Глава 18

Пока Эос ездила во сне к маминой подруге и обнималась с серым шнауцером, а в дальней комнате насчитывала 23 чёрных котёнка у чёрной же пары кошек и интересовалась, многодетная ли мама, получая невразумительный ответ, что Бог их знает, сколько их, глаз коли ведь, Эврит потихоньку переводил деньги Алонзо в офшоры на Каймановых островах.
Строгая и справедливая Эос вступилась во сне за вторично беременную родственницу, ожидающую опять девочку супротив племянницы мужа, родившей почти подряд трёх мальчиков и злорадствующую по этому поводу, а Эврит строил если не репродуктивные планы, то матримониальные.
Эврит был не из тех мужчин, что не пишут около пяти лет, а потом выясняют, что у понравившейся девушки ныне есть муж и дети, и на неё же скидывают вину. Наоборот, он писал Эос каждый вечер, а если не строчил милые или тягомотные SMS-ки, то делал всё, чтобы Эос не забывала о его существовании в безмолвии. Женщинам нравятся разноплановые таланты, как-никак, это очень романтично и продуктивно для жизни.
Алонзо приходил с работы, каждый вечер задерживаясь на курсах денежных отношений, но поведение его, в целом, очень изменилось. Любая женщина, не вникающая в душевные переживания своего мужчины, всё равно знает и чувствует, остаётся ли он прежним или его терзает что-то иное.
- Как там твоя романтическая дружба с Эвритом? Продвижение есть?
- Говоришь, как акционер, - усмехнулась в первую минуту Эос, а потом удивилась:
- Я не считаю короткие переписки с мужчинами дружбой.
Алонзо нахмурился, что-то прикидывая в уме. Кажется, он начинал понимать, что его жена не так проста, как ему померещилось в день знакомства. Чтобы вникнуть в суть любого вопроса, научного или личного, необходимо разговаривать, а не делать односторонние выводы, основанные на мнении матери и друзей.
- Что это значит? - однако, поинтересовался Алонзо.
На будущее муж не хотел ошибаться, а собирался применить приобретённый опыт в бизнесе.
- Ни разу не встречала настоящей дружбы – то, что именуют этим словом, не более, чем приятельские посиделки под водку и закуску, чаще всего приобретаемую одной, более наивной и одновременно бедной стороной.
Сказать, что Алонзо опешил и растерялся – ничего не сказать; кажется, он женился не на той женщине, на которой – не хотел, не мечтал, нет! – планировал. И разводиться он точно не помышлял. Ему было жаль тратить время на это, ввиду правильных, как он считал, расчётов на будущее. Но будущее, как выяснилось буквально пару недель назад, его подвело и требовало внести соответствующие коррективы в убеждения.
Эос пожалела впервые, что не родилась мужчиной – никогда в жизни она не была так поражена и посрамлена, потому что Алонзо задал вопрос старый, как мир и низвергнул её в пучину греха:
- Ты меня любишь, Эос?
И голос мужа звучал необычно нежно, и надежда в его интонации щемила, и Эос жаждала его отблагодарить за то, что он тогда, ко времени, женился на ней, но вышло иначе:
- Кажется, у меня всё ещё нет ответа на этот вопрос.
За что мужчина любит женщину? Когда наступает тот срок, рождается тот взгляд, то чувство привязанности и вспыхивает мания?
Алонзо больше не пытал жену, не спрашивал ни о чём, не интересовался далее тем, где не следует зависать. Он прохладно посовещался с Эвритом.
- Знаю, что ты не был женат и не стремишься накинуть на себя цепи кованы, но всё же спрошу: тебе нравятся женщины?
- А что такое? – повеселел Эврит, наблюдая за сосредоточенным и серьёзным лицом Алонзо.
- Моей жене не нравятся мужчины.
Эврит внезапно охладел к теме разговора, но, не отталкивая собеседника, не давал ему снисхождения, а незаметно и, я бы даже сказала, осторожно, мастерски, иронично увёл его в другое русло:
- Это оттого, что она мечтает работать в издательстве, а не может выиграть ни одного конкурса? Так просто её стихи – очевидная дрянь, а любая чувствительная натурщица – я называю так твою жену, исходя из её особенности творений: она воображает, что стихи должны быть приняты, а не только поняты – жаждет признания всего света, а не отдельного организма, кем являешься ты… или я.
- Ты спрашиваешь, зачем я женился на ней?
- Я не интересовался, но ты можешь пояснить, - холодно улыбнулся Эврит, внутри каждой клеточкой изъявляя пристрастие.
- Вдруг Эос спросит тебя об этом…
- Меня? – удивился Эврит, но Алонзо продолжал, не обращая внимания на вопрос:
- Я выбирал женщину не спеша, разумно, и требования мои были вполне обоснованы: я ценю верность, спокойствие, порядочность, скромность, она не должна была вмешиваться в мои дела и привлекать лишнее внимание.
- По-моему, ты придираешься к жене: она именно такая, так что о чём сокрушаться?
- Повторюсь: она не любит мужчин.
Эврит, наконец, включился в суть амбициозных рекламаций Алонзо и рассмеялся, чтобы скрыть то, что он думал на самом деле, как делает это всякий умный человек.
- Вся соль в том, что она тебя или меня не любит? Так нами двоими мир на земле не ограничивается.
Сколько бы не проговаривался Эврит по теме любви или страсти, а Алонзо никак не замечал того, что лежало на поверхности – вот отчего Эврит не верил в браки по любви.