Старинное кладбище на берегу Финского залива

В 2004 году вышла моя книга «Воздушный корабль», а в ней повесть «Об Улитках». Повествование  начиналось с воспоминаний о Старом Петергофе. Теперь, 15 лет спустя разнообразных краеведческих изысканий,  я  с огорчением  нахожу в тексте неточности -  российским немцам-колонистам, проживавшим в  Ораниенбаумской немецкой колонии  между усадьбой Сергиевка герцогов Лейхтенбергских и Мордвиновкой адмирала Мордвинова, я  напрасно приписывала создание каменной фермы – ферма принадлежит Лейхтенбергским, и, может быть, была построена в их время владения усадьбой, а может быть, досталась им от Румянцевых или Нарышкиных. А тем, в свою очередь, от неизвестных  шведов, хотя это и маловероятно. Версия о том, что ферма была замком шведского феодала, обычно встречается искусствоведами в штыки. Хотя, на мой  неискушенный взгляд, это предположение имеет свои основания -   и  кладка старинного камня, и арка из больших грубо обработанных  камней, и замкнутое пространство двора, напоминающее пространство внутри небольшой крепости с мощными стенами,  во всяком случае… Но не будем уходить далеко от темы. В общем, ферма принадлежит усадьбе Лейхтенбергских, а водокачка – усадьбе адмирала Мордвинова. А дома немцев Ораниенбаумской колонии формировались вокруг той линии, которая сейчас  носит название улицы Левитана. И дорога мощеная булыжником, которая плавно спускается к нижней дороге от улицы Левитана, это их дорога.  Правда, сейчас все мощение засыпано асфальтовой крошкой. И когда я обратилась в Ломоносовский ВООПИК с вопросом о сохранении дороги, вымощенной булыжником в ее первозданном виде, мне был дан  категорический ответ, что людям по асфальтовой крошке ходить  к  автобусной остановке, расположенной внизу, намного удобнее. А мы-то когда-то, в бытность беспечными дачниками, спускались вниз по камням этой дороги совершенно свободно. И у меня даже были на этой дороге свои любимые камни – «драгоценные» и «волшебные» камни, как я полагала, очевидно, по аналогии с камнями у любимой петровской «шутихи» - деревянных фонтанных диванчиков. Один из камней, помнится, был опалово-прозрачный, с золотистой дымкой,  должно быть, полевой шпат.
Дорога, спускаясь вниз, делала плавный изгиб и  ей точно  соответствовала внизу, на нижней террасе,  дорога, идущая по самой середине поля к заливу. Эта дорога была в полном смысле дорогой к храму, или часовне, стоящей на берегу моря – Финского залива.  Правда, часовни никакой не было. От нее осталось только то, что напоминало  смотровую площадку, обнесенную невысоким барьером из  крупных камней. На самом деле это и был фундамент часовни.
 На поле располагались скромные огороды с  грядками картофеля. А на побережье, вокруг часовни – скромное кладбище немецких поселенцев. Мне запомнились  не похожие ни на что виденное позднее надгробия – словно бы  большие бруски темно-серого гранита с узким цветником. Правда, цветов в них никаких не росло.  Именно потому, что они совсем не были похожи на привычные посеребренные кресты и раковины, это место не воспринимали как кладбище.               
Про  немецкое колонистское кладбище я написала все верно:
«печальнее всех судьба обошлась с немецким кладбищем на берегу Финского  залива. 
Наверное, колонисты мечтали  найти последний приют именно  здесь, над желтым  береговым  песком,  над  синим  широким простором, где на самом горизонте   -  золотые купола и шпили Петербурга,  среди  цветущей черемухи и сирени, среди   белых цветов  жесткого горького тысячелистника и маленьких  лесных колокольчиков.
Но то ли старые  камни немецких могил  были не похожи на наше  убогое и страшное серебряное  великолепие,  то ли  скромная древность их внушала мысль, что все уже списано временем,  но  на месте старого кладбища раскинулся настоящий пляж. Вокруг надгробных плит  раскидывали  пляжные  подстилки, на них бросали платья, полотенца  и тапочки, прежде чем пойти купаться в заливе. Все это было бы и ничего – кто знает, быть может, им и лучше было  быть вместе с веселыми и живыми, без скорби,  но и без страха, но неистребимое варварское любопытство искателей кладов  сдвинуло надгробия, и  в поисках сокровищ всюду  изрыло  берег ямами – по счастию, они были пусты».
В  повести «Об Улитках» я трижды возвращаюсь к берегу Финского залива и забытому кладбищу. Оно становится все более и более заброшенным, и практически исчезает, как это и произошло в жизни. Главное действующее лицо, Аня Афанасьева  очень переживает за его судьбу, которая самым наглядным образом олицетворяет  «тщетность всего сущего».  Но повесть – сказка, и как во всякой сказке,  появляется в ней и Герой ( притом это не герой нашей героини, а просто Очень Хороший персонаж). Он еще и  принц … то есть  почти буквально принц, молодой человек со студенческим прозвищем  «Инфант», успешный  архитектор Филипп Тор,  который является потомком  этих самых немецких колонистов и собирается поставить памятный знак,  стелу на этом печальном берегу. Популяризация образа  одноименного скандинавского божества тогда еще даже не входила в моду. 
Но на самом деле, повесть  - сказка,  а в жизни печальный берег становился все более и более печальным, пребывая в запустении. Это как в  одной из первых книжек ( или фильмов) о Гарри Поттере – когда он ждет, что на выручку придут родители, но на самом деле на помощь приходит он сам. Надеюсь, вы вспомнили эту сцену. И дело как раз в этой сцене, потому что написав все, что я знаю о  забытом погосте и  сочинив истории счастливую развязку, я, конечно, в какой-то степени и сохранила это  на бумаге, но для жизни этого не достаточно. Тем более, кто эти книжки читает! Недавно обнаружила свой «Воздушный корабль» в интернете на каком-то букинистическом  аукционе за 875 рублей ( ни больше, ни меньше) и рядом горделивую приписку «Книга в прекрасном состоянии, не читанная!») Вот радость–то для автора! Это к тому, что в жизни приходится все-таки действовать самому. 
Так вот, не прошло и 15 лет со дня выхода в свет вышеупомянутой книжки,  как я снова стою на берегу Финского залива и пытаюсь в доказательство своей правоты отыскать на прибрежной полосе хотя бы одно каменное надгробие. На самом деле я уже делала попытки показать место немецкого кладбища своим подругам – в  июне 2011 года архитектору Ире Тарановой, а в августе 2015 году мультипликатору Диане Синеокой. Но все это было цветущим зеленым летом. Кусты черемухи, которые и раньше возвышались над надгробиями, сейчас буквально поглотили всю прибрежную полосу. К тому же везде разрослись колючие и цепучие заросли шиповника и малины. Когда в 2015 году мы с Дианой пытались пройти по дороге, разделяющей некогда огородное, а ныне захваченное убогим, но агрессивным  самостроем поле, уверенно идущая к заливу дорога на половине окончилась и дальше мы продирались в каких-то невероятных травяных зарослях, как индейцы в ГДР-овских фильмах на полях маиса. Мачете, чтобы рубить могучие стебли, расчищая дорогу, у нас, к сожалению, не было и поэтому мы едва не завязли в зарослях и с трудом достигли унылого берега. Не лучше была и перспектива залива, берега которого заросли осокой и оставались  лишь редкие подступы к воде.
Но каменный выступ, обломок фундамента часовни, на  бывшем пляже сохранился, делаясь раз от раза все короче. В этот раз его в довершении всего разукрасили граффити.
Зато сейчас весна и все кусты стоят еще без листьев, а  новая трава еще не поднялась. Хотя старая, осенняя, лежит, полностью скрывая собою землю.  Не смотря на то, что кладбище и нанесено на схемах в путеводителе по Петергофской дороге Сергея Горбатенко – а что может быть более достойно уважения! я непременно должна отыскать еще хоть какое-то доказательство и поэтому смело пытаюсь ввинтиться в самую гущу стволов черемухи и время от времени прицепляюсь к голым, но колким кустам шиповника.  Но все, что мне кажется хотя бы отдаленно похожим на виденные в детстве и юности каменные надгробия оказывается при ближайшем рассмотрении просто камнями. Или, в лучшем случае камнями от фундамента. Находки делает заместитель председателя петербургского отделения ИКОМОС и специалист по историческим некрополям Николай. Видимо, у него серьезный профессиональный опыт. Именно он обнаруживает в кусте черемухи два ушедших в землю надгробия. К моему глубокому разочарованию, они вовсе не сделаны из цельного гранита, а  представляют собой бетонные, с вкраплением мелких камушков цветники.Металлические кресты на них срезаны, но видно основания креста.Благодарные потомки, очевидно, приходя отдохнуть на берег развлекаются тем, что бьют о них бутылки, потому что место сплошь усеяно осколками стекла и прочим мусором.  Николай же, пока мы с Андреем расчищаем от мха какой-то очередной подозрительный камень, делает еще одну находку – обломки металлического креста, перевернутый камень и выкопанную яму. Черные следопыты, оказывается, тоже не позабыли это место и пытаются отыскать здесь свою удачу. С одной стороны мной владеет разочарование - ничего похожего на то, что сохраняет моя память, я так и не увидела. С другой стороны – следы забытого погоста очевидны и можно начинать  действовать. То есть пытаться сохранить память об этом месте не только для черных гробокопателей, но и для всего честного народа. Ведь были же эти люди! Были их дома вдоль нынешней улицы Левитана,  с любовью покрашенные в светлые приятные цвета, их ухоженные поля, их  добросовестный труд, их чинная, размеренная  жизнь. Моя мысль, забегая вперед уже рисует памятный  образ  – девушка, морской ангел, Фрези Грант, идущая по волнам, стоит на берегу. И ноги ее утопают в цветущих травах. Но краеведы отрезвляют меня словами «Можете сразу проектировать вашего ангела без рук и головы». Что ж, может быть, это будет и простой камень со словами об ушедших людях, некогда населявших эти земли. Только пусть он все-таки будет.
Продолжение следует, поскольку эта история только начинается.