Я забыл свой мешок в автобусе номер семь... 2

Это длилось до тех пор, пока я не отправился вместо пляжа в город. Зря я не сделал этого раньше. Развалины храма Аполлона, античный театр, Геркулес без ноги и три грации без голов убедительно показали, что значит мягкая сила культуры. Во всяком случае, созерцая их, я немыслимо облагородился и заметно умиротворился. А потом под скручивающий воздух азан турчанки в шароварах прошагали по греческой агоре, и я так глубоко осознал текучесть и одновременно вечность этого мира, что даже запорожец прекратил талдычить про «свинячу морду».


Философски настроенный, я возвращался в отель по набережной. Вдруг ветер ударил меня между лопаток, подавая сигнал о неладном за спиной. Оглянувшись, я увидал, что со стороны Анталии над морем ползёт решительная сизая туча. Через минуту, с другой стороны, с гор, ей навстречу выдвинулась её подруга. Сближались они стремительно. Водная поверхность стала вмиг молочной и тихой. Волнуясь, закричали и захлопали крыльями чайки. Вслед за ними захлопали полотном и пугающе заскрипели ногами пляжные зонтики. Скривился от ветра полумесяц на турецком флаге. Но посередине горизонта ещё оставался абрикосовый просвет, в котором, словно муха на великолепной декорации имперского балета, торчала туристическая «пиратская» шхуна.


Это был захватывающий спектакль. Театральным зрителем я уселся на скамейку возле куста с пушистыми жёлтыми цветами. Я представлял, как далеко над морем бушует ветер, стонут снасти, как отрываются от бортов декоративные черепа. Вот они падают в пучину и уходят на дно, продолжая ухмыляться зубастыми ртами. Мечутся по палубе экипаж и туристы. А злые тучи всё ближе и ближе. Тучи сжимают тучьи тиски. «Сбрасывай балласт!» - кричит одноглазый капитан с деревянной ногой. И матросы, схватив туристов, не успевших попробовать свежий улов, швыряют их в набежавшую волну. Вот разрывается надвое чёрный парус, с чудовищным треском ломается мачта, вода всей мощью обрушивается на судно и тут…


Из куста с жёлтыми цветами на мою скамейку выпал человек в майке с надписью «Поделись кока-колой с друзьями». Я не преувеличу, если опишу его как убитого горем. Не будь мы на курорте, я бы решил, что это футбольный фанат, чья команда только что продула по пенальти финал Мундиаля. Глаза его, страдальческие как у бассет-хаунда, обращены были к небу: «За что?! Разве я мало вертел трещоткой?».
Мой сволочной язык сам по себе задёргался во рту. Он часто так поступает, и мне трудно найти на него управу. Пытаясь помешать ему творить пакости, я изо всех сил напрягал в своём организме всё, что можно напрячь. Тем не менее гад сумел извернуться, и через секунду я уже злобно слушал свой глубоко участливый голос: «Что с вами?»


Субъект покосился, дико оглядел мой рюкзак и тоном человека, схоронившего всех родственников разом, тихо, но разборчиво произнёс:
- Я забыл свой мешок в автобусе номер семь.


Не берусь судить, насколько был потрясён Моисей, когда Бог заговорил с ним из тернового куста, но я, услышав слова того, кто вывалился из куста с жёлтыми цветами, едва не заорал: «Что?!!! Где?!!! Не может быть!!!! Сучий потрох!!!!!!!» У меня чуть не началась пляска святого Витта с эпилептическим припадком пополам. Я облился потом, сдерживая конвульсии, и секунд тридцать был склонен считать себя внезапно выявленным шизофреником. Однако в критические минуты следует быть хладнокровным, как аллигатор. Непостижимым образом мне удалось обуздать себя. Я хищно затаился и, чтобы не спугнуть типа, судорожно прокаркал:


- Как вас зовут? 
- Колян Николаев, - безучастно ответил тот.
Подавляя желание забиться в корчах, я встал перед ним на трясущихся ногах и торжественно возвестил:
- Колян Николаев, имейте в виду, что я – тот, кто вам нужен! Клянусь бородой Абдель-Керима, я помогу вам найти пропажу!
- Да ну, - с сомнением сказал Колян Николаев.
- Ну-ну, - бодро сказал я, покрепче беря его за локоть, чтоб он ненароком не вырвался, - пойдёмте-ка, покажите мне место, где это случилось.
Мы поднялись к бульвару Ататюрка.
- Там, - тоскливо сказал Колян, указывая на серый столб с табличкой DURAK.* (*Durak - остановка (турец.))
Мы подошли к столбу. Какой-то дядька с упоением делал селфи на фоне таблички.
- Извините, здесь останавливается автобус номер семь? - спросил я по-русски, не сомневаясь, что буду понят. (Вряд ли кто-то кроме русского человека станет с восторгом фотографироваться возле надписи ДУРАК). 
- Издеся, - ответил русский человек.
Я решил, что раз уж нам суждено вместе распутывать дело, то пора отбросить формальности.
- У тебя есть с собой документы? – спросил я Коляна.
- Н-н-н-ы-ы-ы…
Его н-н-н-ы-ы-ычание говорило о том, что он по-прежнему плохо владеет ситуацией.
- Тогда иди в свой отель и возьми паспорт. Встретимся на этой остановке через тридцать минут.
Я спросил название его гостиницы на случай, если бы он вздумал улизнуть.
Колян с глазами бассет-хаунда с силой потянул меня за рукав.
- От этого, наверное, зависит… всё!!
- Положись на меня, я знаю, что делаю, - заверил я, не будучи, конечно, в этом убеждён.


Я рысцой побежал в отель и взял из сейфа документы. На ресепшен мне объяснили маршрут до отделения полиции, и оказалось, что для этого надо всего лишь проехать несколько остановок на пресловутом автобусе номер семь.


Когда я вернулся на место встречи, Колян с унылым видом уже сидел под надписью DURAK. Как он впоследствии объяснил, он был почти уверен, что над ним подшутили, и, стало быть, надпись подходит ему как нельзя лучше.


Отделение полиции, куда мы прибыли через двадцать минут, находилось в низком бетонном строении. Во дворике перед ним стояла красная конура с надписью Kedi Evi (Кошачий дом). В отличие от меня турки благоволят к кошкам издавна, а именно с тех пор, как Пророк Мухаммед совершил непонятный мне поступок: отрезал рукав своего халата, чтобы не будить заснувшую на нём тварь.


Немного тушуясь, мы прошли сквозь стеклянные двери. За ними сидел дежурный и смотрел по телевизору матч Бешикташ – Галатасарай.
- Ийи гюнлер,*  - сказал он, не отрываясь от игры. (*Ийи гюнлер - добрый день, турец.)
Непонятно чем Колян издал звук, выражающий надежду.  Тогда дежурный повернул к нам голову. Тогда судья на экране свистнул. Тогда футболисты прекратили гонять мяч и уставились на меня. Настал мой грандиозный бенефис. Как фокусник, я выдернул из рюкзака разговорник. Как дирижёр, я взмахнул рукой и раскрыл его на странице сто восемьдесят четыре. Как истинный артист, я вложил всю душу в произносимый текст.
- Торбайы унуттум йеди нумаралы отобюсте!
Иначе говоря, «Я забыл свой мешок в автобусе номер семь».


Я давно подозревал, что разговорники не шибко помогают в решении международных проблем. Ведь я даже не мог перестроить фразу, чтобы пояснить, что мешок забыт не мной, а Коляном. В ответ на моё заявление дежурный что-то забюлькал, забюлькал, забюлькал… Плавно текущая турецкая речь смахивает, доложу я вам, на мягкое бульканье. (В доказательство вот полное название команды «Галатасарай»: «Галатасарай спор кюлюбю»). Так вот он бюлькал и бюлькал, а я беспомощно моргал. Колян издавал звуки затухающей надежды. Заметив это, дежурный повернулся и крикнул куда-то вглубь помещения: «Лейла!»


Оттуда выскочила девушка в полицейской форме. В турецкой курортной зоне всегда найдётся кто-то русскоязычный. Пока мы объясняли ей случившееся, турок принёс мешок, при виде которого Колян плотоядно зашевелил ноздрями. Лейлу позвали к телефону.


Турок приблизился к Коляну и со сладкой улыбочкой поводил мешком у него под носом.
- Моё-ё-ё, - простонал Колян, простирая руки к мешку.
Походил он на Горлума, тянущего свои серые лапки к Кольцу Всевластья.
Турок живо спрятал мешок за спину и опять забюлькал, забюлькал, забюлькал…
- Он, видимо, хочет, чтобы ты сказал, что там находится. Ну, то есть, чтобы ты доказал право владения мешком.
Произнеся это, я перепугался, будто меня мешком по голове стукнули: «Он же – банальный псих! Как я сразу не прокумекал!» Дело в том, что не успел я закончить фразу, как он упал на четвереньки и издал: «Мяу!»
- Мау!  - передразнил дежурный.
«Не слинять ли отсюда?» - подумал я. 
«Мау-мау… мау-мау…» Продолжая маукать, турок развязал мешок, сильно встряхнул его, и оттуда вывалился молодой сонный и неприязненно настроенный к миру кот.
«Ы-ы-у-у-», - взвыл я про себя и тихой сапой потёк к двери.


К сожалению, в этот момент вернулась Лейла, и мы стали оформлять бумаги, которые мне следовало подписать как свидетелю. Замечу, что нам повезло. Если бы полицейский участок не располагался на маршруте номер семь, мешок скорее всего отнесли бы в бюро находок, а то и вовсе выпустили бы его содержимое к чертям собачьим. («Черти собачьи» суть черти, специально обученные досаждать котам).
Когда мы выбрались из полиции, уже наступил вечер цвета «синяя пыль». Выспавшись, кот в мешке блажил во всю глотку. Он, вероятно, проголодался. Колян же, к моему изумлению, успокоился и приобрёл вид почти вменяемый и в чём-то деловой.

 
- Друган, я обязан тебе счастьем… за помощь я заплачу, - серьёзно предложил Колян Николаев.
Я повёл себя как герой классического остросюжетного рассказа. То есть я сказал:
- Денег не надо. Но в награду я требую объяснить мне, на хрен тебе этот поганый кот. 
Соглашаясь, Колян кивнул, но заметил:
- Только он жрать хочет. Если в ближайшие минуты мы не зададим скотине корм, нас могут задержать за жестокое обращение с животными.
Я указал Коляну на огромный куст мимозы возле помойки.
- Ты уже поднаторел в лазаньи по жёлто-цветковым кустам. Спрячься там, пока я не достану чего-нибудь.
Он был рад, что я не предложил ему спрятаться в мусорном баке.
Для подстраховки я пропустил три супермаркета, а в четвёртом купил мясной нарезки и сметаны.
Вернувшись, я сунул всё это в мешок:
- Жри.


Я до сих пор не сказал, что шкура в мешке была выдающейся. Такой окрас мне никогда не встречался. По красновато-бежевому фону расходились в разные стороны полосы оттенка белого навахо, образуя запутанный, но гармоничный, как на мраморной плите, узор. Даже среди всех разношёрстных особей, ошивающихся в городе, данная шкура выглядела феноменально.   Глаза у этого котищи были светло-зелёные и продолговатые, взгляд презрительный. В отличие от перекормленных своих собратьев он был поджарым и необыкновенно длиннолапым, напоминая египетские статуэтки кошек, изящные и холодные.


- Я тоже хочу жрать, - пожаловался Колян Николаев.
Мы зашли в небольшое кафе на бульваре Ататюрка. Всё же на бульваре шумно, и звуки автомобилей могли в случае надобности заглушить ор нашего пленника.
Я заказал рыбу с овощами, а Колян – национальное блюдо кокореч: нечто кошмарное из бараньих потрохов, обмотанных бараньими же кишками.
- Теперь валяй, - сказал я, предвкушая, что сейчас узнаю, зачем курортники ездят в автобусах с котами в мешках.

 
Усатый турок в красном, смахивающий на запорожца с картины, принёс заказ. Поначалу мне почудилось, что Колян намерен уйти от ответа. Внимательно изучая жуткий, похожий на толстую медведку, кокореч, он отвлекающе спросил:
- Ты когда-нибудь любил?
- Ну... э... ы, - изрёк я, припоминая что-то похожее на полулюбовь, случившееся в древности между мной и бывшей женой.
Колян Николаев одарил меня сочувственно-брезгливым взглядом. Таким обычно смотрят на инвалидов.
- Ну… а… я… любил и люблю, - с трепетом произнёс он. – Мы познакомились в автобусе.
- Номер семь?!
- Номер семнадцать. И Людке тоже было семнадцать. И мне было семнадцать. И она ела счастливый билетик.
Итак, в автобусе номер семнадцать им было по семнадцать лет. И потом натикало ещё двадцать пять. И за это время у Людки сменилось пять мужей и бесчисленное множество кошек, ставших причиной бегства четырёх супругов.
- А я ждал… ждал… да что ты в этом понимаешь…
Колян остервенело кромсал бараньи кишки, как бы бросая этим вызов таким баранам, как я. – Почти двадцать пять лет псу под хвост…
- Коту.


Итак, за двадцать пять лет ожидания здоровье Коляна сдало. Оно наклонилось, как Пизанская башня, однако духом Колян оставался твёрд.  Для укрепления нервов и желудка, страдающего от неполадок с нервами, он отправился в Турцию на лечение по программе «всё включено».


Колян лечился самозабвенно, угрожая оставить отель без месячных запасов продовольствия, но в разгар алкогольно-пищевой вакханалии пришло короткое и чёткое сообщение: «Пятый сбежал. Умоляю, достань приличного мраморного кота, и я – твоя!» Это было почти как у д’Артаньяна с подвесками. Решающий момент его жизни.
- Несколько лет она мечтала о таком коте, - с придыханием сообщил Колян, словно восхищаясь этим качеством Людочки. – То эти собаки были слишком дороги. То её не устраивал рисунок. И тут я вижу этого… будто высшая сила послала его перебежать мне дорогу. Людочка верит в знаки!
Колян с неприязнью покосился на мешок, хотя, по-моему, он должен был смотреть на него, как турки на завоёванный Константинополь.   
– Как же, учитывая всю важность, ты ухитрился забыть его в автобусе? - спросил я.
По словам Коляна, это случилось из-за обычного раздолбайства. Когда самая сложная часть дела сделана, мы поневоле расслабляемся и попадаем в ловушку, расставленную человеческой природой.


Он гнался за котом несколько километров. Это было непросто. Во-первых, мешали машины и люди, а Колян, ясен перец, не хотел сажать кота в мешок на глазах посторонних. (Мешок он, кстати, стащил по пути из овощной лавки). Во-вторых, противник был ловок, проворен и хитёр. На подступах к соседнему населённому пункту он взлетел на финиковую пальму и засел там, оглашая округу свирепыми воплями. Коляну пришлось приложить все силы для того, чтобы, раскачивая ствол, стряхнуть оттуда паршивца и заполучить в итоге свой трофей.
Затем охотник сел в автобус, где ощутил такое страшное изнеможение, что мгновенно заснул. Причём снилось ему, будто он подкатил к церкви на белом линкольне с воздушными шариками на капоте, вошёл внутрь и увидел, как священник обводит вокруг алтаря Людку, а женихом у неё – жирный рыжий кот. С криком «На живодёрню!!!» Колян бросился на разлучника, не осознавая, что уже проснулся и выскакивает из автобуса номер семь, оставляя в нём свою добычу.
- Что ж, после всех треволнений это вполне объяснимо, - заметил я, - но давай заканчивать ужин и выметаться отсюда, пока нас не засекли какие-нибудь бешеные зоозащитники.

Окончание http://www.proza.ru/2019/03/31/1635