
Во имя света и свободы!
Тебе они готовят плен,
Тебе пророчат посрамленье…»

Но вот стихи Тютчева  о Николае1, написанные под впечатлением от поражения России в Крымской войне и запрещения на 15 лет иметь Черноморский флот:
«Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые, –
Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей».

            Тютчев  обвиняет  царя во лжи!? 
В чём же обман и лицедейство?
 Не в том ли, что для «цивилизаторской миссии» у России не было ни материальных сил, ни морального права?
Известно, что перед Крымской войной довольствие на одного солдата в Русской армии было в 3 раза меньше, чем в других армиях Европы.
Россия была единственной страной, в которой солдаты служили по 20 лет.
На тысячу населения в России было  больше солдат, чем в любой армии Европы.
Может быть, обольщение этой миссией было прикрытием обыкновенного государственного  разбоя, которое одни называют  приращением земель,  другие  - колонизацией, а третьи – упреждением врага на дальних подступах? 
Но не Англии же было отдавать…
«О, они бы добрались до всего, до металлов и минералов, до бесчисленных залежей каменного угля, — всё бы нашли, всё бы разыскали, и материал, и как его употребить» - писал об англичанах Достоевский.

                Как бы в противовес словам Тютчева об особенной стати России, в последнее время стала популярной фраза о патриотизме, как прибежище негодяев.
«Особенная стать» в умелых руках легко может оказаться ничуть не лучше, чем «превосходство расы» или «ответственность за судьбы мира»…
Нам  это, допустим, не грозит.
Нам это пока только обещает некий «особый путь», концом которого может быть, например,  попадание в рай.

Опасность или вред упования на «особенную стать России» отмечал ещё  в начале 20 века М.Горький в статье «О мещанстве»:
 «В эти дни, когда рыцари бились насмерть со змеем, мещанство в стихах и прозе доказывало, что „Умом Россию не понять“».
Разоблачая и  мещанство и лесть о самобытности народа,
он возражал утверждению, что   «Влияние Запада может только испортить, разрушить кроткую, мягкую душу и прочие редкие качества народа-богоносца, воспитанные в нем порками на конюшнях, сплошной неграмотностью и другими идеальными условиями русской самобытности».
В другой статье, «Две души», он подтверждает свою мысль:
«…на Западе люди творят историю, а мы все еще сочиняем скверные анекдоты...
Мы слишком долго, почти до половины XIX века, воспитывались на догматах, а не на фактах, на внушении, а не на свободном изучении явлений бытия».

Пафосу Тютчева,  обольщающего  особенной статью России,  М.Горький противопоставил пафос преобразования и разоблачения мифа о «народе-богоносце».
А он тоже иногда подводит:   много позже Горький  напишет о «рыцарях»  Октябрьской революции: ... я смотрю на эти аресты как на варварство, … и заявляю…, что Советская власть вызывает у меня враждебное отношение к ней».

Сегодня М.Горький только за одно  проявление симпатий к «влиянию Запада»  не попал бы в струю политики.
 А вот Ф.Тютчев за несколько строчек стал больше, чем поэтом.
Но народ уже отчасти раскусил  хитрую науку его обольщения, всё чаще поминая   фразу:
«Если заговорили о патриотизме, значит, собираются что-то украсть»
Поэты – люди    впечатлительные, увлекающиеся…
А тех, кто из них делает больше, чем поэтов, надо обуздывать «алгеброй»  здравого смысла.
 И помнить не только того Тютчева, который воспел «особенную стать», но и того, кто увидел  в политике  ложь, пустые призраки и лицедейство.   
«Поворот к мистике и романтическим фантазиям – это поворот к застою, направленный, в конце концов, против молодой демократии, которую хотят отравить и обессилить» - так, словами из статьи «Две души», возможно, возразил бы М.Горький всем, кто сегодня пытается льстить России стихами об  её  «особенной стати».