Проверка

      Совершив «энное» количество стажировочных полетов на самолете «Ил-14» в качестве бортрадиста, я должен был слетать на проверку с начальником связи для получения допуска к самостоятельным полетам.
      Наш начальник связи, капитан Матвиенко Василий Акимович, в это время был в отпуске, и я не знал, как мне поступить. Тогда мои коллеги-бортрадисты подсказывают мне, что можно попросить другого начальника связи, чтобы он слетал со мной на проверку. Например, начальника связи третьей эскадрильи, майора Третьяка. Мне  майор Третьяк казался строгим и неразговорчивым человеком. Среди моих коллег даже бытовало мнение о нем, как о человеке педантичном. Но делать нечего, и я решил рискнуть. Кроме того, что он отец хоккеиста Владислава Третьяка, я о нем ничего не знал. Представившись, я доложил ему суть дела, и он дал согласие.
      Обычно на проверку летали почтовым рейсом в страны Варшавского Договора. На этот раз командировка намечалась в Германию. Полет был непростым – с пересечением двух Государственных границ.
      В полете Третьяк вел себя спокойно, не вмешиваясь в мою работу. Он лишь наблюдал как бы со стороны за моими действиями. Если я где-то не справлялся: не взял вовремя погоду или не запросил заблаговременно разрешение на вход в соседнюю Зону Управления полетами – он дублировал меня, не поднимая никакого шума. Для этого он использовал резервное радиосвязное оборудование, которое находилось тут же в радиоотсеке пилотской кабины.
     Я частенько оглядывался на него и видел, как он, стоя в проходе радиоотсека, одевал наушники, настраивал резервный радоприемник на волну метеоциркуляра. Записав на листочек погоду, он спокойно, не дергая меня, передавал ее командиру. Зато по прилету в Германию мне пришлось выслушать нелицеприятные, критические замечания о моей работе в полете.
     Когда мы разместились в гостинице, он пригласил меня в свой отдельный номер и сделал полный разбор полета. Сделал он это спокойно, я бы сказал тактично, не задевая моего достоинства и самолюбия. Сделав мне тринадцать замечаний, он попросил меня учесть их в моей дальнейшей работе.
     Вернувшись на базу, я с волнением ждал решения о допуске меня к самостоятельным полетам. Я сомневался в положительном решении этого вопроса – уж больно много, по-моему, набралось замечаний. Я поделился с коллегами своими сомнениями, и они успокоили меня: «Тринадцать – это не так уж и много. Другим он делал, аж, по двадцать три!»
      И правда, майор Третьяк записал-таки в мою летную книжку, что он допускает меня к самостоятельным полетам. Я ликовал – дорога в небо была открыта!