Совсем глупым стал...

   Они развелись несколько десятков лет тому как...
Семён, так его звали, тут же обрёл своё счастье
с пышной блондинистой дамочкой, приятной во всех
отношениях.
   Жил с ней напоказ: при всех называл только любимой.
Но года через четыре он уже с другой вил гнёздышко.
И снова напоказ, на похваление: ходил с ней сцепившись
мизинчиками, правда, любимой не называл!

   Жена его - Вера осталась с детьми. Как-то не допускала
она такого, чтобы, очертя голову, броситься в водоворот
нового счастья. Сыграл в этом роль и, казалось бы,
пустяковый случай.

   Однажды спросила она у сынишки своей подруги, который
один был был на детской площадке: "Мама дома?"

   - Дома, но у неё посетитель.

   Сначала она почти задохнулась от такого ответа, а потом
сильная, неожиданная, муторная тошнота подступила к её горлу,
и она с этого момента без чувства некоторой дурноты не могла
смотреть на мужчин.

   Были какие-то попытки ухаживания за ней, заигрывания
с одинокой дамочкой, но Вера обрывала их на первом же слове.

   Прошли годы, десятилетия. Хотя бывшие супруги и жили в одном
районе, виделись крайне редко и даже не кланялись при встрече.

   Что-то стала Вера похварывать. Да тяжко так. Пошла в поликлинику.
И ведь надо же, её врач сказал, что Семён тоже болеет, лечится...
совсем глупый стал.

   - Как это глупый? - не то поразилась Вера, не то удивилась,
но больше не поверила и даже чуточку обиделась за своего бывшего.
В её глазах он прежний: щеголеватый, охочий до женского пола.
И совсем не глупый. Такой вот и... всё. По-другому - никак.

   - Ну, так... болеет сильно... мозговой атеросклероз...
Инсульт был, - пояснил доктор.

   Вышла Вера от врача с направлением в стационар.
Терпеть не может в больницах лежать, но тут сопротивляться
не стала: ничего, десяток дней выдержу.

   Присела в коридоре. Думает: сама болею, Семён тоже тяжко
захворал... Не будет же врач ерунду говорить.

   Вдруг к ней подсел бывший сослуживец бывшего мужа.
Поздоровались. Сослуживец рассказал, что Семёна только что
провели на второй этаж под руки. Лицо у него каменное,
отсутствующее, никого не узнаёт, на приветствия не отвечает.

   Встал, да так и ушёл, не дождавшись от Веры ни единого слова,
а она осталась в глубокой задумчивости: "Да Бог с ним,
что повытворял в моей жизни и после. Забыла я всё и простила давно...
Пойти, поискать его, что ли, встретиться.
А вдруг это будет наша последняя встреча? Он первый и единственный
мой мужчина... Дети у нас. Гордость моя... Надо пойти к нему...
Нет не надо: расстроюсь ещё от его вида", - сама себя отговаривает
и... уже идёт по коридору к лестнице на второй этаж.

   Перед кабинетом какого-то врача он сидел один. Вообще один. И без
сопровождающих. Смотрит куда-то в сторону, в торец коридора.

   "Раз он совершенно глупый, то обращаться к нему надо, как к глупому.
Ну, в крайнем случае, как к малолетнему ребёнку... хотя бы", - думает
про себя Вера. И она напевно, тоненьким нежным голоском,
в душе от которого ей вдруг стало даже неловко, обратилась
к своему Сёмочке:
   - Здраааавствуй, Семён Борисович!

   Он шустро повернул к ней голову, коротко и как-то обыденно,
даже и с показавшимся ей неудовольствием, чистейшей дикцией произнёс:
   - Привет.

   Вера оторопела. Она не знала, что ей дальше делать: мужчина хорошо
одет, выбрит, коротко, аккуратно пострижен, лицо и глаза без
особенностей,- для диагностики слабоумия без особенностей.
Но она не отвернулась, не ушла.

   - Ты что, заболел? - спросила участливо, тоном, который 
и не намекал на ёрничество.

   - Да вот, заболел... Попробую полечиться. Не получится -
не переживаю.

   Но что-то вызывало в ней настойчивое, навязчивое неясное
сомнение в его крепости ума. Всё-таки двое таких ответственных
людей говорили ей серьёзно и внушительно.

   - Ты узнал меня? - спросила, понимая жестокость вопроса.
Но он ответил без обиды:

   - Конечно узнал. Как дети живут? - назвал их по именам.

   - Да всё хорошо, всё слава Богу. У тебя внуки... Не болей...
Не надо тебе болеть... - Семён равнодушно махнул рукой.

   - Да, я видела Сашку Чичасова. Он живёт теперь в другом районе.

   - Это мой одноклассник, - сказал спокойно Семён, - мы с ним
в начальных классах учились, а потом они переехали. Это уж давно.

   Вера посчитала мысленно: полсотни лет событию, а он без секунды
промедления вспомнил и понял, о ком речь. Вот это глупый!..

   - С чего ты заболел-то, Сём?- Спросила она участливо.
   - Мне трудно и противно об этом говорить, но, раз спрашиваешь,
расскажу. В нескольких словах.

   Ты слышала, наверное, что первая жена от Бога, вторая от людей,
а третья от чёрта. Я эту мудрость на себе испытал. Сошлись мы с
третьей. Она не ты - дралась со второй за меня... Победила.
Стали жить. Она всё крутую из себя строит. Денежную. А где
их набраться, денег-то: я уже в таком возрасте не могу ни крутиться,
ни левака какого схватить. А тут все в инвалиды ломанулись.
Она мне и говорит: ты по возрасту очень подходишь, а остальное -
семечки. То есть всё просто.

   И стала она мне кофе заваривать, лекарства какие-то давать,
чтобы давление подскочило. Как подскочит запредельное - скорую
вызывает. Дошло до того, что у меня инсульт был, правда,
быстро купировали. Дали мне инвалидность. А она теперь боится,
что я всё не ей подпишу, а детям нашим с тобой. Других детей
у меня нет. Подала в суд о признании меня недееспособным.
Вот сейчас обхожу кабинеты для психиатрички.

   - Мне идти надо, - заторопилась Вера, - а ты не болей!
Выздоравливай. И, совершенно не зная, зачем, вдруг сказала:
   - У тебя дети... 
   - Да. Передай им привет.

   - Передам,- и она пошла по длинному коридору, не оглядываясь,
ускоряя шаг.

   Осмысливая произошедшее, поняла, чем было вызвано то сомнение
в здравии душевном - его улыбка не сходившая с лица
во всё время их разговора, какая-то приниженная, виноватая,
не свойственная ему в прошлом.

   Вера рассказала об этой встрече врачу. Пеняла ему за то, что он
так ввёл её в заблуждение. Врач уверял, что дела Семёна очень плохи.

   Но она уже и сама поняла, на сколько плохи: всё своими глазами
видела, своими ушами слышала.

...Через несколько месяцев Семёна не стало...