Маман

Её муж Павел Николаевич, много лет занимавший самый высокий пост в правоохранительных органах большого города, неожиданно попал в большую неприятность. В выходные дни он на выделенной ему служебной машине поехал по личным делам и попал в тяжёлое ДТП. За рулём был сам, но не пострадал. А водитель второй машины стал, в результате, инвалидом. Повреждённую служебную машину восстановили за пару суток. Но случившееся получило огласку, без следа замять не удалось.

Дело до суда не дошло - пришлось посуетиться. С участником ДТП как-то договорился, однако, Павлу Николаевичу предложили уволиться по собственному.
Даже помогли возглавить ХРТП - Хозрасчётное торговое предприятие. Чистокровный юрист, как он себя называл, неожиданно попал в среду, которую презирал.
- Я не торгаш! - говорил он на каждом шагу всем и себе в первую очередь. Не мог он смириться с таким позорным во всех отношениях, как он считал, положением.

Зная, что многие добивались желаемого бесконечными жалобами во все инстанции, он стал писать. Цель одна: восстановиться в прежней должности.

Прошёл год - дело зашло в тупик: заявление написал по собственному желанию, что вынудили написать, доказать не мог - ДТП было, в результате человек остался инвалидом. И, всё-таки, Павел Николаевич решился: подал заявление в суд. Ему необходимо было доказать свою невиновность в том ДТП, тогда и оснований для увольнения не было бы. Понадеялся на свой опыт в таких делах, на авторитет,
на связи, в конце концов.

Громом прогремело средь ясного неба: "Именем... признать виновным... в совершении преступления и назначить ему наказание в виде... с применением статьи... условно".

Условно, но теперь у него судимость! О восстановлении в органах придётся забыть навсегда. Стал попивать. На работе молодые бабёнки колесом вокруг него!
И стол организуют в момент, и на колени заберутся без стыда. Нет, не смирился он, не нравилась ему такая откровенная свобода, но пустился во все тяжкие, будто мстил кому. И понимал - себе! За свою неожиданно проявившуюся глупость.

Жене его, Марине Егоровне, "доброжелатели" эти загулы описывали в подробностях, красках, но повлиять на мужа она уже не могла. Сын и дочь попытались с ним поговорить, но он коротко бросил:
- Лишу всех благ!

И вот наступил тот кошмарный день, который с утра ничего не предвещал, обещал быть погожим, безоблачным во всех отношениях...

Марина Егоровна учительствовала в одной из школ. В отпуск она ещё не пошла, ждала, когда они всей семьёй соберутся и поедут на море. Проводив мужа на работу, собралась и отправилась в школу. Дел там совсем не было: понаблюдать за учениками, поливающими цветы, пообщаться с сотрудниками...  Всё так себе, как обычно, все тянули время, чтобы поприличнее не сразу разойтись по домам.
Но Марину Егоровну вдруг охватило непонятное и неожиданное волнение и она, отпросившись по надуманной причине, поспешила домой.

Войдя в прихожую, услышала громкие, неестественно весёлые женские голоса, переходившие на взвизгивание. На кухне её муж и две женщины лет двадцати пяти и сорока сидели за накрытым столом, по содержанию которого и поведению гостей было понятно: давно сидят. Но, что было верхом цинизма, все были в неглиже...

Старшая из женщин, увидев жену Николая Павловича, затараторила:
- Я главный бухгалтер. Павел Николаевич не пришёл на работу, а я пришла сообщить ему о скорой проверке...
- Позвонить нельзя было? - с сарказмом и вскипевшим злом спросила Марина Егоровна.

Вторая более пьяная, хохоча, спросила:
- Павлик! Это что за старая жаба к тебе пришла?
- Это жена моя. Одевайтесь. До свидания. Идите на работу...

Главный бухгалтер выскочила без одежды. Вторая одеваться не хотела, оскорбляла жену матерными, непотребными словами, требовала:
- Паша! Немедленно с ней разведись!- и лезла обниматься.

Марина Егоровна сгребла платье, сумку нахалки в одну руку, второй рукой крепко схватила орущую и извивающуюся "гостью" за волосы и поволокла её из дома.
Муж требовал:
- Марина! Отпусти Лору! Пусть оденется и уйдёт!

Марина Егоровна рассвирепела от его "указаний" и на улице свалившуюся на газон нахалку, стала хлестать по щекам...

Павел Николаевич в одних трусах бежал следом. Собралась приличная толпа, люди в окна смотрели. Чтобы прекратить позорное безобразие, он оттащил от пьяной девицы жену, силой привёл её в дом и, бросив на кровать, стал душить!

Жена отбивалась, но ничего не могла сделать. В какой-то момент палец мужа, соскользнув с её шеи, оказался у неё во рту. Челюсти отчаявшейся сжались мёртвой хваткой, даже хруст послышался. От кожи остались клочья. Кровь хлынула струйками. Каким то образом палец был высвобожден. Павел облил его йодом, туго перебинтовал, завязав бинт на смешной бантик, а Марина опрометью выскочила и от соседей вызвала милицию.

Милиция приехала не сразу. За это время супруги поостыли и, кажется, оба жалели обо всём произошедшем. Наконец, наряд милиции явился. Но Марина Егоровна скрыла,
что муж дома. Сказала, что он ушёл и она не знает, куда. Ей ничего на это не сказали, уехали. Супруги облегчённо вздохнули. Примерно через полчаса в дверь зазвонили. Открывать вышел Павел Николаевич сам... Это был милицейский наряд...
Продержали его в КПЗ несколько часов и отпустили. Домой он вернулся отрешённый, опустошённый. Настоящий позор и настоящее унижение сломили его!

Утром Марина Егоровна на работу не пошла: какие-то предчувствия терзали её.
Пытаясь занять себя и освободиться от невыносимой дрожи во всём теле, собрала паласы и дорожки, вынесла их, чтобы выколотить во дворе. И тут она увидела, что заходит водитель мужа.
- Что вам надо? - спросила она его.
- Павел Николаевич позвонил и приказал мне приехать.
- Знаю, что ему надо. Вы все видите, что Павел Николаевич в затруднительном
моральном положении и спаиваете его. Вы ему бутылку привезли? Поворачивайте
отсюда или я милицию вызову!
Водитель уехал. Павел Николаевич всё это слышал через открытое окно.

Марина Егоровна быстро покончила с делом, которое её ничуть не успокоило,
и понесла один палас в дом. Мужа дома не было. Она не уследила, как он выскользнул.
А Павел Николаевич пошёл на работу. По дороге купил бутылку водки, запершись
в кабинете залпом выпил её, сел в служебный автомобиль, оттолкнув водителя,
и выехал на дорогу. О чём думал он, когда гнал по оживлённой трассе, конечно, уже никто не узнает, но понятно, что им овладело отчаяние.

Нашли Павла Николаевича в машине, съехав на скорости по насыпи, она врезалась в дерево. Водитель был мёртв.

Хоронили Павла Николаевича в его родном селе. Несколько ночей Марине Егоровне не давали уснуть звуки капающей воды. Как она ни искала, не могла найти, источника этих звуков. И она подумала, что это грешная душа мужа плакала.

Такой удар Марина Егоровна перенесла довольно стойко. Но это её состояние стойкости и мужества было, на самом деле, кажущимся тем, кто её мало знал. Она довольно умело поддерживала это заблуждение, а на самом деле, она совершенно растерялась: осталась одна с недоученным сыном, лентяем выдающимся, державшимся в институте лишь благодаря отцу, которого он папой не называл. Для отца у него было - шеф, как у его личного водителя. Когда ему исполнилось семнадцать, отец сказал:
- Может, пора вспомнить, что я тебе папа?

И сын, глядя невинно и искренне отцу в глаза, ответил:
- А я уже не могу тебя... так называть...

Мать он называл - маман. Почему? Он и сам этого не мог объяснить.
Для посторонних в этом обращении было что-то отталкивающее.

Из института, он тут же вылетел, Но не даром говорят же, бедный - Ох! - А над ним Бог. Сына быстро подцепила разведёнка с ребёнком, заставила работать экспедитором, образования и смётки у него на это дело хватило, а маман купила ему трёшку в центре города. Дочка к этому времени была замужем за очень приличным
парнем.

И осталась маман одна... Что делать? Вообще-то, она уже пенсионерка, но работающая.

Скрытная, закрытая для всех - привыкшая к осторожности за годы жизни с мужем - она не могла, не хотела с кем-то обсуждать свои дела, своё состояние.
Контакты почти ни с кем не поддерживала. Тосковала, переживала в одиночестве!..

И вдруг звонок на входной двери ожил! Да как-то требовательно, настойчиво. Даже и не спросила - кто? Решила, что гость ей послан свыше: уж очень тяжко было у неё на душе, кто-то смиловался над ней. Вдруг, поддержать пришёл? Сын не обещал приехать, поэтому в голове её мелькнула мысль: спокойно посидим, чайку попьём... поговорим.

В проёме открытой двери перед ней стояла... цыганка... В первое мгновенье Марина Егоровна оторопела. Но в следующее внутренне просияла: Вот! Вот кто мне нужен! Можно открыться, а когда она уйдёт, не будет никаких опасений огласки, кривотолков, вообще никаких разговоров о ней. Сейчас всё расскажет ей, душу свою облегчит.

- Входите-входите,- цыганка очень понравилась Марине Егоровне: приблизительно
её возраста, спокойная, даже какая-то усталая и... благородная. Вошла с достоинством, на маленькие иконки на полочке перекрестилась.

Прошли на кухню. Хозяйка спросила, не торопится ли её гостья.
- Некуда мне торопиться, - устало говорит цыганка. Иду на автобусную остановку, до последнего автобуса уйма времени. Не знаю, что потянуло к вашему дому.  И не понятно, как потянулась рука к звонку, - продолжает приятная смуглянка.
- Тогда чайку попьём... - И Марина Егоровна, уже и сама удивляясь, даже радуясь своей неожиданной хлебосольности, стала выставлять на стол тарелочки, плошечки с чем-то вкусным, с дорогими нарезками... Сидели, мирно говорили.

- Вижу, хороший ты человек, - заговорила цыганка, неспешно отправляя в рот
достойное самого почётного гостя угощение, - но (цыганка, проходя, взглядом зацепила на комоде портрет мужчины с чёрной лентой на уголке)в доме чувствуется горе, тяжкое и само оно не уйдёт... Беда стоит у дверей...

Сердце Марины Егоровны сжалось, на глаза уже привычно навернулись слёзы:
- Муж у меня умер. Недавно. Может слышали о нём? Большой начальник был.
- Я издалека приехала к сестре в село в вашей области. В городе я по делам: в аптеку надо, сестра захворала, да купить им кое-что из одежды... бедноваты они что-то. Тронула ты меня своим горем.
- А что значит: горе само не уйдёт? - заволновалась Марина Егоровна.
- Взглянуть мне на твоего мужа надо. Фотокарточка есть?
- Да, конечно, очень много. А вот его портрет из недавних. Подойдёт? -
Марина Егоровна метнулась в спальню, где на комоде стоял уже известный цыганке портрет. Цыганка с неожиданной лёгкостью вскочила и в два шага догнала хозяйку в спальне.
- Вот смотрите, это из его последних фотографий.
Цыганка прикрыла ладонями своё лицо:
- Вижу гроб... мужчина-красавец в нём... А глаза у него не плотно закрыты...
высматривают кого-то... это одно означает: кого-то из самых близких своих
за собой уведёт. И почти без сил "от напряжения", упала в кресло, тут же стоявшее.

- Что же делать? - Почти шёпотом вымолвила бедная, до смерти напуганная Марина Егоровна.

- Мы его запутаем,- деловито заговорила цыганка. - Возьми несколько круп, отсыпь
каждой крупы в разные целлофановые мешочки. А я рассыплю крупы на сто дорог, сто путей, запутаю следы родных и друзей, сестры и брата, чтобы не было (Как покойного зовут? - Павел... - Павлу возврата...

Марина Егоровна мельком окинула взглядом спальню и пошла собирать необходимое для оберега семьи от новой беды.

Цыганка тихо встала, уверенно подошла к кровати, взяла подушку, ухмыльнулась,
довольная своей понятливостью и, перевернув её, запустила руку под наволочку: заметила она самый первый взгляд выходившей хозяйки! - Если что-то случается, или чего-то опасаются, все первый взгляд бросают в место, где лежит самое ценное.

Нащупав на подушке грубый рубец, вывернула тряпицу и зубами раскусила шитые через край нитки. Вытащить из пухового нутра увесистую пачку долларов труда уже не составило. Цыганка замела ладонью пух под подушку, поправила её и вышла к хозяйке в кухню.

- О! Хорошо! Тут и рис, и пшено, и гречка! Давай их мне и проводи меня на улицу: пойду, с этим медлить нельзя!

- Сколько я вам должна за ваше доброе дело? - спрашивает обрадованная, просветлённая Марина Егоровна.
- Да что ж... Ты приветом своим мне сполна заплатила. Давай мне остатки круп
и с меня хватит... И они вышли из дома.
- Тебя как зовут-то? - спросила цыганка.
- Марина... Егоровна.
- Марина... Марина... ушла от тебя твоя половина... Чтоб жизнь твоя легче была, ещё половину я забрала.

Марина Егоровна потянулась обнять свою избавительницу, но та уже отвернулась и, не оглядываясь, пылила широкими юбками, стремительно удаляясь.

Когда, Марина Егоровна, как от морока, пришла немного в себя и обнаружила пропажу, с горяча кинулась к знакомым одним, рассказала о случившемся. Они предложили немедленно в милицию звонить, но она вдруг отказалась. А на самом деле задумалась: можно милицию вызвать, попытаться цыганку найти, да будут о долларах дознаваться... Пусть уж... теперь я и спать буду спокойней без них.

Посидела, ушла, а знакомые помолчали и решили, что выдумала она цыганку, чтобы рассказали они всем о краже, мол воровать у неё теперь больше нечего.
Посочувствовали - странная стала, но хитрая...