На воде. Ги де Мопассан

Прошлым летом я снял небольшой деревенский домик на берегу Сены в нескольких лье от Парижа и ездил туда ночевать каждый вечер. Через несколько дней я познакомился с соседом: мужчиной 30-40 лет, крайне интересным типом. Это был заядлый лодочник, который проводил всё своё время либо возле воды, либо на воде. Должно быть, он родился в лодке, и ему было суждено в ней же и умереть.
Однажды вечером, когда мы прогуливались по берегу, я попросил его рассказать какой-нибудь анекдот из его плавучей жизни. Он тут же оживился и взбодрился, почувствовав себя чуть ли не поэтом. У него в сердце жила только одна любовь: любовь к реке.

*
“Ах, - сказал он, - у меня так много связано с этой рекой, по берегу которой мы идём сейчас! Вы, живущие на улицах, понятия не имеете о том, что такое река. Но послушайте какого-нибудь рыбака. Для него это что-то таинственное, глубокое, неизвестное, страна миражей и фантасмагорий, в которой ночью мерещатся невиданные вещи и слышатся странные звуки, и человек дрожит так, словно проходит через кладбище; и это действительно самое зловещее из кладбищ, только там нет могил.
Рыбак сидит на берегу, который ограничен, но в безлунную ночь река кажется беспредельной. Моряк не испытывает такого ощущения по отношению к морю. Море часто бывает жестоким и коварным, это правда, но оно кипит, бурлит, воет, и оно не предаст, тогда как река бесшумна и вероломна. Она не рокочет и течёт тихо, но это вечное движение воды пугает меня больше, чем шторм в океане.
Люди с развитым воображением полагают, что море скрывает в своём лоне голубоватые миры или что меж рыб и водорослей движутся утопленники. Река обладает чёрными тинистыми глубинами, где всё гниёт. Однако она красиво блестит в лучах рассвета и тихо плещет между берегов, поросших шепчущим камышом.
Поэт сказал об океане:

О, волны! Вам одним лишь всё известно,
И вас страшатся матери, молясь;
Будя приливы, шепчетесь друг с другом,
И это поднимает грозным кругом
В вас скрытых голосов живую связь. *

Но я думаю, что истории, рассказанные тихими голосами береговых трав, ещё страшнее тех зловещих драм, которые рассказывают морские волны.
Но раз уж вы просите меня рассказать какой-нибудь анекдот, я расскажу вам о приключении, которое произошло со мной лет 10 тому назад.
Тогда я, как и сейчас, жил в домике мамаши Лафон, и один из моих лучших друзей, Луи Берне, который теперь бросил греблю, чтобы стать членом Государственного Совета, квартировал в деревушке С., в двух лье ниже по течению. Мы каждый вечер ужинали вместе: то я – у него, то он – у меня.
Однажды вечером, когда я возвращался домой совсем один в своей лодке длиной чуть больше 3,5 метров, которая называлась “Океан” и которой я всегда пользовался по ночам, я остановился на несколько секунд неподалёку от железнодорожного моста, чтобы перевести дыхание. Погода была великолепная: светила Луна, река блестела, воздух был тёпел и безветрен. Этот покой соблазнил меня на то, чтобы выкурить трубку. Мои действия не разошлись с желанием; я бросил якорь.
Лодка, плывшая по течению, вначале тащила цепь, а затем остановилась. Я сел на корме на овечьей шкуре и расположился поудобнее. Ночь была бесшумная. Лишь изредка я слышал плеск воды у берега и замечал заросли высоких камышей, которые приобретали очертания человеческих фигур и, казалось, двигались.
Река была совершенно спокойна, но меня смущала эта тишина вокруг. Даже лягушки и жабы – эти водные певцы - молчали. Внезапно справа от меня квакнула лягушка. Я вздрогнул; она замолчала, и я не слышал больше ни звука. Я решил курить, чтобы успокоиться. Но я не смог, хотя и был заядлым курильщиком: у меня сердце выпрыгивало из груди. Я принялся напевать - звук моего голоса показался мне ужасным. Тогда я растянулся в лодке и начал смотреть на небо. Какое-то время всё было хорошо, но потом меня встревожило  раскачивание бортов. Мне казалось, что лодка хочет причалить и касается берега; затем мне показалось, что какая-то сила или существо тянут лодку со дна и стараются перевернуть. Я болтался, словно началась буря. Мне послышались какие-то звуки вокруг. Я вскочил и посмотрел на воду: всё было спокойно, река блестела.
Я понял, что у меня разыгрались нервы, и решил плыть дальше. Я потянул якорную цепь; лодка сделала движение, и я почувствовал какое-то сопротивление. Я потянул сильнее – якорь не поддавался. Он зацепился за что-то на дне, и я не мог вытащить его. Я продолжал тянуть, но это было бесполезно. Тогда я с помощью вёсел развернул лодку и постарался изменить положение якоря. Это тоже не помогло. Я рассердился и резко дёрнул. Ничего не шевельнулось. Я сел и начал размышлять о своём положении. Я не мог ни разбить цепь, ни оторвать её от лодки, так как она была очень толстой и вделанной в кусок дерева толще моей руки. Но, так как погода была прекрасная, я надеялся встретить какого-нибудь рыбака, кто придёт мне на помощь. Моё несчастье странным образом успокоило меня: я закурил. У меня была с собой бутылка рома, я выпил пару стаканов, и мне захотелось смеяться. Погода была такой тёплой, что со мной, при моём здоровье, не случилось бы ничего плохого, проведи я ночь под звёздами.
Вдруг я услышал какой-то стук об обшивку. Я подпрыгнул, и у меня на лбу выступил холодный пот. Это звук был, несомненно, вызван каким-то бревном, которое принесло течение, но его хватило, чтобы я вновь пришёл в состояние нервного возбуждения. Я схватил цепь и дёрнул изо всех сил. Якорь держался крепко. Я вновь сел, подавленный.
Река начинала постепенно затягиваться густым белым туманом так сильно, что я, встав, уже не видел ни воды, ни своих туфель, ни лодки – только верхушки камышей и, чуть дальше, залитую лунным светом равнину с чёрными пятнами итальянских тополей. Я был словно закутан по грудь в белую простынь, и мне на ум приходили странные образы. Мне мерещилось, будто что-то неразличимое пытается влезть в мою лодку, и что река, покрытая молочным туманом, была полна странных существ. Мне стало нехорошо, на висках выступил пот, сердце сильно колотилось; потеряв голову, я начал подумывать о том, чтобы спастись вплавь, но вскоре эта мысль наполнила меня ужасом. Я видел себя, затерянного в этом тумане, плывущего наугад и отбивающегося от водорослей, хрипящего от страха, не видящего ни берега, ни лодки, и мне показалось, что я чувствую, как кто-то тянет меня в чёрную глубину.
Действительно, как бы я смог подняться против течения на расстоянии 500 метров и найти место, свободное от трав и тростника, куда я мог бы поставить ногу? У меня было 9 шансов из 10, что я не смогу плыть в этом тумане и утону, каким бы прекрасным пловцом я ни был.
Я попытался собраться с мыслями. Я чувствовал, что у меня хватает воли не испытывать страх, но во мне, кроме воли, было что-то ещё, и это “что-то” боялось. Я спрашивал себя, чего мне опасаться; моё смелое Я боролось с Я трусливым, и никогда лучше, как в этот день, я не чувствовал наличие двух противоположностей в себе – желающей и сопротивляющейся половины, каждая из которых время от времени одерживала верх.
Этот глупый страх рос во мне и превращался в ужас. Я не шевелился и внимательно вслушивался и вглядывался в темноту. Чего я ждал? Не знаю, но это было чудовищно. Я думаю, что если бы какой-нибудь рыбе вздумалось выпрыгнуть из воды, как это часто происходит, я потерял бы сознание.
Однако я постепенно заставил себя собраться с духом. Я вновь взял бутылку и начал пить большими глотками. Тогда мне в голову пришла мысль, и я начал кричать изо всех сил, поворачиваясь на все 4 стороны света. Когда мне горло сжала судорога от усталости, я замолчал и прислушался. Где-то лаяла собака, и больше ничего.
Я выпил ещё и растянулся в лодке во весь рост. Я лежал так час или два, с открытыми глазами, мучимый миражами и кошмарами. Я не осмеливался встать и, тем не менее, мне очень этого хотелось. Я говорил себе каждую минуту: “Давай, вставай!” и боялся пошевелиться. Наконец, я приподнялся с бесконечными предосторожностями, словно моя жизнь зависела от производимого шума, и посмотрел за борт.
Я был ослеплён самым чудесным, самым удивительным зрелищем, которое мне приходилось видеть. Это была фантасмагория из страны фей, похожая на те явления, о которых рассказывают путешественники, вернувшиеся издалека, которым мы не верим.
Туман, который два часа назад парил над водой, рассеялся и остался только у берегов. Оставив реку совершенно свободной, он образовал на каждом берегу белую гору высотой в 6-7 метров, которая при свете Луны блестела, как снег. Ничего больше не было видно: только река и два белых холма по бокам, а над моей головой, в голубовато-молочном небе висела яркая полная Луна.
Все речные твари проснулись; неистово квакали лягушки, а время от времени, то тут, то там я слышал короткую, монотонную, грустную ноту, какую издают жабы. Странное дело: страх покинул меня; я находился посреди такого необычного пейзажа, что самые сильные банальности не могли меня напугать.
Сколько времени это могло продолжаться, я не знаю, так как уснул. Когда я вновь открыл глаза, Луна спряталась за облаками. Вода зловеще плескалась, дул ветер, похолодало, и темнота была полной.
Я допил остатки рома и, дрожа от холода, прислушался к шелесту камышей. Я силился разглядеть что-нибудь во мраке, но не видел ни своей лодки, ни своих рук, которые подносил к глазам.
Но постепенно ночная тьма начала рассеиваться. Мне показалось, что рядом со мной скользнула какая-то тень; я крикнул – мне ответили; это был рыбак. Я позвал его, он подплыл, и я рассказал ему о своём несчастье. Тогда он подвёл свою лодку бок о бок с моей, и мы вдвоём потянули за цепь. Якорь не сдвинулся с места. Наступал рассвет холодного дождливого дня – одного из тех дней, которые внушают грусть и тоску. Я заметил ещё одну лодку - мы позвали. Третий мужчина присоединил свои усилия к нашим, и якорь постепенно поддался. Он поднимался из воды очень медленно, его тяготил какой-то значительный груз. Наконец, мы заметили чёрную массу и вытащили её на борт.
Это был труп старой женщины с большим камнем на шее”.

Май 1881
(Переведено 27 апреля 2019)

* Виктор Гюго, “Oceano Nox”
Всё стихотворение и его перевод можно читать здесь: https://stihi.ru/2018/10/30/6664