Это был ангел...

Это случилось со мной в далеком уже 1998 году...
Трудный он был для меня, беды сыпались, как из рога изобилия. Из горького, страшного рога.
Сначала случился у нас пожар. Оставили дом без присмотра минут на сорок и вернулись к пустоте. Хорошо еще стены с крышей остались, но внутри ничего. Все что нажили в прах и пепел.
Руки не опустил, строился заново, зарабатывал на жизнь, делал, что мог. Думал, что страшнее уже быть ничего не может. Но ошибался.
Двух месяцев не прошло, как пришла беда намного страшнее. Случайно, по глупости, на реке погибла жена.
Как там, в Библии:
"и вот, большой ветер пришел от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и они умерли; и спасся только я один" Книга Иова, глава первая.
Что пережил я тогда? Стоит ли рассказывать? Да и не смогу ведь, слов нет таких, не передашь ими, того, что чувствовал, как жгло, как болело. Помню одно, весь мир для меня вокруг как-то застыл, отвердел, превратился в сгусток страдания и боли, стал невыносим и мучителен. А я сам барахтался в нем, бился как муха в паутине, искал избавления и ни в чем его не видел. Что-то делал, пытался себя занять, отвлечь от горя, выпивал понемногу, надеясь боль залить, но не получалось. Ничуть.
И вот, однажды утром, когда солнце взошло и залило мир нестерпимым белым светом, а я все не мог в себя придти после очередной бессонной, безумной ночи, услышал со двора чей-то голос:
- Хозяин!
Вышел. У крыльца стоял пожилой таджик в полосатом халате и засаленной тюбетейке, с мешком через плечо. Небольшое сморщенное лицо, похожее на печеное яблоко, маленькие глаза прищуренные от солнца, черные усики стрелочки под тонким носом. Смотрит настороженно, почти испуганно. Беженец. В тот год что-то случилось в их мире и много их к нам хлынуло. Говорят и не таджики они были, а ихние цыгане. Но разве важно это. Люди.
- Помоги добрый человек, чем сможешь...
Я вздохнул устало:
- Не к тому ты пришел, самому бы помог кто...
Но все же прошел в дом. Открыл холодильник. Прикинул запасы. Половину отделил гостю. Порылся по карманам. Две полусотки. Дам одну, на вторую проживем с псом как-нибудь.
Вышел во двор, отдал пришельцу, смотрел, как он укладывает все в мешок. Сам осел на крыльцо безучастно.
Он выпрямился:
- Постой... У тебя что-то случилось?...
- Жену похоронил...
- Давно?...
- С неделю.
Человек опустил свой мешок на землю. Заглянул мне в глаза:
- Имя скажи... Я помолюсь за неё...
- Тебе нельзя. Ты другой веры...
- Неправда. Бог один. И вера одна. Только мы толкуем её по разному...
Я сказал. Таджик полез в складки халата, достал щепотку какого-то порошка, сунул в рот и присел рядом. Я спросил:
- Выпьешь со мной?
- Не могу. Жарко сегодня. И ты не пей. Не надо...
- Больно...
- Не поможет. Только хуже сделаешь...
- А как жить с этой болью?
- Так и жить. Терпеть. До конца дней.
- Не смогу.
- А жить то надо...
И человек опустил мне руку на плечо. И я ощутил, как моя боль толчками, волнами, пошла куда-то вдаль. Она не прошла, но перестала душить меня...
Мы долго сидели с ним на крыльце. Может час. Может больше. Не знаю сколько. Я курил. Он жевал свой насвай и тихо улыбался солнцу. Мы о чем-то говорили с ним. Но о чем, я не помню. Как только он ушел и я забыл о чем...
А он ушел. Поднял свой мешок и сказал:
- Ну, я пойду...
- Иди с Богом...
- Оставайся с Богом...
Но, когда он дошел до калитки, я опомнился:
- Подожди! Кто ты? Как тебя зовут?
- Ты не выговоришь, - улыбнулся он: - Просто - человек...
И ушел. А я остался жить.
Я не знаю, кто это был. Но, я часто думаю о том, кто все-таки приходил ко мне в обличии бедного таджикского цыгана...
Ангел?
Для меня он и был им...