Блаженный медвежатник

Школьные годы принесли мне мало радости. Я прожил их круглым неудачником, сполна познавшим, как жестоки дети, эти бескрылые ангелочки. Друзей у меня было раз-два и обчёлся, да и те – редкостное дурачьё. Девчонки в мою сторону даже не смотрели. А если смотрели, то как на пустое место, пригодное разве что для мусорной корзины.

Изменилось моё бытие лишь под занавес обучения. Зато изменилось круто. Как говорится, из грязи в князи…

В школе меня изводили многие, но больше других постарался Макс по прозвищу Чистый. Он был моим одноклассником. Этот сучоныш зазнался сверх всякой меры, однако почти все ученики старших классов перед ним книксен делали. Оно и понятно, ведь Макс родился в богатой и влиятельной семье, выглядел как восходящая голливудская звезда и вдобавок, не тужась, успевал по всем предметам. Чёрт, у него даже прыщей не было в нужное время в нужном месте! И я по сей день сообразить не могу, зачем такому мажору понадобилось несколько лет подряд наступать мне то на хвост, то на горло?

И вот в октябре моего десятого учебного года Макс так меня достал, что я замыслил непременно отомстить ему. В розовых мечтах я на глазах у всей школы избивал его до полусмерти, а то и вовсе убивал. Но наяву отважился лишь на то, чтобы тайком открыть его шкафчик в раздевалке, намереваясь от души нагадить в нём. Мне как раз удалось подсмотреть, какой код Чистый набирал на своём замке.

В тот год я обзавёлся пролапсом митрального клапана, так что от уроков физкультуры меня освободили. Обычно я проводил их на школьной спортплощадке, уныло наблюдая за мельтешением потных учеников, но иногда мне удавалось улизнуть, чтобы спокойно покурить и полистать комиксы. Одну из таких самоволок я и посвятил вендетте. Незамеченным прокрался мимо престарелого вахтёра, подошёл к ненавистному шкафчику, нажал пять нужных кнопок и… Замок не сработал. Похоже, с какой-то цифрой я ошибся. А то и с двумя. Недоглядел. Так что в итоге пришлось набирать код наугад. А время неумолимо мчалось.

Минут двадцать я раздражённо тыкал указующим перстом в кнопки, надеясь, что рано или поздно фортуна улыбается даже отпетым неудачникам. А когда надежда в сто первый раз издохла, я принялся всерьёз шевелить мозгами. Напряг серое вещество, пытаясь вообразить себя Максом и смекнуть, какие числа он мог выбрать для своего долбанного шкафчика. Я закрыл глаза и всецело сосредоточился на хороводе неприятных воспоминаниях, связанных с Чистым. Некоторые из них были гораздо ярче остальных.

Сначала я вспомнил, как впервые увидел его, десятилетнего. На нём тогда красовалась небесно-голубая футболка с жёлтой восьмёркой, под которой бисером искрилась надпись: «Восьмое Чудо Света». Наверно, родители Макса до слёз и сахарных соплей гордились своим чадом…

В школьной футбольной команде он всегда играл заметно круче других, но по-настоящему выделился в седьмом классе, когда на весеннем соревновании забил пять голов подряд. Именно после этого триумфа Чистый загордился так, что решил, будто солнце – его личный торшер…

Лучших друзей у Макса было сразу двое, и эта парочка повсюду таскалась за ним как прикованная. Вполне возможно, что в сортире они одновременно пользовались одним и тем же писсуаром, вздымая над ним жизнеутверждающую радугу…

Как я уже говорил, Чистый учился хорошо, но чаще получал четвёрки, а не пятёрки…

Сидел же он только за первой партой…

Открыв глаза, я набрал получившийся код: 85241. Он полностью отличался от того, который я употребил вначале, так что мне в его правильность верилось не больше, чем в существование летающих тарелок. И я нисколько не удивился, когда замок меня проигнорировал.

Пробурчав нехорошее слово, я собрался уйти из раздевалки и впасть в глубочайшую депрессию. Так бы я и поступил, но мне вдруг до боли захотелось повторить попытку. И какое-то шестое чувство подсказывало, что двойку нужно заменить тройкой.

Я снова потыкал пальцем в кнопки: 85341.

Замок тихо пискнул, щёлкнул и шкафчик отворился как пещера Али-Бабы. Но вместо радости на меня навалился страх, ведь за шмотками в задней металлической стенке шкафчика отражалась ухмыляющаяся физиономия Макса. Я обернулся, готовясь драться, будто загнанная в угол крыса, и… никого не увидел. Раздевалка по-прежнему была пуста.

Думая, что схожу с ума, я опять заглянул в шкафчик. Мираж никуда не делся. Рожа Чистого лыбилась и моргала в тусклом металлическом зеркале. Желая избавиться от галлюцинации, я протянул к ней дрожащую руку и коснулся прохладной стенки. Отражение Макса тут же всколыхнулось и пропало.

Теперь можно было приступать к исполнению задуманного, однако я напрочь забыл о возмездии. И не только из-за увиденного. На меня внезапно снизошло такое блаженство, что я вообще перестал думать. Я впервые в жизни почувствовал себя абсолютно счастливым и теперь уже сам расплылся в улыбке, словно Будда под сенью Нирваны. Я замер в наслаждении, в безмятежности. И, наверное, стоял бы так всю оставшуюся вечность, если бы тишину не прорезал школьный звонок, способный сотрясти и рай, и пекло.

Захлопнув шкафчик, я поспешил выйти в коридор, где меня поглотила галдящая река учеников.

Несмотря на то, что я не отомстил, настроение у меня было превосходное. И оно чертовски долго не развеивалось. Прежде такого не бывало.

А разобраться в случившемся мне удалось не сразу. Ответы на возникшие вопросы я собирал до конца следующего учебного года.


* * *

Назавтра Макс пришёл в школу мрачный и заторможенный. Домашнее задание он почему-то не выполнил, за что, естественно, схлопотал от учителей. Потом на большой перемене он вдрызг рассорился с одним из лучших друзей, и вдобавок вывихнул лодыжку, спускаясь по лестнице. Из-за этой травмы он провёл дома несколько дней. А когда вернулся в строй, смазливая девятиклассница пожаловалась подружкам, что он хотел изнасиловать её. Не знаю, правду она болтала или нет, но девчонки ей поверили, и две самые горячие умудрились накостылять Чистому прямо посреди школьного двора, чем весьма позабавили всех учащихся. Гордыня Макса такого не выдержала, и ему пришлось доучиваться в другом заведении.

А мои дела тем временем лихо пошли в гору. Причём без особых усилий с моей стороны. Я продолжал выполнять задания преподавателей спустя рукава, но теперь в девяти случаях из десяти у меня почему-то выходило правильно. Будто некий кудесник враз исцелил мою слепоглухонемую интуицию. И, естественно, хорошие отметки обрадовали моих родителей. Решив, что я наконец-то взялся за ум обеими руками, они ощутимо прибавили карманных денег своему единственному отпрыску. Презренный металл в свою очередь помог мне доказать знакомым, что я далеко не такой безнадёжный лох, каким они привыкли меня считать. После всего этого мной заинтересовались и местные красотки.

Жизнь вдруг стала чертовски приятной штукой. И вышеизложенные перемены привели меня к первой поразительной догадке. Я вновь и вновь обмозговывал чудесатое приключение в раздевалке. Снова и снова вспоминал блаженство, нахлынувшее на меня в тот момент, когда я прикоснулся к отражению Макса. И, покумекав, я пришёл к выводу, что люди, сами того не подозревая, прячут за кодовыми замками не только своё материальное имущество, но и счастье, которое пожаловала им судьба, его величество случай или другое неведомое мне божество. Но чтобы увидеть и присвоить чужое счастье, надо открыть замок с помощью цифрового кода, установленного… самой жизнью удачника. Код, сознательно придуманный счастливчиком, тут не годится.

Едва эта невероятная теория созрела в моей голове, я решил проверить её на практике. В школе хватало везунчиков, подобных Чистому. Выбрав самого откормленного и обнаглевшего, я стал напряжённо присматриваться к нему и к числам, которые окружали его. Уже через две недели в моём распоряжении имелись оба кода. Сначала я пустил в ход первый, обычный. Замок послушно открылся, но за дверцей шкафчика я увидел только пожитки моей новой жертвы. Никаких отражений в задней стенке не было. Я на всякий случай потрогал её и барахло на полках, однако волшебных ощущений не получил.

Закрыв шкафчик, я выждал две-три минуты и набрал код, подсказанный мне чутьём. Вновь сработал замок, дверца распахнулась сама собой и… Джек-пот! Я увидел довольную физиономию удачника, которому вскоре предстояло распрощаться с удачей. Если, конечно, моя теория верна. А я уже почти не сомневался, что прав на все сто. Оставалось только протянуть руку и прикоснуться к отражению. Именно это я и сделал. Картинка на гладком металле подёрнулась рябью и через пару секунд исчезла. А я во второй раз испытал кайф, многократно превосходящий все наркотические удовольствия и плотские утехи вместе взятые…

Школьный звонок опять сшиб меня с облака. Я вздрогнул и резко опустил руку, которую преспокойно держал вытянутой целых полчаса. И тут выяснилось кое-что новое: по пути рука задела несколько вещей в шкафчике и… прошла через них, будто они были сделаны из цветного воздуха. Получалось, что обычный код открывал доступ только к физическим предметам, а необычный – только к счастью…

Итак, эксперимент завершился успешно. Для меня. А вот на парня, которого я обокрал, вскоре обрушилась лавина бед. Но, по-моему, это сделало его лучше, ведь он перестал кичиться. Так что угрызений совести я не испытывал. Ну, может быть, самую малость.


* * *

До середины следующего учебного года я жил, как зефир в шоколаде, и не сомневался, что обеспечил себя счастьем на две жизни вперёд. Раскатал губу не хуже, чем красную ковровую дорожку перед господином президентом. Говорил гоп задолго до прыжка, а прыгал, будто олимпийский чемпион.

Но утром восемнадцатого января по неизвестной причине я проснулся в скверном настроении, которое никак не желало улучшаться. А ведь я не хандрил с того судьбоносного дня, когда завладел счастьем Чистого.

Стараясь приободриться, я пошёл в школу, где меня уже поджидали неприятности. Сначала я завалил контрольную по алгебре, а потом со мной затеяла драку парочка туповатых десятиклассников и нас живо отправили к директору. Молча выслушав его длиннющую проповедь и пообещав прийти завтра с кем-нибудь из родителей, я, вместо того, чтобы топать на урок химии, устремился в раздевалку. Там как следует сосредоточился и подобрал код к шкафчику одного из своих новых приятелей, не обделённых удачей. Третья кража оказалась не менее успешной, чем две предыдущие. В душе у меня снова защебетали весенние птички, а жизнь вернулась в благословенную колею.

Поговорив с верными друзьями Чистого, я узнал, что и у него всё наладилось, постепенно. Стало быть, если я правильно понял, счастье не даётся человеку целиком, раз и на всю жизнь. Похоже, каждый смертный в определённые сроки получает его порциями. И, скорее всего, неравными.

Тут, разумеется, возник вопрос: «Почему запасы счастья не защитили от меня Макса и других удачников?» Я очень долго скрипел мозгами, но не отыскал ответа, который полностью удовлетворил бы меня. Вероятно, счастье нельзя украсть у того, кто не держит его под замком. В таком случае оно всегда пребывает со своим владельцем. Пребывает, пока не иссякнет. И, судя по всему, прятать счастье можно только за кодовыми замками. Прочие не в силах пленить синюю птицу. Числа наделены великой властью. Старикан Пифагор был не далёк от истины, когда утверждал, что они являются основой Мироздания и правят оным.

Такие думы подтолкнули меня к изучению нумерологии. Я притащил из библиотеки кучу книг по этой теме, добросовестно углубился в чтение и… уже на третий день мои мозги закипели. Я вознамерился постигнуть серьёзную и чёткую науку, а вместо этого увяз в болоте запутанной философии, тухлого оккультизма и бабушкиных небылиц. Конечно, при должном усердии рано или поздно в мутной воде можно было поймать золотую рыбку, но меня застопорила банальная лень. Да и зачем лишний раз утруждаться, если я и так умел делать приятным своё пребывание на планете Земля? Ведь при наличии музыкального таланта человек, не зная нот, способен научиться играть на любом инструменте. Как известно, самые популярные рок-музыканты вышли не из консерватории, а из подворотни. Поэтому я отволок пухлые томики обратно на пыльные библиотечные полки и расслабился в блаженном неведении. «Пусть числа хранят свои великие тайны, - решил я, - лишь бы эти самые числа помогали мне жить кайфово».

И они помогали.


* * *

В кабинете директора школы стоял внушительный сейф с диском вместо кнопок. Как только я его увидел, сразу же возжелал открыть. Меня потянуло к нему сильнее, чем к юной блондинке. И когда я пришёл с матерью к директору, то старательно обшарил взглядом логово этого прилизанного сорокалетнего главнюка, обожавшего громоздить идиотские лекции о том, что такое хорошо, что такое плохо. Весь код мне в тот день узнать не удалось, но два числа всплыли. Поэтому следующие пять недель я крайне внимательно наблюдал за директором, и даже следил за ним как в шпионских фильмах.

Тогда же я провёл ещё несколько экспериментов. Сначала с дипломатами одноклассников, затем с домофонами многоквартирных городских домов. В первом случае труд не был напрасным, однако выяснилось, что чемоданчики с кодовыми замками хранят в себе значительно меньше счастья, чем шкафчики в раздевалке. Попалась мне и парочка пустых дипломатов. Так что возиться с ними не имело смысла. Кстати говоря, шкафчик и дипломат одного и того же человека открывались одним и тем же кодом.

А вот с домофонами не получилось ровным счётом ничего. Я добросовестно присматривался к жильцам соседних домов, но так и не сумел подобрать ни единого кода. Не почувствовал никаких нужных чисел. Жаль. Чертовски жаль. Если б мне удалось присвоить две-три сотни порций счастья, то я действительно благоденствовал бы до конца дней своих. И конец этот наступил бы нескоро и безболезненно. Как в старой сказке…

Но вернёмся к сейфу. Последнее число его второго кода стало известно мне в последнюю пятницу февраля, а, начиная со следующего понедельника, я повадился во время каждого обеденного перерыва проверять, закрыл директор свой кабинет на ключ или нет. Обедал главнюк в школьной столовой вместе с подчинёнными и, как правило, не дольше получаса.

Две недели спустя удача вновь улыбнулась мне. Дверь кабинета оказалась незапертой. Я тут же взялся за дело. Завёл принесённый из дома будильник, подошёл к сейфу и начал осторожно вращать диск замка по часовой стрелке. На диске было сто делений с цифрами. Когда отметка с числом 7 находилась под красной звёздочкой, изображённой на неподвижной части замка, я секунд на пять остановил диск. Затем точно так же выбрал ещё четыре числа, которые помогли директору добиться кое-каких успехов: 55, 2, 98 и 16. А выбирал я эти самые числа аккурат в том порядке, в каком их во время слежки обнаружил мой талант. Я делал так всегда, с тех пор как влез в шкафчик Чистого.

Мне, естественно, было известно, что, набирая код серьёзного сейфа, диск надо вращать то в одну, то в другую сторону. Но в данном случае интуиция убеждала крутить диск только вправо. И у меня хватало поводов не спорить с ней.

У сейфа не было второго замка, для которого требовался ключ, так что я просто дёрнул за ручку и распахнул дверцу. Внутри лежали стопки документов и три пачки крупных банкнот. На задней стенке широко улыбался живой портрет директора. Я прижал к нему правую ладонь и застонал от блаженства. Перед моими глазами покатились искрящиеся перламутровые волны. Ноздри заполнились благоуханием. Разум будто парализовало…

Если б часы подвели меня, то вместо выпускного бала отправился бы я за решётку. Но, к счастью, будильник зазвенел ровно через три минуты после того как я вошёл в кабинет. Очнувшись и сообразив, что к чему, я закрыл железный ящик и, пошатываясь, протопал в коридор.

Шито-крыто.

Не знаю, какая порция счастья хранилась в сейфе главнюка, но она ощутимо превосходила те, что скрывались в шкафчиках учеников. Ну, дык на то он и сейф, чёрт его дери!

Итак, я стал медвежатником. Блаженным медвежатником.

Конечно, правильнее было бы называться шнифером , но слово «медвежатник» нравится мне куда больше. У меня оно ассоциируется с душистым золотистым мёдом и безмятежной зимней спячкой в тёплой уютной берлоге.


* * *

Три дня спустя в школу с проверкой нагрянули какие-то хмурые дядьки при галстуках, после чего директор был уволен. О его дальнейшей судьбе мне ничего не известно. Да и на фиг надо?! К тому же забот у меня хватало. Прежде чем навсегда распрощаться со школой, я вознамерился обокрасть как можно больше тамошних удачников. Что-что, а счастье нужно запасать впрок.

И я запас. По приблизительным подсчётам лет на пять.

А после школы, как водится, пришлось задуматься о дальнейшем обучении, о выборе профессии, о месте в обществе. Я, само собой, задумался и сделал вывод, что учиться в университете не буду, а работать с утра до вечера как простые человеки не стану тем паче.

Понимая, что родителей моё решение приведёт сперва в ужас, а затем в ярость, я принялся покупать лотереи, ходить на ипподром и в различные казино. Благодаря наворованному счастью удача не просто улыбалась мне, а лобызала как небожителя. Нет, я не выигрывал всякий раз, когда приобретал пёстрый билетик или делал ставку, но выигрыш обязательно случался, покрывал все расходы и вдобавок не по-детски обогащал меня. Так что в начале осени я гоголем вылетел из родительского гнезда, где атмосфера уже накалялась, и снял роскошную квартиру в центре города. Ещё через три месяца купил похожие апартаменты в том же районе.

В игорных домах я нередко знакомился с молодыми и привлекательными особами слабого пола. Как правило это были ветреные дочурки толстосумов, красотки, с детства привыкшие ни в чём себе не отказывать. Безмятежные, цветущие, уверенные в завтрашнем дне. Я хотел обокрасть парочку, но выяснилось, что они не пользуются сейфами, только банковскими картами. Правда, к фифам прилагались их родственники, друзья и знакомые, которые без домашних сейфов обойтись не могли. Поэтому, сложив два и два, я с лёгким сердцем взял в жёны самую покладистую транжирку. Её зовут Маргаритой и сперва мне, конечно же, пришлось по всем правилам ухлёстывать за ней. Но это не особо напрягло меня, хотя Маргариту я не любил и не люблю. Я вообще сомневаюсь, что способен любить кого-либо, кроме себя. Даже пушистые котята и мокроносые щенки оставляют меня равнодушным.

Однако красть бесценное счастье у родственников супружницы я не стал, опасаясь, что их беды могут зацепить и меня. А вот её друзей моё око и моя десница не пощадили. Раз в три-четыре года, не дожидаясь пока мои запасы иссякнут, я присваивал счастье заранее изученной жертвы. Действовал я всегда по одному и тому же простому, но гениальному плану. Удачники из тусовки Маргариты, а теперь и моей тусовки, любят устраивать шумные вечеринки. На этих праздниках жизни под кокаиновым снегопадом текут реки первоклассной выпивки, так что мне было несложно, оставаясь незамеченным, открывать сейфы устроителей торжества или их домочадцев. Деньги и драгоценности я не брал да и не мог, а посему хозяева даже не думали вызывать полицию. И не подозревали, что у них похитили нечто намного более ценное, чем бриллианты, золото и баксы. Не подозревали, но внезапно проваливались в якобы беспричинную тоску, которая готовила путь отряду всевозможных невзгод.


* * *

Что бы ни говорили высоколобые и длинноносые философы, а райская жизнь никогда не надоедает. Даже если рай располагается на грешной земле.

Счастьем нельзя пресытиться. И оно не вызывает никакой скуки, даже если длится вечно.

Но я не исключаю, что в мире отыщется немало остолопов, которые готовы променять перины парадиза на ядрёную дозу адреналина и парочку бронебойных адских поджопников. Ну, что ж поделаешь? У таких кретинов постоянно свербит в одном месте. Посреди изобилия им всегда чего-то не хватает. Они самозабвенно ищут громадные препятствия, чтобы геройски преодолеть их. Они стремятся взобраться на головокружительные вершины, наплевав на тот простой факт, что трава там ничуть не зеленее, чем на равнинах.

Я же не таков. Я, будучи здоровым и богатым, день за днём, месяц за месяцем и год за годом предавался различным удовольствиям. Законным и безвредным для организма. Заполучив синюю птицу, я не разевал рот чересчур широко, ведь всегда отлично понимал, что нет ничего лучше покоя и достатка. И жизнь поистине казалась мне мёдом. Липовым.


* * *

Многие друзья Маргариты мне отвратительны, но одного я невзлюбил особенно. Парня именуют Германом. Он знает мою жену сто лет, начав клеился к ней чуть ли не с детского сада. И он, естественно, завидовал мне наичернейшей завистью. В остальном у него всё вроде бы складывалось превосходно, так что я с радостью наметил этого везунчика очередной жертвой.

Удобный случай для кражи счастья представился, когда Герман праздновал свой тридцать второй день рождения. Маргарита очень удивилась, услышав, что я хочу отправиться с ней на пирушку. Попросила не устраивать ссор, и я клятвенно пообещал оставаться бесстрастным, даже если виновник торжества зубами поволочёт её в кусты, чтобы поиграть там в Серого Волка и Красную Туфельку.

Однако до подобных безобразий не дошло, хотя все, кто собрался в загородном коттедже Германа, довольно быстро напились и охамели. Я опрокинул всего пару бокалов, но притворился таким же пьяным, как остальные. Подловил момент и пробрался в спальню хозяина, где за безвкусным, но дорогущим ковром скрывался вмурованный в стену сейф. Запер дверь, завёл верный будильник и открыл замок с помощью кода, известного лишь мне и богам. Открыл и застыл с отвалившейся челюстью. В сейфе хватало бабок, но на его задней стенке, да и на боковых никаких живых картинок не было. Даже моя удивлённая рожа не отражалась. Пусто.

- Быть не может, - пробормотал я и попытался подцепить пальцем пачку баксов.

Палец пролетел через банкноты как через пар.

- Быть не может, - повторил я, силясь сообразить, куда подевалось счастье Германа и есть ли оно у него вообще.

Мыслительному процессу бесцеремонно помешал звон будильника. Чертыхаясь, я выключил его и собрался захлопнуть сейф, чтобы топать восвояси, несолоно хлебавши. Но тут мне в глаза бросилась газета, зачем-то положенная Германом рядом с деньгами. Я мог видеть лишь последнюю страницу, половину которой занимал кроссворд. Он был почти разгадан, пустовали только квадратики последнего слова, расположенного по вертикали под номером 42. Квадратиков насчитывалось шесть. И я вдруг с небывалой силой почувствовал, что эта шестёрка, именно она, а не номер слова, является первым числом третьего кода сейфа.

Третий код?!

Я ничего не понимал. Зачем нужен третий код? Неужели…

Неужели Герман прятал своё счастье лучше других удачников? Или…

Тут мои раздумья снова были прерваны. Я внезапно осознал, что 32, это следующее число кода. Я стал осматривать комнату, и взгляд почти сразу зацепился за настенный календарь с фотографией загорающей на пляже красотки. Восьмое декабря было выделено красными чернилами. Больше пометок не имелось. Интуиция взвыла не хуже пожарной сигнализации. То, что надо!

А на прикроватной тумбочке лежали антикварные золотые часы с цепочкой. Стекло циферблата было разбито, осколки поблёскивали рядом. Маленькая стрелка замерла, указывая на двойку, а большая остановилась на шестёрке.

Сердце ухнуло и забилось быстрее.

- Шесть, тридцать два, восемь, двадцать шесть, - прошептал я и закрыл сейф.

В комнате обитал целый рой других чисел, но мой талант выбрал только эти.

Подождав пару минут, я опять завёл будильник и, повинуясь чутью, начал крутить диск замка влево.

Когда третий код был набран, замок неприятно заскрежетал, но открылся. Я нетерпеливо распахнул дверцу и… увидел на задней стенке человеческий череп. Вполне обычный, только зубы у него были тошнотворно гнилыми, дуплистыми. И какая-то зелёная мерцающая дрянь вроде жёваной, заплесневелой травы застряла между ними.

Меня пронзил такой ужас, какого я раньше даже вообразить не мог. Голова закружилась, я пошатнулся и вскинул руки. Правая упёрлась в стену рядом с чёртовым сейфом, а левая угодила в него и коснулась отражения неведомого мертвеца. Ужас тут же сменился каталептическим отчаянием. Ноги подкосились и я плюхнулся на задницу, чувствуя, что весь огромный мир невесть почему вдруг возненавидел меня каждой своей частицей, каждой молекулой, каждым атомом. Он жаждал уничтожить меня как опаснейшего паразита. Бежать было некуда. Бежать было бессмысленно…

Где-то далеко-далеко зазвенел мой будильник, но я даже не шелохнулся…

Кто-то схватил меня за плечи и грубо встряхнул. Я не оглянулся. Я всматривался в сейф, хотя гнилозубый череп давно исчез.

Кто-то закричал, что надо позвонить в полицию, и я смиренно закрыл глаза…


* * *

Когда волна безумия отхлынула, я обнаружил, что валяюсь в комнате с мягкими серыми стенами. Парализующее ощущение безнадёжности выпустило меня из своих щупалец, но настроение всё равно было такое, будто мне в душу стадо чертей наплевало. Ну, оно и понятно. Вляпался ведь с размаху да по уши.

Вскоре меня отвели к врачам и те приступили к осмотру и опросу. Соображал я туговато, однако понял, что в сложившейся ситуации надо говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Я рассчитывал остаться в психушке, вскрыть пару врачебных сейфов или шкафчиков, а потом вернуться к прежней блаженной жизни.

Но, выслушав меня, проклятые мозгоправы (все, за исключением одного), решили, что я презренный симулянт. Так что мне пришлось переехать из чистого дурдома в эту вонючую тюрягу.

Через десять дней Маргарита соизволила навестить своего супруга. И вместо того, чтобы проявить элементарное сочувствие, разразилась идиотскими обвинениями:

- Как ты мог так опозорить меня?! Как ты мог так поступить с Германом!? Я всегда подозревала, что ты большая свинья, но обокрасть умирающего!.. Это ни в какие ворота не лезет!

Короче, выяснилось, что у Германа какой-то там рак и доктора не спешили с прогнозами. В начале декабря ему предстояло лечь под скальпель. Готовясь к худшему и надеясь на лучшее.

- Рак?! – заорал я. – Рак?! Так чего ж ты мне раньше не сказала, соска драная?!

Моя благоверная не ответила. Воспылав праведным гневом, она умотала из кутузки с гордо поднятой головой и незамедлительно подала на развод…

Родители тоже хотели повидаться со мной, но я отказался от этого свидания.

А когда мне разрешили воспользоваться телефоном, я позвонил Герману и спросил:

- Какое слово ты не смог отгадать в том кроссворде, что лежал в твоём сейфе?

Больной ничего не сказал. Немного посопел в трубку и отключился. Ну и банан на него терновый! Мне и так всё ясно. Почти всё. Жаль только, что я вовремя не заметил змеюку, заползшую в мой эдем! Сам виноват! Индюк, а не медвежатник! Ведь числа третьего кода не сулил ничего хорошего! Прежде чем набирать их, да ещё против часовой стрелки, мне следовало разузнать, что за ними стоит. Если б я повременил с кражей и провёл небольшое расследование, то узнал бы, что восьмого декабря Германа будут оперировать в онкологическом отделении Первой Столичной Больницы, поэтому до тридцати трёх лет он вряд ли доживёт. Если б я дал себе труд призадуматься, то обязательно бы вспомнил, что разбитые часы уже несколько столетий символизируют смерть. Если б я не торопился, как полный кретин, то прочёл бы последнюю загадку того чёртова кроссворда. Готов поклясться, что слово под номером 42 было недобрым.

Да, если б я всё это учёл, то не открыл бы сейф Германа во второй раз и не увидел бы череп с гнилыми зубами, который оказался ни чем иным как здоровенной порцией несчастья. И я по собственной тупости загрёб его себе, в личное пользование.

Увы, на всякий час ума не напасёшься.

А Герман… За него теперь можно не волноваться. Операция прошла настолько успешно, что смертельный недуг, похоже, отступил раз и навсегда. Во всяком случае возвращаться ему уже некуда, так как его место прочно заняла моя бывшая жена. Не иначе назло мне.

Только плевать я хотел и на неё, и на Германа. У меня есть заботы поважнее. Ведь несчастье делает своё дьявольское дело. Оно не дремлет. Оно теперь точит моё здоровье. Оно настраивает окружающих против меня, а стычки с ними удлиняют срок моего заключения. Того и гляди, дойдёт до пожизненного…

Двадцать четыре часа в сутки меня гнетёт настолько сильная тоска, что хочется утопиться в параше. Лишь одна единственная надежда помогает мне держаться. Надежда на сейф, который я видел в кабинете начальника тюрьмы. И я уже знаю нужный код. И превосходный план действий у меня созрел. И сон… Я видел чудесный сон, предрекающий успех. На этих вшивых нарах мне приснилась огромная белая дверь с кодовым замком. Она парила среди зодиакальных созвездий в чёрных ночных небесах. Я открыл её и обнаружил за порогом чужой, но сказочно прекрасный, райский мир…