Патографический портрет Леонида Андреева

(Репортаж № 32).

Анамнез жизни

Мы привычно делим всех литераторов на немногочисленных писателей «первого ряда» (Гоголь, Достоевский, Чехов, Толстой) и нескончаемый ряд писателей «второго ряда». Но и при таком весьма условном подходе русского беллетриста Леонида Николаевича Андреева (1871 – 1919) можно уверенно поставить в самом начале «второго ряда».

Леонид Андреев – сложная фигура не только в творческом плане: его считают то романтиком, то первым экспрессионистом, то символистом, то реалистом. Он сложен и в психопатологическом отношении. Почему красавец-мужчина постоянно мучился от любовных неудач? Почему, потеряв любимую жену, уже в год траура делал предложения руки и сердца практически каждой знакомой женщине? Отчего пил запоями? Почему безнадёжный пьяница и нищий студент - за три года сделался богатым и знаменитым?

Вопросы можно было бы продолжить, но нас в первую очередь интересует психологическая и психопатологическая составляющая личности писателя.

Известно, что отец Андреева страдал алкоголизмом, при этом часто устраивал скандалы и драки, о которых на следующее утро узнавал весь город. Когда он запивал, «всё в доме Андреевых становилось вверх дном». Жители, однако, уважали его за необыкновенную физическую силу и чувство справедливости, которое не изменяло ему даже в пьяном состоянии. Так что подобный вид алкогольной зависимости, связанный с нарушениями поведения в состоянии алкогольного опьянения, безусловно, перешёл к Леониду от отца. Здесь налицо наличие патогенного фактора наследственной предиспозиции.

В 1902 году незадолго до свадьбы Андреев писал своей первой жене: «Пустыней и кабаком была моя жизнь, и был я одинок, и в самом себе не имел я друга». Эти слова так и просятся эпиграфом к патографии русского писателя.

Рассмотрим путь формирования этой талантливой и своеобразной личности.

Леонид рос необычно серьёзным ребёнком, хмурым и недоступным. Угрюмая сосредоточенность первых лет жизни только позднее приняла характер тяжёлых меланхолических приступов. В тринадцать-четырнадцать лет впечатлительный мальчик превратился в высокомерного и молчаливого подростка, которого товарищи по гимназии за независимость нрава окрестила «герцогом». Одновременно с этим отличные баллы за учёбу сменились на «весьма посредственные» отметки.

Уже в старших классах начались бесчисленные любовные увлечения. Впрочем, слово «увлечение» не даёт представленья о той роковой силе, которую Леонид Андреев с юности и до самого последнего дня ощущал в себе. Любовь он чувствовал до болезненности тонко и остро. Три покушения на самоубийство, периоды запойного пьянства, - вот цена, которую заплатил он за муки, причинённые неразделённой любовью. Уже по этим кратким «зарисовкам» мы наблюдаем человека чрезвычайно эмоционального со склонностью к бурным и полярным аффектам.

С годами поведение Андреева всё более приобретало импульсивный и психопатоподобный характер. Он следующим образом описывает свою первую попытку самоубийства, произошедшую в возрасте 16 лет, которую совершил на глазах у своих товарищей. «Вдруг на виду у поезда, во мне обострилась мысль о самоубийстве и я лёг между рельс, задавшись вопросом: если останусь жив – значит, есть смысл в моей жизни, если же поезд раздавит меня, стало быть, в этом есть воля Провидения… Мне зашибло грудь и голову, расцарапало лицо, сорвало с меня куртку, разодрало в клочья, но я всё же остался невредим».

В 1889 году скоропостижно умер отец. Начавшиеся хлопоты о похоронах, долгах отца и сиюминутных нуждах семьи привели к тому, что Андреев не сдал экзамены и остался в шестом классе на второй год. Но вскоре он обнаружил, что может самостоятельно зарабатывать деньги, не прерывая учёбы. Так, при помощи кисти и карандаша, продавая свои рисунки, Андреев делает первые опыты творческого самовыражения. К этому времени материальные условия семьи сильно ухудшились, приходилось даже голодать. На эту тему Леонид написал свой первый рассказ «о голодном студенте» под названием «В холоде и золоте» (1892 г.).

Окончив гимназию, в 1891 г. Андреев поступил на юридический факультет Петербургского университета, но был отчислен «за неуплату обучения» и перевёлся в московский университет. «Главная болезнь» начинающегося студента – «безмерный алкоголизм». В Московском университете Андреев быстро приобрёл одиозную славу среди однокашников, придумавших для него особый термин – «пить по-андреевски: аршин колбасы и аршин рюмок». До какой степени патологично было пьянство Андреева в этот период видно из воспоминаний его товарища по гимназии С.С. Блохина, который писал, что Леонид шатался по самым грязным кабакам, а затем, являясь к нему домой, «со стоном и криком падал на кровать или на пол, жалуясь на невыносимые сердечные боли и страх надвигающейся смерти». Но придя в нормальное состояние, снова отправлялся пьянствовать.

К безденежью и неприятностям в личной жизни присоединился «философский пессимизм», сопровождаемый «безобразным пьянством»: запои становились всё чаще, а последствия их всё более тяжёлыми. Андреев совершает вторую попытку самоубийства. Мотивировка последнего на этот раз была более рациональной: «Денег, а с ними и надежд на будущее не было никаких. Пьяная безобразная жизнь в Орле отразилась на душевном состоянии… Выход был один - самоубийство». В качестве орудия Андреев на этот раз выбрал финский нож. 15 февраля 1892 года, напившись «до бессознательности» на студенческой вечеринке, он ударил себя ножом в грудь. Нанести второй раз удар окружающие ему уже не позволили и отвезли в больницу. Как видим, высокий уровень аутоагрессии у Андреева проявлялся как прямым (суицидальные попытки), так и косвенным образом (упорное и отчаянное пьянство).

Сам Андреев не раз подчёркивал, что «пьянство с самого начала было вне моей воли». После смерти отца в Леонида как будто переселился его «алкоголический дух». Уже в последних классах гимназии он настолько близко «сошёлся с зелёным змием», что чуть не вылетел из учебного заведения. А став студентом, и окунувшись в московскую богему, приобрёл вкус к комедийным и даже фарсовым выходкам, причём отнюдь не ограничивал «цели» своих пьяных выпадов друзьями и знакомыми. Из рассказов студентов-собутыльников Андреева мы знаем о его психопатических выходках, направленных против великого князя Сергея Александровича.

Летом 1894 года, на каникулах в Орле, начинается самая тяжёлая и продолжительная из пережитых Андреевым сердечных драм. Его возлюбленная отвечает отказом на предложение выйти за него замуж. Все биографы отмечают необыкновенную красоту лица Андреева. Но видимо, этот немалый в любовных делах плюс перечёркивался тем, что он, как правило, являлся на свидания к девушкам в пьяном состоянии. Как результат очередной неудачи в любви – очередная попытка самоубийства. Он «неудачно стреляется». Последствием выстрела стало не только церковное покаяние, но и болезнь сердца, «не опасная, но упрямая и надоедливая», которая преследовала его до конца жизни. Мы можем предположить, что в выборе любовного объекта он бессознательно программировал себя на неуспех, тем самым упорно сохраняя свой аутоагрессивно-суицидальный жизненный сценарий. Пьянство мешало развитию нормальных отношений с объектом любви, а возникающие неудачи неминуемо толкали к продолжению пьянства. Сформировался замкнутый порочный круг, при котором «выигрыш» носил только негативный характер – отвержение, страдание, суицид.

Настроение Андреева отличалось выраженной неустойчивостью. Обычно приступ чрезмерной весёлости, от которой окружающим часто становилось не по себе, сменялся мрачным настроением, и начинались «монологи о смерти». Это была его любимая тема. В 1899 году Андреев лечился от «неврастении». Он жаловался на головные боли, «сердечные припадки», боязнь смерти, упадок энергии с апатией, отвращение к работе и к жизни вообще, депрессию. Возможно «неврастению» в данном клиническом контексте можно было бы дифференцировать и с циклотимией, но ретроспективно сделать это не представляется возможным. Вряд ли это была неврастения в чистом виде. Скорее всего, астенические проявления, возникшие на фоне ставшей для него привычной депрессии.

В 1902 году Андреев женился на А.М. Велигорской - внучатой племяннице Тараса Шевченко. В 1906 году у них рождается сын Даниил, который пойдёт по стопам отца и станет писателем-мистиком (его перу принадлежит эзотерический трактат «Роза Мира»). Но и страдать Даниил Андреев будет уже не алкогольной зависимостью, а шизотипическим расстройством. Из сложной мозаичной личности отца ему досталась только этот радикал.

Как ни странно, прямой связи между внешней привлекательностью Леонида Андреева и благополучием в личной жизни не наблюдалось. Напротив, наш герой – за исключением нескольких лет спокойной и абсолютно счастливой жизни с первой женой был несчастлив в любви. 

По воспоминаниям писателя Викентия Вересаева, который был дружен с Андреевым, после женитьбы Леонид «совсем бросил пить и при жизни Александры Михайловны, сколько знаю, держался крепко. Новый год мы встречали у адвоката А.Ф. Сталя. Когда все пили шампанское, Андреев наливал себе в бокал нарзану. Он это называл “холодным пьянством”».

Корней Чуковский начал свой очерк о Леониде Андрееве следующими словами: «Он любил огромное». Да, Андреев ни в чём не знал меры. Его стремление к пышности и  великолепию сказывалось на каждом шагу. Дом всегда был многолюден: гости, родные, обширная дворня и дети, множество детей, и своих и чужих. Гиперболическому стилю его жизни соответствовал и гиперболический стиль его книг.

Во всём, что окружало Андреева, присутствовало что-то декоративное и театральное. Обстановка в доме иногда казалась даже бутафорской. Но часто эта весёлость была, как и всё у Андреева, чрезмерна, приобретала характер приступа, от неё становилось не по себе, и все домашние облегчённо вздыхали, когда она, наконец, проходила. После такого припадка весёлости он становился мрачен и чаще всего начинал говорить о смерти. Это была его любимая тема. Другими словами, ещё двумя составляющими многоплановой личности писателя являлись экзальтированность и демонстративность.

Жизненные невзгоды, беспрестанные выпивки, несколько попыток самоубийства, сопровождавшиеся нервным перенапряжением, в конце концов, расшатали здоровье Леонида Андреева и позволяло врачам того времени говорить о диагнозе «истеро-неврастении».

В 1906 году после смерти жены запойное пьянство вернулось, а буйные выходки Андреева всё больше выводили из себя его друга Максима Горького и приводили в ужас родных. Став уже известным писателем, и войдя в круг московской художественной элиты, писатель не раз шокировал друзей агрессивными пьяными выходками, которые ссорили и отталкивали от него людей.

Объясняя «технологию» своего пьянства, Андреев признавался, что выпив две-три рюмки, уже «нехорошо помнил свои и чужие слова, а когда напивался, то как будто проваливался в какую-то чёрную яму». Отмечал он и свой вечный страх перед водкой и перед тем стыдом, который испытывал после пьяного разгула. Даже не отличающиеся примерным поведением собутыльники Андреева считали порой его выходки болезненными. Всем было известно, что он неоднократно с «припадками тяжёлой психастении» попадал в больницу. Разумеется, в период расцвета его писательской славы психическое нездоровье Андреева беззастенчиво обсуждалось газетчиками.

В 1908-1909 гг., в годы его наивысшей славы жизнь Леонида Андреева напоминала комедию абсурда. Он настолько компрометировал себя пьяными выходками, что даже близкие ему люди отказывались от серьёзных комментариев или размышлений над теми или иными поступками писателя. А судорожные попытки Андреева после того как он остался вдовцом во что бы то ни стало найти себе жену породили множество насмешек. Не без иронии поговаривали, что он сделал предложение всем артисткам Московского Художественного театра поочерёдно. И, разумеется, безуспешно.

В дни запойного пьянства Андреев почти не ел, не мог спать, боясь протрезветь во сне. Находился в постоянном движении, дни и ночи искал собеседника. Мать Андреева на это время запиралась у себя в комнате, где плакала и поглощала валерьянку. Пил Андреев, как говорили близкие, или вино, или коньяк, никогда их не смешивая. Выходил из запоя всегда тяжело, и когда всё семейство собиралось за обедом, он угрюмо молчал, стараясь не встречаться ни с кем глазами.

Второй брак в апреле 1908 года на Матильде (Анне) Денисевич не прервал его периодического пьянства. Зато летом 1914 года в начале Первой мировой войны Андреев достаточно эффектно дал зарок, что не возьмёт в рот ни рюмки вплоть до победы России над Германией. И держался целых четыре года: жил – по его собственному выражению, «без единой капли алкоголя». Позже даже времена разнообразных бедствий не вернули его к запойному пьянству.

С начала 1915 года Леонид Николаевич всё чаще болел и лечился в клиниках с диагнозом «острая неврастения».

Октябрьской революции Андреев не принял. Он жил в это время с семьёй на даче в деревне Нейвала близ Мустамяки (Финляндия) и в декабре 1917 года - после получения Финляндией самостоятельности - невольно оказался в эмиграции. Там пером публициста обличал коммунистическое засилье на родине. Его последнее произведение, незаконченный роман-памфлет «Дневник Сатаны» был опубликован в 1921 году. По современным меркам Леонида Андреева можно было бы отнести к «диссидентам», так как он остался в эмиграции и в некоторых статьях (например, «S.O.S.») резко критиковал большевиков.

Леонид Андреев прожил всего сорок восемь лет и умер от последствий неудавшегося когда-то самоубийства (когда стрелялся, «пуля прошла слишком близко от сердца»).

Анамнез творчества

Сочинять Леонид Андреев начал рано. Уже в гимназии он открыл в себе дар слова: списывая задачки у друзей, взамен писал за них сочинения, с увлечением варьируя манеры. Склонность к стилизации проявилась потом и в литературных опытах, когда, разбирая произведения известных писателей, он старался подделываться «под Чехова», «под Гаршина», «под Толстого».

Андреев творил произведения как в периоды здоровья, так и в пьяные дни. Некоторые из них, хотя и несут следы неврастенических страданий, признаются гениальными классическими произведениями. Вдохновение находило на него приступообразно, и своему творческому процессу писатель отдавался до полного истощения сил. Корней Чуковский вспоминал: «Бывали месяцы, когда он ничего не писал, а потом вдруг с невероятной скоростью продиктует в несколько ночей огромную трагедию или повесть». В периоды такого творческого возбуждения Андреев не просто сочинял свои пьесы и повести, - он был охвачен ими, как пожаром, становился на время «маньяком», не видел вокруг ничего, кроме них. Он насыщал свои рассказы гигантскими образами, ибо в творчестве, как в жизни, был чрезмерен; недаром любимые слова в его книгах – «огромный», «необыкновенный», «чудовищный».

Аффективные колебания и алкогольная зависимость не могли проходить бесследно для его творческого процесса. Максим Горький вспоминал: «Перед тем как напиться до потери сознания, Леонид опасно и удивительно возбуждался, его мозг буйно вскипал, фантазия разгоралась, речь становилась почти нестерпимо яркой». Сочинительства «утреннего, трезвого», как и вообще дисциплины, Андреев признавал редко. Писатель Борис Зайцев свидетельствовал: «Ночь, чай, папиросы - это осталось у него, кажется, на всю жизнь. Иногда он дописывался до галлюцинаций… Бредовое писание не было для него выдумкою или модой: такова вся его натура».

Пьяный отец и пьяный муж не раз встречаются среди персонажей Леонида Андреева, писатель рисует подчас дикие и страшные картины бытования своих земляков. Кстати, именно отчаяние собственной бедности послужило поводом для первого официального литературного опыта писателя в 1892 году.

Значительная часть того, что написано Андреевым, совершенно определённо относится к области психопатологии. Он намеренно стирает полосу перехода от нормального к ненормальному. Для него болезненное, ненормальное это только творческий приём, аналогичный тому, как в логике узаконено доведение последовательности до абсурда, чтобы достигнуть наглядности в освещении известного факта. Подобное своеобразие творчества выделяло Андреева из ряда других писателей,  смущая не одного Максима Горького, который, не выдержав, наконец, рассорился со своим многолетним другом.

Психопатологическое резюме

В разнообразных расстройствах аффективной сферы Леонида Андреева доминировали как депрессивные, так и маниакальные эпизоды, что позволяет предположить у него циклотимическую симптоматику. Личностные особенности тоже нельзя определить однозначно. Скорее всего, речь идет о «мозаичности» с возбудимым, демонстративным, экзальтированным и неустойчивым радикалами. Его «неврастению» можно рассматривать и как бессознательную попытку «бегства в болезнь» - самый инфантильный и не продуктивный механизм психологической защиты, «спасающий» его на время от ответственности за самого себя и позволяющий взять у жизни и окружения некий «тайм-аут». Всё это проявлялось на патологической наследственной почве алкогольной зависимости его отца. Отсюда стремление создавать иной мир собственной реальности в своих произведениях, где он пытается преодолеть хрупкую грань между нормой и патологией.

В современном научном сообществе принято считать, что депрессия и алкоголизм имеют близкие аффективные «корни». Справиться со злокачественным алкоголизмом Андреев под конец жизни всё-таки смог, а победить депрессию и аутоагрессивный жизненный сценарий оказался не в состоянии.

***