Война вне поля зрения

  День, когда всё решится, настал. Поэтому нас тотчас без промедления построили. Командир  сам лично вышел к  нам и произнёс речь.
 - Бойцы!
  И он закашлялся. Кашель, казалось, сгустками выходил из него. Адъютант услужливо и деликатно постучал по его спине. Командир перестал кашлять и возобновил свою прерванную речь:
 - Бойцы! Победа и Слава стоят рядом. Так же, как и Смерть вместе с Забвением. Я хочу, чтобы вы остались в памяти потомков героями и великими воинами, а не какими-нибудь жалкими тенями позорного прошлого, которого никто не станет вспоминать. Вы должны показать себя с достойной стороны, чтобы мне не пришлось стыдиться от того, что вы мои солдаты. Завтра мы пойдём в бой. Если мы победим - воцарится мир. И спокойствие на долгие времена. Если мы победим - мы будем гордиться завтрашним днём. Если мы проиграем... - командир выждал немного, а потом продолжил, - лично я в таком случае пущу себе пулю в лоб. И посоветую так сделать каждому из вас.
   Уверен, что каждый из нас в этот момент иронично усмехнулся про себя. Наш командир любил вставлять в свои помпезные речи подобные "обещания". Когда-то это нас заставляло здорово удивляться и испытывать шок. Но сейчас мы были привыкшими.
   Командир повернулся спиной к нам и зашагал прочь. Мы расслабились. Стоящий рядом со мной солдат сказал мне:
 - Я бы очень хотел бы посмотреть на это зрелище. Я уже мысленно представляю его с пистолетом в руке, дуло которого приставлено к его виску. Ради этого я готов проиграть завтрашний бой.
  Я улыбнулся. Мы все тут стояли навытяжку перед своим командиром несерьёзно. Мы здесь уже почти год. Ждём и ждём. Раз в неделю командир постоянно произносит перед нами такие вот воодушевляющие речи. Поэтому мы привыкли. Даже подшучивать начали. От скуки.
 Нам велели разойтись. Но сначала объявили дежурных. В их числе оказался я.
  Не спать ночью не очень-то и трудно. Просто надо вечерком подремать часика три. Мне, как дежурному, разрешили подремать. Поэтому я был готов патрулировать и ждать внезапного и коварного нападения вражеских отрядов. Они, кстати, были в пяти километрах от нас. И тоже стояли почти год.
  Расклад был примерно следующий. Мы, фашисты, чего-то там не поделили с другими фашистами. Разумеется, сразу началась война. Мы слышали, что в ДРУГИХ местах уже произошло несколько кровопролитных боёв с неизвестным исходом для обеих сторон. Но в ЭТОМ месте пока было мирно и спокойно. Две вражеские армии, пестря своими палатками и флагами, стояли друг против друга и ничего не предпринимали. Это, похоже, здорово нервировало нашего командира. То ли бездействие напрягало его, то ли постоянная угроза.
  Я шёл по ночному и почти храпящему военному лагерю, когда меня окликнул один солдат, сидящий около костра. Ему, видать, не спалось.
 - Эй, дежурный, сигаретку выкурить не желаешь?
  Вообще-то, дежурному ничего желаться не должно. Но я нарушил устав и подсел к костру. В нашей армии все нарушали дисциплину. И несли за это наказание. Почему? Чтобы завоевать всеобщее уважение. Не побоялся губы - орёл, мужик. Это было уже традицией для старослужащих и испытанием для только что призванных пацанов.
  Солдат дал мне сигаретку.
 - Ну? - спросил он. - Готов к славе и победе?
 - Всегда готов, - усмехнулся я и затянулся.
  Солдат покачал головой.
 - Вот мы тут шутим... Я тоже целый год шутил. Но, по-моему, шутки закончились.
 - Да ты что? - я немного удивился. - Ты серьёзно?
 - Не знаю... У меня плохое предчувствие. Мне думается, что завтра половина из нас превратится в трупы. Не исключено, что даже не половина, а все.
 - Это ты, брат, что-то загрустил, так сказать. Да и война уже заканчивается.
 - Война всегда была. Она никогда не закончится. Ты сколько служишь?
 - Я? А что?
 - Ничего. Молод ты ещё.
  Я немного подумал, потом ответил:
 - Знаешь, мне как-то без разницы - всегда была война или не всегда. И мне всё равно, что произойдёт завтра. Умру ли я или останусь жить. Или в плен попаду. Я свою жизнь пустил под откос. И она катится вниз.
 - Жить не хочешь?
 - Почему? Хочу. Страшно ХОЧУ. Но не интересно жить.
 - Ничего. Завтра будет интересно.
  Звёзды-то как горят. Красиво...
  Не всё я сказал этому солдату. Я пустил жизнь под откос, ибо КОЕ-ЧТО потерял. Когда-то было совсем другое время. Сладкое время. Великое время. У меня был друг - унтерштурмфюрер СС Мартин Бергер. Это был самый колоссальный друг из всех моих друзей. Почти брат. Да что там брат! Это было второе моё "Я". Мы были одно целое существо но, тем не менее, разные. Мы одинаково вдыхали запах ПРОСТРАНСТВА и ВРЕМЕНИ, одинаково щупали ТКАНЬ МИРА и ПЛОТЬ ИЛЛЮЗИЙ. Мы порхали в ОДНОМ НЕБЕ и КРЫЛЬЯ у нас были одной консистенции. И фактуры. Мы хотели одного и того же. Мы хотели искусства, которое было похоже на жизнь, и хотели жизнь, которое было похоже на искусство.
  Это великое время закончилось. Наши дороги разошлись. Стало печально и грустно. Банальная природа нашего банального бытия одержала победу. Нашлись всякие причины для того, чтобы мы отдалились друг от друга.
  Давно я не видел Мартина. Сто лет. Или тысячу.
  Теперь мне кажется, что того сладкого времени никогда не было. И всё я выдумал. И унтерштурмфюрера СС Мартина Бергера тоже придумал.
  …Звезды-то горят и горят. Красиво.
  Тут мне передали, что командир вызывает меня к себе.
  Было видно, что в командирской палатке горит керосиновая лампа. Все знали, что командир спал как Наполеон - по два-три часа в сутки. От этого его лицо выглядело старее, чем было на самом деле. Вокруг глаз были тёмные круги. На эти глаза было страшно и жутко смотреть. Все говорили, что командир так мало спал, ибо опасается внезапного вражеского нападения. Над этим многие солдаты шутили и посмеивались.
  Адъютант был какой-то рассеянный и не сразу понял, что пришёл дежурный из второго сектора. Он стоял около входа в палатку и зевал. Бедняга. Наверное, тоже спит как Наполеон. Он доложил, потом вернулся и пропустил меня в палатку.
  Командир сидел на стуле за столом, на котором была только керосиновая лампа. Мне в нос сразу ударил острый табачный запах. Командир курил крепкие сигары. Все говорили, что командир может сутками не есть, не пить, не спать, не испражняться, но без сигар ему конец.
  Я приготовится доложить, как положено, но командир меня перебил:
 - Оставим все эти формальности, унтерштурмфюрер.
  Он направил на меня свои глаза.
 - Как проходит дежурство? – спросил он.
  Я ответил:
 - Нормально.
 - Ничего подозрительного?
 - Ничего.
  Командир немного помолчал. Я смотрел на его лицо. Необычный сегодня командир. Хватил лишних сто грамм? Похоже на то.
 - Все вы тут смеётесь…за моей спиной, - начал командир. - Ничего не знаете… не видите. А враг под самым боком… Вот, скажи мне, унтерштурмфюрер, ты хочешь воевать?
 - Я - солдат и я...
 - Я же сказал - к чёрту формальности! Я не спрашиваю, кто ты. Я тебя спросил - ты хочешь воевать?
 - Не знаю. Мне всё равно.
  Командир мрачно усмехнулся:
 - Всё равно?... Ты кого-нибудь в своей жизни убил?
 - Людей? Нет.
 - А сможешь?
  Что ему надо? Куда он клонит? И как отвечать своему командиру на такие "неформальные" вопросы?
 - Наверное, - ответил я.
 - Наверное... А совесть потом не будет мучить душу? Вдруг убитые станут приходить в твои сны? Я вижу тебя насквозь. Ты один из тех, кто пустит пулю в свой лоб, когда это начнёт происходить.
 - А вы?
 - Я..? - переспросил командир. Он слабо улыбнулся. - Я бы тебе многое...мог бы рассказать, но ты… ты ещё салага.
  Да-а, не повезло мне. Почему он не вызвал дежурного из первого или третьего секторов? Видимо, назвал второй наугад. Интересно, со сколькими своими солдатами он тоже так откровенничал?
 - Чего молчишь? - недовольно опросил командир.
 - Мы на войне, - кратко ответил я.
  Он вздохнул.
 - Ладно, - потом сказал он. - Катись отсюда.
  Раннее утро. Сонное солнце…
  Я уже автоматически перестал быть дежурным. По уставу, вообще-то, положено сдать свою смену и только потом считать себя освободившимся. Но я уже говорил, как у нас относятся   к дисциплине.
  Я направился к речке. Взял автомат и пошёл. Что-то мне захотелось окунуться во что-то прохладное и приятное. И вода подходила для этой роли. Я понимал, что по возвращению в лагерь загремлю на губу. Суток на десять-пятнадцать. Я понимал, но мне хотелось в воду.
  Я шёл и думал о прошлой ночи. О разговоре с тем неизвестным солдатом и с командиром. Я давно ТАК не говорил. Не с кем было.
  Я шёл и думал. Но потом перестал думать. Сердце мое застучало. Я крепче сжал автомат.
  На берегу речки кто-то был. Кто-то в военной форме.
  Я начал приближаться неслышно и помедленней.
  Вспотел. Вспомнил слова командира. Я сказал, что, наверное, смогу убить. Так, СМОГУ ли?
  Военная форма наша, но с некоторыми знаками отличия.
  Вот оно что... Первый раз вижу своего врага. Совсем незнакомый человек. И - враг.
  Странно... В голове не укладывается.
  Набирает из речки воду в ведро. Сейчас повернётся, и я пущу в его грудь пулю. Я от него уже в пяти метрах. Просто в спину не хочу целиться.
  Он повернулся. Увидел меня. Застыл.
  Я медленно опустил автомат.
  Боже, здорово, что я не люблю стрелять в спину...
  Мы долго смотрели друг на друга. По его лицу было видно, что он ПЫТАЕТСЯ вспомнить и ему очень трудно.
 - Ты что? - сказал я дрожащим голосом. - Не узнал меня?
  Он не ответил.
 - Я просто волосы подлиней отрастил, - говорил я. - Ну, чего молчишь?
  Тут унтерштурмфюрер СС Мартин Бергер улыбнулся и поставил ведро на землю.
  Да, чудо, всё-таки, произошло. Я его опять вижу. Значит, ничего я не придумал и ничего не выдумал.
  Мы поприветствовали друг друга. И я понял, что никогда больше не буду воевать.

2000-2011 г.г.