Яблочный Спас

                Пахнет яблоком и медом
                По церквам твой кроткий Спас.
                /Сергей Есенин .1914г./

Я когда-то любил эту женщину. Я и теперь ещё её люблю, хотя мы не видели друг друга двадцать лет. В том, что мы тогда расстались, был виноват я: до сих пор не могу себе этого простить. Все эти годы я не знал о ней ничего – нас разделяли границы, нас разделяло понимание того, что ничего нельзя повторить. Однажды я написал рассказ о любви, и стоило мне поставить на бумаге последнюю точку, как тут же возникло желание найти женщину, которая стала его героиней. Мне удалось сделать это, и однажды я набрал её телефонный номер.   
- Я люблю тебя! – мы сказали эти слова синхронно, как только были сняты трубки.
Я люблю тебя...
Я люблю...
Я...
...Я, проживший столько лет впустую – без тебя, без твоей любви, без счастья, наконец. Каждое утро, просыпаясь, я не видел твоих волос, рассыпанных по подушке. Я не слышал твоего спокойного дыхания, не ощущал тепла твоего тела. Всё было другим, и рядом со мной все эти годы была другая женщина. Поздно что-либо менять. Жизнь прошла мимо, не дав ещё одного шанса. Нам уже не увидеться – путь в прошлое заказан. Да и есть ли он, этот путь? Всё нужно делать вовремя.
О том времени, когда мы были вместе, осталась память – воспоминания о днях, когда в траву падали спелые яблоки.

..Старый сад давно никто не чистит и он стоит дикий, заросший, словно щёки деревенского мужика, не брившегося третью неделю. Яблони ещё плодоносят, и ты каждое утро собираешь их сладкую дань.
- Принеси из сарая лестницу, – просишь ты.
Приставив её к толстому шершавому стволу, ты влезаешь наверх – туда, где почти горизонтально земле выросла толстенная яблоневая ветвь.
- Давай-ка я нарву их сам, – прошу я.
- Нет, сегодня я сделаю это сама, – отвечаешь ты, легко взбираясь на ветку и основательно устраиваясь на ней. Тяжёлые, зеленовато-жёлтые антоновки падают в подставленный подол - и через пару минут он уже полон, а ты всё ещё стоишь наверху и, улыбаясь, смотришь вниз. Крохотный беленький треугольник твоего белья резко выделяется на фоне загорелого тела, и я, задрав голову, ем тебя глазами. Заметив это, ты лукаво смотришь на меня. Теряя остатки самообладания, я тоже лезу наверх. В ответ ты смеёшься и делаешь вид, что тебе страшно. Встав рядом, я тянусь к твоим губам, подставленным для поцелуя. Тем временем, собранные яблоки сыплются в густую траву. Вслед за ними мы тоже скатываемся вниз, где толстый, неповоротливый жук ползёт по гибкому травяному стеблю, с удивлением разглядывая двух влюблённых, на время покинувших этот мир.
...Уже жарко, а в траве полным-полно падалок, ждущих твоей заботливой руки. Вчера заходила мама:
- Не по-хозяйски это – оставлять яблоки на съедение жукам, – сказала она.
Теперь мы «оправдываем доверие» – второй день варим яблочное варенье, а часть яблок пускаем под нож: через неделю будут готовы пара мешков великолепных сушек.
Солнце стоит высоко, и потому яблони почти не дают тени. Единственное желание – поскорее забраться в душевую, желтеющую свежеоструганными досками в дальнем конце сада. Вчера мы целый вечер таскали вёдрами воду из крана, заполняя бочку на крыше. Теперь там двести литров отменно тёплой воды, и я, краем глаза следя за тобой, незаметно смещаюсь в сторону душа. А ты, рассеянно глядя под ноги, бредёшь рядом, наклоняешься, поднимаешь очередное яблоко и укладываешь его в плетёную корзинку. Иногда ты надкусываешь одно из них и улыбаешься каким-то своим мыслям. Наконец, ты замечаешь мой хитрый манёвр и, бросив яблоки в траву, бежишь наперегонки, на ходу сбрасывая с себя майку. Я ловлю тебя уже в дверях и мы, на секунду в них застряв, протискиваемся внутрь тесной кабинки. Обняв тебя, я целую прикрытые глаза, ищу твои губы, сладкие от яблочного сока, слышу твоё прерывистое дыхание, чувствую твои ладони на своей спине...
- Не спеши, я хочу почувствовать тебя всего, – шепчешь ты, и я послушно замираю, прислушиваясь к тому, как в такт падающим яблокам гулко стучит моё сердце. Закрыв глаза, отдавшись огромному чувству наслаждения, ты уже не стонешь, а сдавленно кричишь:
- Не останавливайся, только не…
...Я все ещё ласкаю тебя, а ты, став на минуту серьёзной, глядишь на меня и тихо шепчешь:
- Я тебя люблю!
И в ту же секунду, повинуясь движению руки, из огромной самодельной лейки, что торчит над головами, на нас обрушивается поток тёплой воды.
Вдоволь наплескавшись под душем, идём в дом. С самого утра окна предусмотрительно закрыты ставнями и в комнатах прохладно и сумеречно. У тебя в спальне стоит старое бабушкино зеркало – огромное, в тяжёлой деревянной раме. Зеркало в некоторых местах стало рябым от шелушащейся амальгамы, а ты никак не решишь, что с ним делать: с одной стороны, оно уникально – сегодня таких уже не делают, с другой стороны – глядеться в него можно лишь при свете потолочной люстры, тогда в мутной глубине хоть что-то можно разглядеть. Откуда-то, предчуствуя скорый обед, появляется и начинает тереться о ноги подобревший к нам Семён. Он выгибает спину, пушит хвост и всем видом показывает, как нас любит. Плеснув в мисочку супа с кусочками курицы, ты смотришь, как кот проворно лакает бульон, а затем, уже не спеша, приступает к мясу. От наслаждения он жмурится, и мне непонятно: как это он ухитряется есть с закрытыми глазами? А ты стоишь и улыбаешься – коту и мне, немного обалдевшему от нежности и счастья.
...Ближе к вечеру ты устроиваешь банный день. В пустовавшей ранее комнатёнке недавно поставили большую чугунную ванну с «титаном», который нужно топить дровами. Сегодня ты решила его испытать: наполнив ванну горячей водой и вылив в неё половину флакона шампуня, ты, охая и повизгивая, погружаешься в белопенное облако. Наклонившись, я целую твоё мокрое плечо:
- Чего изволите, Ваше Величество?
«Их Величество» изволили целоваться: разок, потом ещё разок, и ещё…
В это время в ванную небрежной походкой подгулявшего молодца заходит Семён. Окинув нас оценивающим взглядом, кот презрительно щурится.
- Пошёл вон, потаскун! – говорю я, и он нехотя переваливается через порог, забыв при этом закрыть за собой дверь.
- Теперь он нам будет мстить, – смеёшься ты.
- Ваше Величество, не царское это дело - самой себя купать, – говорю я в ответ.
Ты благосклонно киваешь головой и протягиваешь мягкую, пористую губку. Склонившись над ванной, я вновь целую твоё мокрое лицо, тронутые загаром плечи и полную белую грудь, на коже которой отпечатался негатив лифчика. В ответ ты смеёшься и тянешь ко мне руки...
Час спустя ты сидишь в глубоком, ещё бабушкиных времён, кресле и пунцовым лаком красишь ногти. На голове у тебя сложное архитектурно-банное сооружение из полотенца, и белый махровый халат накинут на голое тело. Когда-то, накануне твоего дня рождения, я выбрал его из целой армии подобных разноцветных изделий, сложенных стопками в отделе «Одежда для дома» местного универмага. Тогда я прельстился его целомудренной белизной и простотой устройства. Теперь он, как бы в благодарность за то, что стал членом семьи, иногда демонстрирует мне потаённые уголки твоего тела.
...Для своих тридцати с небольшим ты выглядишь просто замечательно! Стройные ноги с тонкой щиколоткой достались тебе, как я думаю, от бабушки – дочки атамана из большой казацкой станицы. Тонкие черты лица с огромными, в пол-лица серыми глазами – это от мамы, питерской интеллигентки, посвятившей себя служению музам. У тебя крепкая, высокая грудь и, как только ты наклоняешься, нанося каплю лака на пальцы ноги, халат, проявляя мужскую солидарность, полностью открывает грудь в своём запАхе. А вот с характером вышла заминка: он у тебя в папу, которого ты почти не помнишь, но о котором тебе рассказывала мама – он из бывших военных, и ты иногда любишь проявлять талант командира.
...Вечер. Мы сидим в креслах, принесенных на террасу. Полосатый плед, которым я укутал твои ноги, все время сползает, и я, то и дело наклоняясь, ловлю его и водворяю на место.
- Иди ко мне, - просишь ты, и я усаживаюсь рядом, на полу, и кладу голову тебе на колени.
Мы молчим. Да и что могут сказать друг другу двое влюблённых, если их бессмертные души летают сейчас в раю?
Вот уже высыпали первые звезды. Откуда-то появились и затанцевали между деревьями бесшумные летучие мыши.
Гуп! Гуп! – стучат антоновки, падающие в траву.
- Ты многих любил? – неожиданно спрашиваешь ты.
...Я не знаю, что тебе ответить. До тебя мне иногда казалось, что я, наконец, встретил ту, о которой говорят «единственная», но всё заканчивалось очередным разочарованием. Среди тех, кого я раньше встречал, не было похожей на тебя. 
- Я искал тебя, а те встречи были случайными, – наконец отвечаю я, понимая, что так, как тебя, уже никого полюбить не смогу.

Осень 2006 – весна 2019