466 Это же здорово! 12 сентября 1973

Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

466. Это же здорово! 12 сентября 1973 года.

Сводка погоды: Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Среда 12 сентября 1973 года. БПК "Свирепый" в открытом Атлантическом океане в морском районе "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap) на середине между Исландией и Фарерскими островами (Дания). Данные ближайшей метеостанции Рейкьявик (сев.) Исландия, географические координаты: 64.132,-21.933. Дневная температура: мин.: 10.0°C тепла; средняя: 11.4°C тепла; макс.: 13.0°C тепла. Эффективная температура (температура самоощущения человека) 8.5°C. Ветер слабый (3 балла) дует со скоростью 5 м/с (18 км/ч). Флаги шевелятся на фалах, а на ходу непрерывно колеблются. Волны короткие и хорошо выраженные, классические. Иногда образуются белые барашки на гребнях волн и полосы морской пены. Средняя высота волн 0,6-1 м, длина - 6 м. Осадков нет, но сыро, хотя туман рассеялся и только изредка встречается на пути корабля серо-белыми облачками. БПК "Свирепый" находится ближе к Фарерским островам (Дания) чем к Исландии, поэтому 12 сентября 1973 года солнце взошло в 05:45, а зашло в 19:01 (GMT+1). По ощущениям дни стали короче.

В среду 12 сентября 1973 года я опять рано, днём, записал в свой дневник-ежедневник радостную весть:
12 сентября 1973 ср
Мам! Как к тебе приходят люди с бедами и радостью, так и ко мне. Это же здорово! Я доволен ужасно! Печатал фотки. Приеду домой – удивлю всех. Столько приключений случилось! Уйма!

Дело в том, что к моей маме, как к мудрой женщине, военному медику - военфельдшеру, участнику и ветерану Великой Отечественной войны, многоопытной медсестре и просто очень доброму и хорошему человеку со всей нашей улицы Белинского в городе Суворове и округе приходили за советом и помощью женщины, мужчины и даже дети, если они вдруг получали какие-то ушибы, порезы, царапины и иные травмы, телесные и душевные. Моя мама, Суворова Нина Васильевна, всех принимала безотказно, выслушивала, осматривала, если это было возможно в домашней обстановке, то оказывала неотложную медицинскую помощь, лечила, врачевала. Мой папа ворчал на маму из-за "непрошенных гостей", но мама всегда спокойно его успокаивала своим ласковым "командирским голосом".

- Товарищ младший лейтенант! - говорила мама моему папе. - На диван к телевизору... Шагом... Марш!.
- Есть! Товарищ старший лейтенант! - отвечал мой папа и беспрекословно отправлялся на свой любимый диван к своим любимым газетам и любимым телевизионным новостям (моя мама была старше по званию, чем мой папа).

Вот и сейчас, во время некоторого послабления вахтовой службы на корабле из-за сторожевого дрейфа в середине морского района противолодочного Фареро-Исландского рубежа ВМС США и НАТО, в котором мы, БПК "Свирепый", выполняли роль "натовского сторожевого корабля", а на самом деле (как потом прояснилось) обеспечивали свободный проход нашему подводному стратегическому ракетоносцу вглубь Атлантического океана, ко мне в ленкаюту зачастили моряки - матросы и старшины, особенно, подгодки (моряки призыва весна-лето 1971 года).

Молодые матросы приходили просто для того, чтобы робко поговорить "по душам", прочитать мне письма, которые они получили недавно с танкера СМТ "Олекма" и узнать моё мнение о прочитанном. Подгодки приходили для того, чтобы со мной "подружиться", потому что с уходом ДМБовских годков они становились "годками" и уже сейчас хотели наладить со мной отношения, потому что началась "охота" за фотоснимками с БС (боевой службы). Подгодки приходили по-разному: с подношениями типа банки тушёнки или связки вяленой рыбы; без подношения, но с предложением дружить, общаться и "кучковаться" с подгодками"; с просьбами, более похожими на требования и даже угрозы типа: "Смотри, Суворов, после годков мы будем годками... Так что не думай, что ты будешь тут вечно прохлаждаться...".

Несмотря на неприятный осадок от такого "меркантильного" поведения будущих годков, я всё же, вероятно, делал правильный вывод о том, что "люди ко мне тянутся", и это несмотря на то, что я так и не стал для многих из них "своим человеком". Увы... Всю свою ещё короткую самостоятельную жизнь я всегда был "белой вороной", например, в школе, в младших классах я был звеньевым, председателем совета класса и ребята-хулиганы, которые оставались учиться в одном классе на второй год, играли на мне в такую игру - "Председатель? Да? Ну, получай, председатель!". Был такой художественный фильм о председателе совета бедноты в кулацком селе, которого кулаки-бандиты поймали и вот так же спрашивая, убивали...

В старших классах я был неформальным лидером, не комсоргом класса, а "ходячей совестью", потому что принципиально не врал, говорил правду, поэтому больше вынужден был молчать, но действовать по правде, а это не многим нравилось и принималось. Работая учеником слесаря-ремонтника на Севморзаводе, я также не мог поступать так, как поступали другие некоторые работники, так называемые "несуны", которые в своё оправдание говорили: "Всё вокруг народное, а мы что, не народ?".

Был я "белой вороной" и на флотской службе, причём, с самого начала - с пребывания призывником в военкомате, в эшелоне, в 9-м Флотском экипаже ДКБФ в посёлке Пионерское... Особенно обособилось моё личностное положение и мнение обо мне среди моряков, матросов, старшин, офицеров и мичманов в период формирования первого изначального экипажа БПК "Свирепый" в 67-м отдельном дивизионе строящихся и ремонтируемых кораблей в Калининграде. Когда "старорежимные" годки избрали меня на комсомольском собрании комсоргом корабля, я вообще приобрёл на весь оставшийся срок службы статус "человека не от мира сего", в изгоя, в человека, выпавшего или выжитого (как посмотреть) из общего строя, вольного, вольноотпущенного, самостоятельного, обособленного, отдельного от всех.

Особенно это ощущение и чувство "отдельности", отдалённости, обострилось у меня в тот момент, когда командир БПК "Свирепый" капитан 3 ранга Е.П. Назаров по просьбе замполита капитана 3 ранга Д.В. Бородавкина фактически освободил меня от обязанностей рулевого БЧ-1 и перевёл в помощники замполита, передал в моё ведение ленкаюту, поручил выполнять обязанности корабельного художника, киномеханика, фотографа, фотолетописца, почтальона, библиотекаря. Таких должностей в штатном расписании корабля не было, поэтому на меня все "косились", считая, что я занимаюсь чёрт знает чем, а они несут боевую вахтенную службу на боевых постах.

Даже когда я перед выходом на БС (боевую службу) пришёл на корабль, "вооружённый" оборудованием и инвентарём для ведения визуальной разведки во время БС, этот мой опять неформальный статус, не принимали долгое время, пока я не сумел доказать своими фотогазетами, боевыми листками, а самое главное, - благодарностями разведотдела в редких радиограммах из штаба, что выполняю важное боевое задание и нахожусь на своём месте. При этом, например, сигнальщики-наблюдатели БЧ-4 и радиометристы РТС верили, что это они являются главными в визуальной разведке на БС. Увы, на флоте, на боевом корабле нет понятия "мы главные", потому что мы все зависим друг от друга и у каждого моряка есть свои обязанности, которые в ответственные моменты будут самыми главными.

Матросы, старшины, подгодки и годки, мои друзья, шли "потоком", как косяки рыб в океане, и я был страшно рад и горд от ощущения нужности, востребованности, пусть даже меркантильной, то есть потребительской. Сначала я всех принимал радушно, угощал маминым печеньем из посылки, чаем с индийской заваркой, но потом я начал уставать... Уставать говорить, уставать рассказывать одно и тоже, слушать, внимать, понимать. Особенно меня раздражало то, что, когда я был занят оформлением стендов и продумывал текст пояснительных статей и комментариев к фотографиям и рисункам, вдруг заявлялись самоуверенные и относительно высокомерные годки и подгодки и начинали рассказывать какие они герои, как они трудно несут вахты, как душно в их кубриках, а "ты, Суворов, тут один в ленкаюте, никто тебе не мешает, сам себе хозяин, вахты не стоишь, команды не исполняешь, в ус не дуешь и сам чёрт тебе не брат"...

Конечно, ребята действительно стоят по 4 часа вахты, потом 4 часа подвахты и только потом 4 часа крепкого сна, который прерывается в точно назначенное время и опять всё повторяется сначала. Конечно, они несут вахты в боевых постах среди машин и механизмов, которые шумят, газят, греются, мучают глаза необходимостью внимательно и напряжённо следить и управлять ими. Кончено, жить и спать в кубрике-общежитии, где люди шумят, разговаривают, смеются и ссорятся, пукают и храпят - это не личный одинокий сон, убаюканный килевой и бортовой качкой и прерываемый только своими мыслями, снами и сигналами тревоги...

Я всё это хорошо понимал, поэтому все эти и подобные разговоры заканчивал очень просто - я вставал, вручал в руки опешившим недовольным годкам и подгодкам ручку, перо, кисточку, деловито предлагал продолжить начатое оформление стенда, потом скороговоркой передавал приказы и поручения замполита, объяснял, где находится оборудование визуальной разведки и предлагал моему визави (тому кто напротив) пойти к командиру корабля и попросить его заменить меня по всем моим должностным обязанностям... Как правило, все, кто меня упрекал, тушевались, терялись, возвращали ручки и кисточки, говорили, что "они не умеют", что "это не их, это твоё, Суворов", но всё же упрямо предлагали то, что требовал от меня и от замполита наш старпом капитан-лейтенант Н.В. Протопопов:

- Работа фотографа, художника и библиотекаря - это не вахта! Это общественные обязанности. Делай это как все, после вахты, в свободное от вахты время!.
- Так это и есть моя вахта! - сердился я на ребят за непонимание. - Моя вахта круглосуточная! Неужели вы не понимаете?! Посчитайте, сколько времени уходит на фотосъёмку, проявку фотоплёнки, на печать фотографий?! Попробуйте нарисовать и написать боевой листок! Стенгазету! Простой поздравительный плакат...
- Это всё не дело... Это так... Агитация...
- Так в чём же дело? Займитесь сами этой... агитацией. Узнайте, что это такое...
- Не... Нам это не в кайф... У нас дело настоящее, военно-морское, боевое... А у тебя какое-то странное... Краски, кисточки, плакатные перья... Это не серьёзно...

В результате таких разговоров я скрипел зубами от злости на самого себя, на судьбу, на прихоти службы и начальства, терпел, "играл" желваками на скулах и уговаривал самого себя "не поддаваться на провокации" и "продолжать делать своё дело". Тоже самое мне говорил, усмехаясь, замполит капитан 3 ранга Д.В. Бородавкин...

- Не обращай внимания не эти "выкрики из зала", - говорил Дмитрий Васильевич. - Делай своё дело, которое у тебя получается лучше, чем у кого-либо другого. Вы, Александр, делаете нужное и полезное дело для корабля, для экипажа, для Боевой службы. Не сомневайтесь, а лучше всего, - старайтесь делать своё дело лучше, качественнее, больше.
- Ваши недруги упрекают вас из-за непонимания и недальновидности, потому что ограничены по службе кругозором своих вахт, боевых постов, должностных обязанностей. Они лишены того, что имеет е вы, то есть свободы перемещения по кораблю, свободы видеть всё вокруг и участвовать во всех делах и событиях на корабле. Они так проявляют свою досаду, потому что вы близки к командованию корабля, к средствам оформления ДМБовских фотоальбомов, а это вызывает обидную досаду, зависть, желание воспользоваться возможностями положения старослужащих.
- Не поддавайтесь. Умейте держать удар. Проявляйте выдержку и терпение. Старайтесь своим поведением и жизненной позицией не оправдаться, а показать всем, кто вы, что вы и чем являетесь, а люби вас поймут, вот увидите.

- Ребята говорят мне: "Будь проще, Суворов, и люди к тебе потянутся. Дружи с нами, годками, и всё будет тип-топ!".
- Можно и так, - кивнул головой Дмитрий Васильевич Бородавкин, - но это не так, как надо. Быть проще - это, значит, усредняться, быть "как все", превращаться в "серую массу" или подобострастно быть похожим на "сильного мира сего". Что в этом хорошего? Ничего... Быть, как все, значит, подчиняться обстоятельствам, которые, кстати, возникают не только по общепринятым правилам поведения, а в результате чьей-то хитрости, наглости или злой воли.
- Нет, Александр. - подытожил замполит. - Если судьба подарила вам шанс реализовать таланты вашей личности, то не упускайте этот шанс. Живите, как сами для себя решили и знаете. Служите, как вам подсказывает ваша совесть и воспитание. Ведите себя естественно, то есть по-своему. Будьте таким, каким вы есть или хотите стать, но не подчиняйтесь чужой воле противной вашим принципам и жизненному опыту.
- Поверьте, люди всё видят, всё слышат, всё оценивают и обо всём судят по своим взглядам и мнениям, а у каждого свой взгляд, своё мнение и "на каждый роток не накинешь платок". Поэтому больше слушайте, смотрите, внимайте, запоминайте и анализируйте, прогнозируйте и моделируйте своё поведение и отношение к людям и с людьми. Пригодится...
- А пока без всяких сомнений к завтрашнему утру чтобы боевые листки по событиям в каждой боевой части висели в кубриках. Приказ ясен?
- Точно так, товарищ капитан третьего ранга! Ясен.
- Вот так вот и никак иначе...

После ухода гостей и замполита я с удвоенной энергией почти всю ночь печатал фотоснимки на остатках плотной картонной фотобумаги большого формата, листы которой я портняжными большими ножницами порезал на карточки размера 9 на 13 см. С учётом того, что я зарезервировал три фотоальбома для своего ДМБовского выхода (по одному альбому на каждый год службы), страниц в фотолетописи БПК "Свирепый" уже катастрофически не хватало, поэтому в стенгазетах и в фотолетописи я у
же не печатал и не клеил фотографии большого формата, а клеил подряд в хронологическом порядке или оформлял в виде американских комиксов разноформатные фоторассказы о событиях БС (боевой службы), дополняя ряды фотографий рисунками цветными карандашами, фломастерами или тушью.

Каждый раз, когда я заканчивал оформление очередной страницы альбома фотолетописи, листа ватмана корабельной стенгазеты или боевые листки, я гордился собой и с удовлетворением осознавал, что практически никто, даже мой друг-годок Славка Евдокимов, с которым мы вместе работали по оформлению наглядных средств штабной командной игры весной 1973 года, не мог сделать эту работу лучше меня...

И всё же, встревоженный недружественным поведением некоторых моряков, особенно, подгодков призыва весна-лето 1971 года, на полгода старших меня по сроку службы, хотя по дате моего рождения и возрасту одинаковых со мной или даже более молодых, я начал рисовать модные рисунки по темам ДМБовских альбомов годков. По сюжету это были рисунки: "встреч моряков на пороге дома любимыми девушками", "прощание моряка с морем и кораблём", "приказ Морского бога Нептуна о ДМБ", "ожидание одинокой девушки моряка на берегу моря", "боевой корабль в море", "парусный корабль в море", а также сюжеты морской и флотской символики для татуировок. Кстати, против татуировок я всегда, даже в статусе "салаги" и под угрозой "тёмной", категорически возражал и никогда не рисовал эти символы и рисунки на коже у моряков. Однако рисунки морской и флотской символики я делал, пусть будут на всякий случай...

Фотоиллюстрация: 12.09.1973 года. Северная Атлантика. "Фареро-Исландский рубеж" (англ. GIUK gap). Рисунок парусного боевого корабля, который я нарисовал на кальке в своём ДМБовском альбоме после памятного разговора с замполитом о моём месте в структуре экипажа БПК "Свирепый", моей роли и функции корабельного фотографа, художника, библиотекаря, почтальона, заведующего ленкаютой и помощника заместителя командира корабля по политической части. В этом рисунке всё, что волновало и тревожило меня в сентябре 1973 года, проявлялось в деталях и облике парусного корабля. Как этот фрегат пятого ранга, я был наполнен ветром, энергией жизни, романтикой и устремлениями вперёд, а вокруг меня бушевал океан, который всё норовил подстегнуть меня "девятым валом" с белой бурной барашковой пеной. При этом я не спускал своих парусов и пушки мои не прятались за пушечными портами, а готовы были к бою. Это же здорово, когда ты готов к бою!