Мечтательница восьмидесятого уровня

  Наташка романтична, влюбчива и кокетлива до абсурда. Еще очень переборчива. Ежели кавалер не может обеспечить свадьбу в Италии, то ему сразу отлуп.
  О свадьбе в Италии она заявляет быстро, иногда уже на первом свидании, чтоб проверить, значит, а то будет она еще время тратить. Несколько товарищей соглашались на ультиматум, потом, правда, терялись – видимо, уезжали на заработки. И то сказать, удовольствие не из дешевых. Да, Натаха женщина дорогая. Ей надо только самое лучшее. Да и дело не в деньгах, нет, она не жадная. Поделится последним куском хлеба, накормит всех бродячих котов и собак, перенянчит всех детишек родных и знакомых, даст взаймы и никогда не напомнит о долге.

  А еще подарит парочке лосей-племянников материну квартиру, им же нужнее – жениться хотят. То, что она в одно рыло досматривала лет пять полупарализованную маменьку, которую больше никто не смог выносить по причине скверного характера, помноженного на старческое слабоумие, так не брат же, баловень и любимка, должен был это делать-то! Правда, выцыганив у щедрой Натахи мамкину жилплощадь, невестка быстренько избавилась и от супруга. То, что невестка выкинула благоверного на улицу из дома, полученного им в наследство от бабки, так это, на Наташкин взгляд, нормально. Она же женщина – ей нужнее.

  Ну, и взяла Натаха брата к себе на постой. У нее вона какие хоромы, однокомнатные, еще кооперативные. Да и не навечно ей там жить. Только до свадьбы в Италии, а потом они с гипотетическим мужем, тем счастливчиком, что выберет Наташку, присмотрят хороший дом. Или построят куда лучше, чем у бывшей невестки – откуда вкус у вечной продавщицы китайского ширпотреба на рынке?

  А в Италии тоже надо будет виллу прикупить, с виноградником. Натаха выбрала Апулию. Правда, теперь она несколько сомневается: может, и не Апулию, а Пьемонт или Калабрию... Да, географию Италии Наташка знала гораздо лучше окрестностей города, где прожила всю жизнь.
  Ее самые долгосрочные отношения с перспективой Италии, со всеми вытекающими, закончились на первом году материной болезни. Тогда она еще работала главбухом в крепкой фирме, получая уважение и приличную зарплату. Деньги успешно пристраивали себе по карманам дорогие родственники, хитро не забыв напеть наивной Наташке, какая она разумница.

  Слегшая мать становилась все более деспотичной, потому Натаха стала работать на полставки, проводя практически все время у постели болящей, забросила любовника, переведя роман в телефонный режим. Через небольшое время и работодатели, и любовник разочаровались в Наташкиных достоинствах, ибо привыкли быть на первой линии ее деятельности. На работе вежливо попросили уйти, а вот кандидат в женихи слился не так деликатно, высказав на прощание, что Наташка и раньше была с тараканьём, но терпели ее, видите ли, ради готовности «в любое время» и вкусной еды, а кормежка по телефону любвями его не устраивает.

  Наташка была безутешна. Если б не мама с ее капризами и болячками, то она бы точно свалилась с нервным расстройством. Правда, звоночки были... Руки тряслись, ротик кривился, вес попер, хотя крутилась, как белка в колесе, постоянно тягая маменьку в кресло и обратно. Она, понимаете ли, не желала кушать полусидя в кровати, а только «по-человечески», за столом.
  Поначалу Натаха жила на небольшие накопления, одежда была – правда, в связи с увеличением габаритов, быстро стала тесна. Но тут «выручила» невестка, еще не «экс», притулив ей тряпки со своей точки втридорога. Наташа вроде и понимала, что обирает ее братова женка, но, решив, что это доплата за доставку на дом, смолчала.

  Когда заначка подошла к концу, а истощилась она всего за полгода такой жизни, пришлось на маменькины нужды тратить ее пенсию, чем та была страшно недовольна. Еще больше были недовольны невестка с братом, ибо привыкли к маминой пенсии как к своему неиссякаемому источнику доходов. Натаха пристроилась в местное ЖЭУ дворничихой, а потом и ставку уборщицы себе выбила. Еще бы, за три копейки такой ответственный и непьющий работник. Часть пенсии опять стала перепадать бедненькой родне, а все хлопоты – исключительно Наташке.

  Один только раз пришлось как-то перекрутиться брату с невесткой, когда Наташка загремела в больницу с гипертоническим кризом. Добрый доктор еще умудрился найти у нее признаки каких-то нервных болячек и порекомендовал полечиться, но легкомысленная и хрупкая особа, которая жила в корпулентном Натахином теле, отмахнулась лапкой от таких глупостей.
  Да и доктор, вроде интеллигентный человек, а начал про нервы и психику после того, как она стала выяснять его семейное положение и ненавязчиво намекать на Италию. Тьфу, что за мужики пошли, право слово!

  Свое сорокалетие Наташа отметила за неделю до смерти матери. Потом начались выхватывания лакомых наследных кусков, далее свалился на голову изгнанный брат, а чуть позже она очнулась в больнице с ногами и руками, привязанными ремнями к койке. Голова ничего не соображала, все тело болело, но память тихонько стала возвращаться. Первое, что вспомнила Наташа, это то, как она, нарядившись в красивое белье, оставшееся от прошлой жизни, правда сильно ей узкое нынче, и модельные туфли на шпильке, пошла, прогуляться в торговый центр неподалеку. Плыла такая красивая, все шеи посворачивали, молодые парни даже улюлюкали вслед – восхищались, не иначе...
Потом смутное воспоминание об охранниках, что не пускали ее в ТЦ, она вроде как стала кричать и отбиваться, потом приехала скорая, она тоже, защищаясь, дралась, потом вроде ее укололи...
- Где я? – спросила она вошедшую крепкую женщину в белом халате.
- В психиатрическом отделении, обострение у тебя, дорогуша.

  Наташка вышла из больницы через месяц, со сложносочиненным и труднопроизносимым диагнозом, кучей рецептов и опухшая до невозможных размеров, даже не пойми с чего, кормили в отделении, мягко говоря, скудно.
  Дома ее встретил хмурый братец, которому пришлось в связи с отсутствием кормилицы устроиться чернорабочим на стройку.

  Через неделю пребывания в родной квартире недовольный братец выпихнул ее работать: мол, чего это он их кормит один, с каких-таких богатств? Наташка собрала себя до кучи и поплелась в жилищную контору, чай больничный у нее имелся. Начальник косился с опаской, но обратно принял и велел сдать больничный в бухгалтерию. Она чуть не прослезилась от такой щедрости.

  Жизнь потянулась нудным, вязким и совершенно неинтересным чередом, разнообразясь лишь вялой сменой сезонов. Натаха стала представлять, что это она их меняет своей уборкой: шурх-шурх – опавшими листьями сметалась осень, вжиг-вжиг – сгреблась в сугробы и таяла зима, далее она провожала весну, сметая конфетти последнего звонка, а осень приглашалась ею собранной сухой травой и увядшими цветами...

  Только она стала оживать, даже присматривалась к новому сантехнику, говорят интеллигентному человеку, на предмет изящно разведать, как ему идея с Италией, в целом, и с ней самой в частности, как случилась очередная подлянка: погиб брат под случайно сдававшей назад бетономешалкой.
Похороны, которые опять тянула она одна, поминки с чужими людьми, какие-то странные вопросы от бывшей невестки: не прописала ли она покойного к себе?

  Наташа продержалась полгода. Очнувшись опять в психушке, на сей раз так и не смогла вспомнить, как же она туда попала. Эта госпитализация была долгой, местами совершенно овощной, а местами и буйной. При выписке ей велели оформлять инвалидность и запретили нервничать.
Кое-как, да и то лишь с помошью бухгалтерши ЖЭУ, которой Натаха время от времени сама помогала по старой памяти, ей удалось оформить инвалидность и пенсию. Наташка приободрилась, повеселела, еще ей стали выписывать бесплатные транквилизаторы, так что никакой траты нервов она больше не собиралась совершать.

  Даже очередная прибавка к и так немаленькой массе ее порадовала. Толстеет – значит, все хорошо, аппетит есть первый признак здоровья. Еще покойная бабулечка так говорила.
  Каждую субботу Наташа варила себе ведерную кастрюлю борща, правда, назвать это борщом можно было с большой натяжкой, потому как она экономно и творчески бросала в него все, что попадалось под руку. Иногда ее «борщ» был с кабачками и гречкой, бывало, туда добавлялись кукуруза и горошек из банок, а зачастую, когда не было картошки, ее спокойно заменяли макароны. Еще с каждой зарплаты, аванса и пенсии – трижды в месяц, получается – Натаха покупала себе торт: двухкилограммовый, с масляными розочками, пропитанный приторнейшим сиропом...

  На ее пятидесятилетие вдруг случилось чудо. Племяши, уже совсем лоси, наплодившие собственных лосят, скинулись и подарили тетке недорогой китайский смартфон. Наташка так расчувствовалась, что принялась лобызать родичей, совершенно не замечая, что они брезгливо морщатся.
  Молоденькая девушка-юрист научила ее азам интернета, делать селфи и пользоваться фильтрами. Смышленая Натаха, полазив с неделю по всемирной паутине, неумело нафотошопила из своих фотографий волоокую красавишну, раза в два меньше габаритами, да и зарегилась на паре сайтов знакомств. А что, мечты об Италии из Натахи даже транквилизаторы и импульсивное расстройство личности не смогли выбить.

  Мужики пошли стройными рядами. Наташа накупила нарядов, ну как... Набрала в секонд-хенде, когда при распродаже продаются вещи на вес.
  Месяца три она общалась только в переписке, попутно выделив себе троих. Потом рискнула встретиться. Первый сбежал, даже не пригласив выпить кофе. Второй был настолько заумным, что от него сбежала сама Натаха. А вот третий, довольно перспективный армянин, был приятно впечатлен, хотя был столь мал ростом, что еле доставал своей лысиной до мощнейшего бюста.
  Правда, с ним тоже не задалось, ибо лобовой вопрос о поездке в Италию на предмет… ну, вы понимаете чего, армянин отмел, предложив альтернативу в виде поездки в Сочи. Но тут заартачилась Натаха, гордо сообщив, что она «умрет, а мечты не предаст»! Плюнув, незадачливый поклонник растворился бесследно.

  Наташа подумала-подумала, да и забила на это дело. Нет, не на Италию, конечно, просто решила временно заморозить марьяжные планы, пофилософствовать, скажем так. В поисках вдохновения она повадилась навещать могилы родни.
  Уберет участок ранехонько, потом нарядится и подкрасится, прическу накрутит, ей понравилось делать два хвостика: красота же какая, резиночки разноцветные, как у первоклашки. А она всегда юная, кто б что ни говорил, как давеча в автобусе, мол, «подвинься старая корова, весь выход загородила». А то и похуже чего. Но она выше этого. Сядет на конечной, выбирая всегда одиночное сидение возле средней двери, да и едет себе часок через весь город на кладбище. Хорошо! Можно много чего передумать за это время.

  Да, и недавно она приметила приличнейшего мужчину на кладбище, точно вдовца, который как-то косится на нее по-особому, не иначе – понравилась.
  «Надо бы с ним сегодня, если встретимся, познакомиться, да про Италию поспрошать, ох, сердце подсказывает, что срастется непременно!» - неспешно мечтала Наташа, покачиваясь желейно в автобусе и загадочно улыбаясь...