Грех...

Давно было. Но было. Было!

Эта семья была во всём положительна! Во всём!
Мать с отцом вырастили четверых детей - двух дочек и двоих сыновей.
Все выпорхнули из родительского гнезда, только старший сын, как и положено,
остался при родителях. Работал водителем в колхозе. Завидный был.
Немногословный. Улыбался красиво, смеялся редко и беззвучно, как-то загадочно.

Не многие выдерживали взгляд его чёрных, пристальных глаз. Но притягивали
они красивых молодок! Ох, как притягивали...

А он засматривался, да уже и наметил для себя в подруги жизни Ольгу.
Статная, весёлая, плясунья и хохотушка! Но близко к себе никого
не допускала: так полоснёт глазами, а то и словом пригвоздит посмевшего,
что ёжится он после долго.

Свадьба их была хороша! Молодёжи лишь бы гармонь! Бьют дроботушки без устали, частушки сыплются... Молодая еле за столом сидит: так хочется в пляс пуститься!
Да нельзя, молодые должны степенно за столом сидеть.

Ой, как здорово зажили! Оля с милым Сёмой работают. Свёкор и свекровь дома
хозяйничают. На семейном совете решили строиться - новый дом, взамен старому
и ставшему маловатым, построить.

Разговаривают как-то утром свёкор со свекровью. Оля слушает, не вмешивается.

- Наташ, опять я во сне маму видел, - говорит свёкор.

- Да и не знаю, к чему это? Может, к погоде? Мёртвые всегда всегда
к перемене погоды снятся.  А лучше всего, помянуть надо. Ты ведь
лба не перекрестишь, не то что в церковку сходить, помолиться за
покойных.

- Да я и не против. Когда надо-то? Пойдём вместе - говорит ей муж.

После он будет рассказывать: есть Бог или нет - никто не знает.
А вот сходил, помолился и перестала мама сниться. А то никакого
покоя ни ей, ни мне не было.

Стали ставить сруб. Отец работал со всеми наравне. И догляд вёл 
за плотниками. Мастера они, конечно, знатные, но на душе спокойнее будет.

Полез он посмотреть, как стропила ставят, наступил на край доски,
а она и подвернулась. Свалился бедолага. Что он там себе сломал,
что зашиб... В больницу не пошёл ни под каким видом.
А недели через две его не стало.

Горевали по нему долго, но смирились, потом и привыкать, конечно, стали.

Бегут год за годом. Хорошие годы. Счастливые! Внуки растут, Сёмкины детишки.
Похварывать стала Наталия. Да и то сказать, восьмой десяток-то давно пошёл.
Голова, сердце. Никаких переживаний нельзя - ни добрых, ни отрицательных -
все во вред.

А тут и внук надумал жениться. Высватали за него девушку-красавицу, умницу.
Радость, а Наталья, как у них принято говорить: живота не надышит...
Сердце с радостью не справляется. Задыхается Наталия.

А бывает, ничего: отпустит. И выйдет на улицу, с соседками посидит.
Радуется солнышку, разговорам.

Назначили день свадьбы внука. Колгота, хлопоты. Наталья в сторонке
сидит, не вникает. Да никто и ничего не спрашивает с неё. Так, сноха покажет
обновы, скажет, что закупили к свадьбе, что ещё надо купить скажет.
Вот и всё её участие.

И подошёл долгожданный день свадьбы! Волнение всеобщее.

- Мам, как Серёжу перед свадьбой благословлять, - утром спрашивает Ольга.
Скоро за невестой ехать, благословить надо. Гости, самые близкие, стали собираться. Остальные в Сельсовет придут, на торжественную регистрацию.

Стала Наталия объяснять... вдруг перехватило у неё дыхание и... отлетела
душа её на покаяние...

Что же делать-то? Продуктов на двести пятьдесят человек наготовлено!
Соберутся сейчас все... А молодым-то как? Такой знак страшный!

Судили, рядили, плакали, причитали. И решили... Играть свадьбу в колхозном
Доме культуры, а покойницу дома закрыть. Уж после свадьбы и схоронить.

Свадьба - она и есть - свадьба. - Веселье. Пляски. Смех. Подарки. Пожелания.

Слух разнёсся, конечно. У гостей и "гляделок" мороз по коже нет-нет,
да и пробежит... Да гляделки-то и не задерживались - уходили бочком,
головой качали.

Дааа. Небывалый случай. Но, известно, всё проходит. Прошло и это.

Время не остановишь. Не объяснишь ему - притормози. Дай у Бога грех
такой замолить. Молиться, конечно, надо, но исправить ничего нельзя.

И стала Болеть Ольга. Ох, как болеть! Ходит, дела все делает. На огороде
и в доме идеальный порядок, как и всегда. Но слёзы ручьями от боли текут.
А медицинские обследования ничего не показывают - всё в норме или соответствует
возрасту.

И не выдержала... Соседи говорят, видели, что она по саду бегала от дерева
к дереву, в руках у неё что-то было. Да мало ли чем человек дома занят...
Может, верёвку ещё одну решила протянуть для сушки белья.

А Семёна дома не было. В район по делам уехал.

Торопился вернуться - что-то душа не на месте. И сам не знает,
о чём такая тревога сильная.

К дому подходит, а сердце выскакивает.

- Оля! Оль! Ты где?

Не отзывается, а видно, что из дома не уходила...

На огород, во времянку кинулся. Нет нигде. В сарай дверь приоткрыта...
Вошёл - висит. Остыла почти.

После уж увидели: в саду на яблоне сук обломлен - не выдержал грузной
хозяйки. И верёвка рядом с Олей разорвана - также слаба оказалась,
другую пришлось брать.
Уж какая решимость обуяла человека: трижды руки на себя накладывала.

Один остался Семён. Запил по-чёрному. Только бы ничего не помнить... Только бы ничего не знать. И новая беда не заставила себя ждать: упал мертвецки пьяным на электрическую плитку, встать не смог, выжег себя чуть не насквозь. Пожара не случилось, а Семёна похоронили.

И у сына их, у которого свадьба-то была в тот страшный день, первенец, как исполнилось ему двадцать лет, так и, по примеру бабушки Оли, посчитался с жизнью...

Господи! Буди милостив к ним и ко всем нам.