Путь на голгофу

     Каждый год, когда в Самаре наступает осень, и пляжи становятся пустынными, по Чкаловскому спуску к великой русской реке приходит бодрый коренастый старик в кургузом пиджачке с орденскими планками на груди. Он одиноко бредет по сыпучему песку пляжа к самой воде, неторопливо наклоняется и трогает стылую волжскую воду морщинистой рукой. Холод осенней воды леденит его пальцы, и старик начинает вспоминать тот далекий незабываемый день - 23 сентября 1943 года...

      Скалистый берег Пикшуева мыса приближался, все быстрее вырастая перед форштевнем "МО-4". Казалось: еще немного, и морской охотник с треском врежется в прибрежные камни, а потом расколется, словно орех. Но в тот самый момент, когда Слава Хаушкин решил, что катастрофа уже неминуема, командир катера рванул рукоять машинного телеграфа на "стоп". "Мошка", фыркнув выхлопом, вдруг резко перестала дрожать и наступила тишина, нарушаемая лишь плеском бьющих в борта волн. Катер по инерции все еще бежал вперед, постепенно замедляя ход. Разведчики зашевелились: кто поправлял лямки вещмешка, кто подтягивал голенища сапог, кто поглубже нахлобучивал на голову извлеченную из-за пазухи, сохраненную вопреки всем уставам и приказам флотскую бескозырку... Но вот "Мошка" тяжело вздрогнула корпусом, с хрустом уткнувшись днищем в зыбко мерцающие под водой валуны. Инерцией гаснущего движения корму еще немного занесло вперед, развернув катер бортом к берегу, и "МО" окончательно остановился. В тот же миг с борта корабля в воду бултыхнулись два матроса. Всплеск воды смешался с их дружным матерным воплем, невольно вырвавшимся из луженых глоток:
      - А-а-а... мать твою!... Ну и холодрыга!!!
      Вода на Севере в сентябре уже приближается к нулю и режет тело попавшего в нее человека острыми ледяными клинками, заставляя сердце сбоить в судорогах... Но сейчас главная задача - переправить разведчиков на берег сухими: много они набегают по скалам в мокрых сапогах, после того, как побывают в этой ледяной купели! Поэтому оба матроса, продолжая сдавленно материться, торопливо побрели к прибрежным камням, волоча за собой спущенный им с борта конец сходни. Пока они возились, закрепляя сходню на берегу посиневшими от холода руками, выставившие перед собой автоматы и винтовки разведчики зорко осматривали все близлежащие скалы - не появился ли на них противник?
      - Готово! - просипели с берега. И капитан Барченко отдал долгожданную команду:
      - Вперед!
      Первым по сходне прогрохотал на берег Слава Хаушкин - пулеметчик. В несколько прыжков он пронесся к заранее, еще с борта катера намеченному валуну, и залег за ним, взяв под прицел своего ДП всю береговую линию. За Славой загремели по сходне тяжелыми сапогами остальные разведчики. Выскакивая на берег, они тут же рассыпались веером, занимая позиции за разбросанными по берегу серыми камнями. Минута, и весь разведотряд уже на мысе. Тишина. Немцев нет. Похоже, высадку действительно удалось провести незаметно...
      Слава оглянулся. Разведчиков не видно - только из-за валунов то здесь, то там выглядывают стволы: короткие перфорированные автоматов ППШ и длинные - винтовок СВТ. Морской охотник стоит у берега, поскрипывая спущенной на берег сходней; обе его "сорокопятки", окруженные расчетами, угрожающе смотрят в сторону скал, стволы крупнокалиберных пулеметов ДШК хищно покачиваются из стороны в сторону, словно хоботы выбирающих добычу комаров... Из-за ближайшего валуна выглянул Барченко и дал отмашку: "Вперед!" Разведчики парами стали выскакивать из-за камней и под прикрытием стволов товарищей перебежками продвигаться от валуна к валуну - они направлялись к сплошному нагромождению скал, местами покрытых редким кустарником. Оказавшись под прикрытием этих скал, моряки облегченно вздохнули: самая опасная и уязвимая фаза задания - высадка на берег - прошла успешно!
      По команде Барченко разведчики цепочкой втянулись в скалы, стараясь продвигаться под прикрытием кустарников и ущелий. Впереди моряков в дозоре шел неразговорчивый здоровяк Вася Бузаков - он сигналами рук указывал направление безопасного движения и предупреждал разведгруппу о встречающихся подозрительных местах...
    
      Осенью 1943 г Северный оборонительный район повел более активную борьбу против германских войск. Все чаще и чаще моряки-североморцы стали проводить десантные операции, стараясь потеснить горных егерей генерала Дитля с занимаемых ими позиций. Для обеспечения этих наступательных операций в тыл немцам то и дело направлялись разведгруппы Северного флота. Их задачей была разведка пригодной для десантирования местности и поимка "языков", которые могли бы рассказать о дислокации и численности немецких войск в зоне будущего наступления. Захват "языков" имел первостепенное значение; плохо подготовленные десанты гибли один за другим, и ради получения военнопленного, у которого можно было узнать все о разведываемом районе, командование готово было идти на большие жертвы. Группа капитана Барченко как раз и была таким отрядом, который был направлен на мыс Пикшуев именно для поимки "языка", знающего систему его обороны. Задача, поставленная перед Барченко, была предельно проста: ты можешь положить в боях всю свою разведгруппу, но свежего "языка" доставь в полном здравии не позже, чем к вечеру. А то, сам знаешь: за неисполнение боевого приказа по законам военного времени...
    
      После двух часов непрерывного движения вперед через серые нагромождения скал, когда Барченко уже начал подумывать, не дать ли своим вспотевшим, задыхающимся бойцам минут десять-пятнадцать отдыха, Вася Бузаков вдруг насторожился, потом торопливо бросился к ближайшей скале, присел за валун и предостерегающе поднял вверх руку:
      - Впереди опасность! - поняли все разведчики этот безмолвный сигнал. Тут же по отмашке Барченко моряки бесшумно рассыпались в цепь и залегли за камнями.
      В полной тишине разведчики пролежали не меньше пяти минут, прежде чем перед ними совершенно неожиданно и так же совершенно бесшумно не выросли серые фигуры германских горных егерей. Их было одиннадцать человек - пехотное отделение в полном составе. Судя по всему, егеря направлялись к берегу - вероятно, патрулировать береговую полосу. Но, если они и дальше пойдут этим путем, то прямиком выйдут к месту швартовки "МО-4"... Значит, пропускать немцев нельзя!
      Барченко осторожно выглянул из-за камня: немцы извилистой цепочкой шли по тропе, втягиваясь в полукруг русской засады. Шедший сбоку егерь - видимо, командир отделения - внезапно остановился и сгорбился, прикуривая сигарету от зажигалки, плечом прикрывая маленький колеблющийся огонек от порыва ветра. А за его спиной из-за валуна привидением вырос Вася Бузаков, вопросительно взглянувший в сторону Барченко. Капитан махнул ему рукой: "Бери! Он твой", и вскинул свой ППШ. Увидев краем глаза, как прикуривавшего немца полностью накрыла гигантская фигура в пестром масхалате навалившегося на него Бузакова, Барченко нажал на спуск и распилил напополам длинной грохочущей очередью того егеря, на плече которого покачивался ручной пулемет.
    
    
      Немцы при первых же выстрелах нырнули на землю - это были опытные вояки. Однако в такой ситуации никакой опыт помочь не мог: внезапный дружный залп в упор русского разведотряда был точен. Поэтому большинство из нырнувших к земле солдат упали на нее уже мертвыми: меткие пули сразили их влет - моряки расстреливали егерей, как гусей на охоте. И, тем не менее, немцы попытались сопротивляться: с их стороны торопливо жахнули два карабина, отчаянно застрекотал автомат. Но все это испуганное тявканье покрыл своим рокочущим басом пулемет Славы Хаушкина, а две рванувшие одна за другой гранаты - "лимонки" довершили разгром врага: с тропинки донесся безумный вопль разорванного надвое человека, захлебнувшийся в бульканье и хрипе, а потом все стихло. И тогда моряки услышали натужное сопение и кряхтение, сопровождавшееся тяжелыми сочными шлепками - это отчаянно, насмерть дрались огромный Вася Бузаков и вывернувшийся из-под него сухопарый егерь. Сплетясь в тесном объятии, они отчаянно колошматили друг друга одинаково пудовыми кулаками, и с их разбитых губ и носов во все стороны летели мелкие брызги крови.
      Но вот немец, отважно пропустив два Васиных удара в челюсть, успел вытянуть из ножен финку. И быть бы Бузакову на том свете, если бы не подоспели остальные разведчики. Навалившись толпой на егеря, моряки выбили у него нож, заломили руки за спину и крепко связали их веревкой.
      - Выставить охранение! Пятнадцать минут отдыха! - скомандовал Барченко. - Давайте-ка ко мне этого "ганса"...
      Привычные ко всему усталые разведчики разлеглись прямо среди трупов немцев. Некоторые, особо ушлые и опытные, тут же занялись "обыском" - сбором трофеев. Документы, погоны, награды - шли в общую кучу, которая при возвращении будет передана командованию; а вот часы, складные ножи, сигареты, зажигалки, губные гармошки, фляги со шнапсом тут же бесследно исчезали в карманах или вещмешках морпехов.
     - Командир... - тронул за руку Барченко Хаушкин. - Командир... Может, не стоит здесь задерживаться? Уж больно мы "нашумели"... Давай, уйдем отсюда - от греха подальше, пока не поздно?
      - Спокойно, старшина... Пусть ребята "покалымят" - заслужили! Если бы рядом были немцы, мы бы это уже почувствовали. Сейчас пленного "фрица" допросим - и все будем точно знать. Эй, ты, дойче зольдатен! А ну-ка, колись: Во зинд ире Абтайлюнген?
      Высокий сухощавый егерь в унтер-офицерских погонах волком смотрел на русских из-под грязного козырька мятого кепи, на котором красовался маленький значок, изображавший цветок эдельвейс, и беззвучно кривил разбитые губы. Его жилистые руки, связанные за спиной, все время напрягались в безуспешных попытках ослабить путы.
     - Молчишь, падла... Ладно! Ну-ка, Вася, долбани этого "немого", чтобы он мне сейчас же раскрыл всю свою душу...
      Взявшийся охранять немца злой на него Вася Бузаков, ни слова не говоря, коротко взмахнул своей СВТ и врезал егерю прикладом прямо под-дых. "Ганс" судорожно икнул и согнулся в три погибели, бессильно оседая на камни. Василий схватил его за ворот и приподнял голову немца. Барченко склонился над сидящим "фрицем":
      - Ну, будешь говорить, скотина?
      - Нихт... Русиш швайн... - задыхаясь, сипло выдавил из себя немец.
      - Ага. Значит, не будешь... Зря! Я ведь тебя пока только спрашивал, а вот теперь начну допрашивать...
      Хаушкин только покачал головой. Бесполезно. Опытный разведчик, которому приходилось и спешно допрашивать "языков", и резать их, до конца "выжатых", чтобы не связывали группу, он сразу "прокачал" этого немца. Чтобы такого "расколоть", нужны часы, если не дни... "Спецприемы" на этом "гансе" использовать нельзя: "языком" интересуется командование флота, возьмем ли другого - неизвестно, и Барченко "воленс-неволенс" придется доставлять егеря в штаб "свеженьким", "не порезанным". Слава, махнув рукой на упрямство капитана, взвалил на плечо свой тяжелый ДП и полез на самый высокий валун: оглядеть местность - не приближаются ли откуда-нибудь "фрицы"?
      Хаушкин лежал на холодном валуне, облизывая сохнущие губы: ему смертельно хотелось курить. Курить хотелось так, что "уши пухли". Но Слава давил в себе это бешеное желание. Курить в разведке - то же самое, что рыть самому себе могилу. Сколько раз, подбираясь в темноте к еще невидимому часовому, Хаушкин безошибочно угадывал его местоположение по исходящему от человека запаху табака... Обоняние у разведчика играет роль не меньшую, чем зрение. В разведке напряжены все чувства. Если подвело одно, то другое обязательно даст сигнал о приближающейся опасности. Поэтому Слава заботился об остроте своих чувств, и в день перед рейдом, не говоря уже о самом рейде, не курил, а только жевал разные душистые травки, чтобы отбить исходящий от него тяжелый запах махорки.
      Но в этот раз моряка спасло не обоняние, а слух. Настороженное ухо уловило за тихим журчанием русского говора, лившегося за спиной, перестук упавшего впереди камешка. Потом над ближайшим кустарником взвилась стайка ворон, тревожно раскаркалась. Что-то тихо лязгнуло...
      - Люди! - понял Хаушкин и тихонько, еле слышно свистнул сквозь зубы, осторожно взводя затвор пулемета. Шелест шепота за спиной мгновенно смолк, а у плеча Славы появилась встревоженная физиономия Барченко:
      - Что случилось, старшина? - голос капитана едва слышен, хотя его губы совсем рядом с ухом Хаушкина.
      - "Фрицы". Справа. Пробираются кустами. Уже рядом. - Еле шевельнул губами Слава.
      - Дьявольщина! - прошипел Барченко. - Уходим. "Пакуйте" "ганса"... (это уже вниз, другим разведчикам). - Славик, прикрой отход...
      Слава, не оглядываясь, кивнул. На то он и пулеметчик. Прикрывать - это его профессия. При отступлении пулеметчики всегда уходят последними...
      За спиной пару раз стуканули камешки, задавленно промычал зажатым ртом уволакиваемый к берегу пленный "ганс", и все стихло. Слава остался один. Совсем один среди этого серого простора неба и бесконечного нагромождения валунов. Один на один с приближающимися, пока еще невидимыми врагами.
      Славе от этого одиночества стало неуютно и зябко. Страх постепенно разрастался в душе, подбирался к учащенно колотившемуся сердцу. Черт побери, только не паниковать! Скорее бы появились "фрицы" - тогда уже будет просто не до страха...
      И "фрицы" появились. Из ближайших кустов вдруг бесшумно вынырнули две серые фигуры с карабинами наперевес, присели у валуна, настороженно оглядываясь. Один "ганс", оглядевшись, поднял руку, махнул ею. И из кустов в ложбинку повалили новые егеря.
      Слава довернулся всем телом, наводя прицел на немцев. Его нервно подрагивающий палец начал плавно давить на спусковой крючок, выбирая его свободный ход. Но прежде, чем "Дегтярь" Хаушкина загрохотал, сбоку звонко жахнул винтовочный выстрел! Один из "гансов" подпрыгнул, натужно охнул и мешком повалился под ноги товарищей. Славе сразу стало весело: он не один, Барченко оставил ему в помощь еще кого-то! И Слава от радости со всей силы даванул на спуск, поводя при этом ствол своего ДП веером.
      Под ливнем "дегтяревских" пуль пошли крошиться каменные валуны, рассыпаться в стороны срезанные ветки кустов, начали падать люди. Сбоку часто-часто, словно пистолет, хлопала СВТ неизвестного помощника, укладывая наземь одного немца за другим. Первый удар разведчиков по егерям оказался для них неожиданным, и потому страшным. Под валунами неподвижно лежали четыре серых тела, еще трое со стонами отползали за камни, оставляя за собой потеки размазанной крови. Но на этом потери немцев и завершились: опомнившись, они дружно врезали изо всех своих стволов по обеим вражеским огневым точкам. Слава еле-еле успел нырнуть за камень, и тут же верхушка укрывшего его валуна буквально взорвалась под градом визгливых стальных ударов. Во все стороны с силой и скоростью пуль полетели раскрошенные осколки камня, рассекая кожу на лице и руках разведчика. За какие-то доли секунды лицо Славы стало походить на лицо больного оспой человека. Но Хаушкину некогда было обращать на эти мелочи внимания. Пригнувшись, он зигзагом, огибая встречные камни, побежал прочь от врага, выискивая глазами новую удобную позицию. Рухнув под подходящий для этого валун, Слава быстро установил сошки пулемета, и направил ствол в сторону немцев. В это время через его валун с напряженным сопением перепрыгнул человек в масхалате и тяжело плюхнулся рядом, выставив перед собой ствол самозарядной винтовки. Хаушкин совсем близко увидел белесые вихры, нос "картошкой", разбитые губы, злые голубые глаза. Васька Бузаков! Вот это помощник! Молодец Барченко: оставил Хаушкину лучшего из группы!
      - Ну что, Вася, повоюем? - рыкнул Слава от распиравшей его радости. Когда товарищ не где-то, а здесь, рядом, плечом к плечу, да еще такой надежный товарищ, как молчун Вася Бузаков, то жизнь уже не кажется конченой, как минуту назад.
      Бузаков привычно поменял обойму на СВТ и яростно ожег Хаушкина злым взглядом:
      - Смотри, довоюемся. К берегу быстрее надо.
      Да, к берегу нужно было поспешать. Война - вещь суровая. Если группа прикрытия задержится в бою чуть дольше, Барченко будет вынужден дать приказ на отход. Он не может из-за двух человек ставить под удар весь разведотряд и ценного "языка", которого ждут в штабе флота. Однако Хаушкину и Бузакову пришлось оставаться под валуном еще несколько минут: прежде, чем парни вскочили на ноги, в их прицелах замаячили пригнувшиеся фигуры немецких егерей. Те дело свое знали отлично - они беглецам буквально "наступали на пятки". Пришлось разведчикам "подарить" настырным "гансам" еще один пулеметный диск и две винтовочные обоймы. На этот раз особого результата Слава и Вася не добились: настороженные немцы вовремя нырнули за камни; судя по крику, ребята "достали", да и то не насмерть, только одного "фрица". Но главное было сделано: егеря вновь остановились, давая возможность разведотряду Барченко безнаказанно уйти. И в ярости от этого немцы вновь залили валун разведчиков ливнем пуль, заставляя русских парней прятать свои головы за камень...
      Так они и воевали: Слава с Васей отходили перебежками, то и дело останавливаясь за подходящим укрытием, чтобы выпустить во врага очередную порцию пуль, и вновь меняли позицию, постепенно приближаясь к берегу. А потом у Славы кончились патроны. Отбросив пустой диск, Хаушкин повернулся к Бузакову:
      - У тебя сколько осталось?
      - Последнюю обойму начал...
      - Пора смываться... Иначе нам будет плохо. Очень плохо...
      И, бросив наугад в сторону невидимого врага по гранате, выполнившие свою задачу разведчики со всех ног кинулись к берегу.
    
      Они кубарем скатились с каменистых валунов на громко захрустевшую под подошвами их сапог прибрежную гальку. И застыли, как вкопанные: катера у берега не было! Только холодные волны с шипением окатывали серые камни, размазывая по поверхности воды небольшое маслянистое пятно на том месте, где раньше стоял "МО-4"...
      Слава и Вася лихорадочно зашарили глазами по простору Мотовского залива. Вон он, катер - черной точкой маячит на горизонте, растворяясь вдали!
       - ... твою мать!!! - заскрежетал зубами в отчаянии Хаушкин. - Все! Не вернется! Отвоевались мы, в рот компот!..
      Молчун Вася Бузаков не сказал ни слова. Он только от переполнявших его чувств врезал изо всей силы прикладом СВТ по ближайшему валуну. Врезал так, что винтовка хрустнула, а во все стороны брызнули раскрошенные осколки камня.
      А за спиной уже грохотали кованые каблуки германских сапог, трещали раздвигаемые телами егерей кусты. Жить оставалось не минуты даже - секунды!
      Разведчики метнулись в сторону. Главное - не оставаться у места высадки. Уйти подальше. Успеть спрятаться, пока весь этот егерский кагал не вылетел в полном составе на берег.
      Но далеко уйти не удалось. Когда позади послышались перекрики на немецком языке, моряки прыгнули за ближайший валун. Вовремя! Егеря галдящей собачьей сворой вывалились на берег. Возбужденные неудачной охотой, залаяли руганью вслед удаляющемуся катеру. Кто-то даже в сердцах пальнул по кораблю из карабина.
      Вася и Слава сидели за валуном, съеживаясь в стремлении стать как можно меньше, и с нарастающим ужасом вслушивались в непонятную им немецкую тарабарщину. Вася держал наготове свою винтовку, Слава судорожно сжимал в руке последнюю "лимонку". Будут егеря обшаривать берег, или поленятся, поверив, что на катере ушли все разведчики? От этого сейчас зависели жизнь или смерть двух человек...
      Немцы не уходили, продолжая бесцельно топтаться на месте высадки. "Ну же... Ну, чего вы здесь болтаетесь? - мысленно вопрошал "гансов" Хаушкин. - Что вам, делать больше нечего? Пробежались, аппетит нагуляли, ну и идите себе с Богом... Уплыли мы. Понимаете - уплыли..."
      Но вот разведчики услышали приближающийся хруст гальки. Один из егерей шел прямиком к их валуну! Хаушкин метнул испуганный взгляд на Васю Бузакова. Тот побелел, как мертвец, лицо вытянулось. Палец лег на спусковой крючок СВТ. Сердце Славы забухало громко, на всю вселенную... Он рванул чеку из гранаты, теперь "лимонку" от взрыва отделял только прижатый к ребристому корпусу рычаг запала...
      Хруст гальки прекратился у противоположной стороны валуна. Затаившие дыхание разведчики совсем рядом, над собой слышали сопение носа, чужие губы зло насвистывали какой-то бодрый марш. Вася и Слава вновь переглянулись: "Чего этому "фрицу" здесь надо? Какого черта он к ним приперся?" И тут за камнем звонко зажурчала струйка, запахло аммиаком. Немец облегченно закряхтел, замурлыкал, как кот, нализавшийся сметаны.
      - Мартин! Комм... - донеслось издалека.
      - Я, я, - громко прокартавил немец над самыми разведчиками. Потом моряки услышали громовое сморкание, шлепок сопли о камень, и с непередаваемым облегчением - удаляющийся хруст гальки!
      - Сволочь! - прошептал Вася, когда голоса переговаривающихся немцев затихли вдали. - Ему отлить приспичило, а я из-за него чуть не обгадился!..
      - Вась, вставь в мою "лимонку" чеку... Я не могу - рука совсем занемела... - ослабевшим голосом попросил Хаушкин.
      Бузаков взял чеку с кольцом и стал пропихивать ее в отверстие в запале гранаты, которую крепко сжимал Слава. Однако удалось это Васе только с третьей попытки - так тряслись у моряка пальцы...
    
      - Да, Вася... - подвел итог их положению Слава, когда разведчики отдышались после пережитого потрясения. - Вляпались мы с тобой "по самое некуда"... Вокруг лишь "фрицы" и скалы! Ни деревень, ни местных жителей. Даже густых лесов, чтобы укрыться, и то нет. Как ни крути, а дорога у нас с тобой теперь одна: только туда... - кивнул Слава в сторону Мотовского залива.
      Вася Бузаков, глянув в сторону серой стылой воды, тоже посерел:
      - Ты с ума съехал: лезть в море. Оно же - северное! Глянь, вон там уже свеженькие ледышки плавают! А до нашего берега больше двадцати километров... Нет, не доберемся. Замерзнем. И потонем!
      - Тогда давай твои предложения. Что делать? Сдаваться "гансам"?
      Вася только покачал головой: сдаваться немцам нельзя. Никак нельзя. "Фрицы" советскую морскую пехоту не любили. Да что там не любили, просто терпеть не могли. Моряки у гитлеровцев были костью в горле. Одним своим появлением, безрассудной, бесшабашной отвагой на немцев жуткий страх наводили. Русских морпехов "гансы" величали не иначе, как "черными дьяволами", "черной смертью". И в плен просто не брали. Так что, в лучшем случае фашисты Васю и Славу на месте пристрелят. А о худшем матросам и думать не хотелось.
      - Черт с тобой! Пропадать, так с музыкой... - после долгого раздумья решился Вася. Но, подойдя к воде и опустив в нее ладонь, зябко передернул плечами:
      - Слушай, может, попробуем все-таки плот построить...
      Конечно, Слава не был против плота. Он даже двумя руками был "за". Да только не видно на берегу бревен для изготовления этого вожделенного плавсредства. И в глубь мыса в поисках подходящего дерева отправляться бесполезно: ну нет на мысе Пикшуев настоящего леса!
      Однако надежда умирает последней, и разведчики разбрелись в разные стороны в поисках бревен: чем черт не шутит, пока Бог спит. А вдруг где прибило к берегу какую-нибудь приличную деревяшку...
      Через два часа сердце возвращавшегося к месту встречи Хаушкина радостно вздрогнуло и ускоренно забилось: к нему брел, шатаясь от тяжести, сияющий, как медный пятак, потный Вася. А на плече у парня покачивалось пусть небольшое, но - бревно!
      - Славик, помоги... - пропыхтел отдувающийся Василий, сбрасывая мокрое бревнышко с плеча на береговую гальку. - Там, чуть подальше, еще одно такое есть! Волнами к берегу прибило...
      Когда второе бревнышко легло рядом с первым, разведчики стянули с себя масхалаты, и стали ими связывать деревяшки. Плотик получился какой-то кургузый. Хлипкий плотик. Слава с сомнением покосился на ветхое сооружение и впервые за весь день позволил себе скрутить "козью ножку". Глотая сладковатый махорочный дым, запаха которого теперь уже просто не было смысла бояться, Хаушкин на всякий случай спросил Васю:
      - Еще искать бревна будем? Или поплывем?
      Немногословный Бузаков только качнул головой: чего искать, тратить время, если и так ясно, что на берегу бревен все равно больше нет? Хорошо, хоть эти два случайных "огрызка" нашлись!
      Посидев "на дорожку" и по очереди "посмолив" в ладонь Славину самокрутку, моряки со скрежетом спихнули плотик на воду. Хаушкин взял свой пустой "Дегтярь", накинул его ремень на бревна и опустил тяжелый пулемет в воду: толку от него никакого, но бросать оружие нельзя - угодишь под трибунал. Так что, пусть пока плывет под плотом... Но Васе его СВТ спустить под бревна не дал:
      - Погоди, не надо. Чем грести будем? Твой приклад вполне за весло сойдет...
      Плотик, как и подозревали моряки, оказался слишком "хлипким". Едва Вася и Слава взгромоздились на него и попытались оттолкнуться от берега, как оба бревна тут же под весом людей полностью ушли в воду. Разведчики дружно ухнули по пояс в холодную купель, взвыв от охватившего их мокрого мороза семиэтажным матом.
      Отдышавшись и несколько успокоив судорожное сердцебиение, Вася отстегнул магазин у своей винтовки, повозившись, вытянул из него два разных патрона. Спрятал их в ладони, выставив наружу только тыльники гильз, увенчанные капсюлями:
      - Кто вытянет зажигательный, тот первым плывет на плоту...
      Хаушкин, прикинув, потянул вздрагивающими пальцами на себя одну из гильз. Черт! Гладкий, не крашеный наконечник! Вася задумчиво повернул свой патрон пулей вверх, печально разглядывая желтый ободок на ее конце.
      - Извини, друг. Уж так вышло...
      Ну что ж, судьба есть судьба. Слава послушно слез с бревен и скинул с себя мокрый ватник. Он и так тяжеловат от впитавшейся воды, а на плаву просто начнет тянуть моряка на дно. Оставшись в одной полосатой тельняшке, Хаушкин глубоко вздохнул, и плюхнулся в воду осеннего Баренцева моря...
      Все тело Славы тут же исполосовало острыми ледяными клинками. Сердце дернулось и замерло. Стало нечем дышать. Ноги одеревенели и потянули матроса вниз, в глубину. Невероятным усилием воли Хаушкин заставил себя затрепыхаться, и рванулся наверх, ухватившись за мокрую кору скользящего по воде рядом бревна. Сердце его теперь стремительно стучало, словно скорый поезд на стыках рельсов. Голова кружилась и плыла, будто чужая. А над нею размеренным махом мелькала винтовка СВТ - это устроившийся на бревнах Вася Бузаков греб прикладом, удаляясь от вражеского берега.
      Сколько так плыл Слава Хаушкин, он бы не мог сказать. Время для разведчика остановилось. Мгновения превратились для него в часы, минуты - в сутки. То, что испытывал сейчас моряк, нельзя назвать холодом - это слишком мягкое название. Славу Хаушкина сковало льдом, лед пробирался в него все глубже и глубже, доставая до самого трепещущего, словно пойманный воробушек, сердца. Славе казалось, что его тело стало стеклянным, и моряку было странно, что в этом чужом прозрачном теле постепенно нарастает жжение: соленая вода разъедала многочисленные ссадины и царапины, оставшиеся на руках, лице и шее от брызгавших под ударами пуль осколков камней во время перестрелки. Хаушкин с надеждой поглядывал на отворачивающегося от него Васю: ну что, не пора меняться? Сердце сбоило, одеревеневших ног, похоже, уже вообще не было...
      Кажется, Слава потерял сознание. Во всяком случае, для него, выплывшего из неясного тумана, оказалось странным, что его голову удерживает над водой за волосы плавающий рядом синюшный Бузаков:
      - Все, влазь на плот. Одень мой ватник. И греби - грейся.
      Слава еле взобрался на бревна. Трясясь, словно овечий хвост, напялил на себя мокрый, но теплый Васькин ватник. Непослушными руками взялся за скользкую винтовку, гребанул - сначала неловко, потом, отогреваясь, все размашистее. Рядом фыркал и задавленно стонал Бузаков. Теперь Слава понял, почему Василий от него отворачивался: смотреть на барахтающегося в ледяной воде голубоватого, словно труп, товарища было просто невозможно. Хаушкин греб уже изо всех сил, стремясь согреться и как можно быстрее приблизиться к своему, пока невидимому, но такому родному сейчас берегу. Сбоку булькнул Васька, уйдя с головой под воду. Когда он вынырнул, Слава увидел совершенно синие, сведенные судорогой губы, красную размывающуюся струйку крови, идущей из носа приятеля, и стянул с себя ватник:
      - Лезь на плот. Моя очередь...
      И все повторилось сначала. Ледяные ножи, полосующие тело, жжение разъеденных соленой водой ран, барабанная дробь перенапряженного сердца, кровь, идущая из носа, нарастающий звон в теряющей сознание голове... А потом мокрая теплота согретого Васькиным телом ватника, быстрое, обдающее одеревеневшие мышцы внутренним жаром движение гребущих рук, взгляды искоса на бледное лицо товарища, все более немеющего в серой воде: как он там? Может еще держаться, или пора опять нырять в этот ледяной ад?
      Ночная тьма не накрывала барахтающихся в море моряков - полярный день Севера не знает темноты. И это было на руку разведчикам: они смогли в светло-серой мгле издалека различить появившуюся полоску берега! Вид черной полоски, вставшей из воды, вдохнул в измученных людей новые силы. Но не надолго: пытка холодом продолжалась, выжимая из матросов все, кроме одного упрямого стремления – доплыть, доплыть во что бы то ни стало...
      Они не знали, сколько часов уже находились в стылой воде. Для них перестали существовать минуты, часы и сутки. Парни мерили теперь время сроком жизни товарища в ледяной купели. И мерили это время честно, "не сачкуя" - каждый держался в осеннем море до потери сознания, не ноя и не выклянчивая у того, кто на плоту, лишнюю минутку отдыха. Для моряков перестало существовать даже расстояние: они уже не вглядывались в противоположный берег, прикидывая, сколько до него осталось. Все их внимание было сосредоточено на гребле и друге, барахтающемся у плотика: успеть уловить боковым зрением, когда он "вырубится" и вовремя вытащить замерзшего парня на зыбкую опору, которая уже не даст ему утонуть. А самому, уступая товарищу место, в очередной раз отправиться в этот бездонный, равнодушный и жестокий ад, который называется Баренцевым морем.
    
      Когда уже совсем обессилевший, барахтавшийся почти на одном месте Слава внезапно ощутил под ногами твердую землю, то не сразу поверил, что они добрались. А когда понял, что это не галлюцинация, то сипло заорал севшим от холода голосом что-то неразборчивое и безумное, заорал, выбрасывая из себя обессиленным сипом весь накопившийся за это безумное плавание страх и отчаяние. И Васька, понявший, что означает это шипение друга, тоже сипло завыл, приветствуя вплотную подступивший берег и возвращавшуюся с этим берегом жизнь.
      Только когда моряки выбрались на землю и рухнули в бессилии на нее, они поняли, что совершили невозможное. Они сделали такое, после чего любые преграды уже будут не страшными, потому что эти ребята теперь знали, на что они способны! И они лежали на стылой гальке, которая после купания в заливе казалась им почти горячей, и безумно хохотали от чувства облегчения, охватившего их усталые, обессиленные, дрожащие тела. Хохотали до тех пор, пока не услышали грубый окрик, показавшийся разведчикам музыкой:
      - Ну, чего вы здеся разгоготались?! Нашли, где ржать! Тут вам линия фронта, а не клуб культуры... А ну, подымай руки и докладай, кто такие!..
      Пожилой часовой, явно призванный недавно из деревни, грозил разведчикам тонким штыком мосинской трехлинейки. Слава, приподнявшись на локте, устало и счастливо простонал в ответ:
      - Свои... Свои мы, отец. Возьми нашу винтовку. И вытащи из-под плота пулемет. У нас на это уже сил нет...
      Потом, в караульном помещении стрелковой части, отогреваясь, моряки жадно обнимали ладонями горячие кружки с чаем, а крутившийся рядом знакомец-часовой укоризненно говорил старшине, подливавшему разведчикам кипяток:
      - Ну что ты льешь... Ну разве чаем отогревают таких людей... Ты им спиртику, спиртику плесни. Да поболе! Не жмоться... Тогда ребята враз в жар ударятся... И усталость как рукой сымет. Это средство народное, верное. Это я тебе говорю...
      Щедро налитый спирт действительно отогревал и снимал усталость, мутил мозг и клонил в сон... в сон... в сон...
      Моряки проспали почти сутки. А встали здоровыми, без кашля и насморка - будто и не провели много часов в ледяной воде! За то время, пока разведчики отсыпались, слухи об их подвиге разнеслись по всему укрепрайону. Поэтому стрелки сразу же направили Бузакова и Хаушкина прямо в штаб - к начальнику оборонительного района Северного флота. Адмирал Туз встретил разведчиков по дружески, жал руки, хвалил, обещал представить обоих к званию Героев Советского Союза:
      - Сверлите в гимнастерках дырочки! Золотые Звезды вам обеспечены! - похлопывал Туз Бузакова и Хаушкина по плечам. - Получать поедете в Кремль, а потом - в отпуск домой, на побывку...
      В свою разведроту ребята вернулись счастливыми. Изумленный Барченко только хлопал глазами, вопрошая:
      - А вы откуда здесь взялись? Мы ведь вас уже внесли в списки пропавших без вести...
      Точно такой же вопрос задал разведчикам и приехавший в роту особист. Только вопрос этот был задан не с изумленной интонацией, а с подозрительной. Слава и Вася удивленно переглянулись. Счастливые улыбки стали сползать с их лиц.
      - Так ведь, товарищ майор...
      - Тамбовский волк тебе товарищ! А я - не товарищ, а гражданин майор! Ты мне тут горбатого не лепи! И сказки про плавание среди льдин не рассказывай! Ишь, тоже мне - нашлись папанинцы... Говори правду: попали в плен, дали согласие работать на врага. Немцы вас перевезли через залив, немцы! Забросили к нам в тыл, как шпионов!..
      Хаушкину и Бузакову от этих слов стало нехорошо. Рука сама собой потянулась к висевшей на поясе "лимонке". Вбить бы ее сейчас со всей силы ребристой рубашкой в это плюющееся мерзостью хайло, да выдернуть кольцо, чтоб пошли клочки по закоулочкам!..
      Майор от взгляда Славы попятился:
      - Э... Ты мне тут не бузи... Я представитель партии и органов...
      - Да пошел ты... "Орган"... Мне через час в разведку идти. Я, как и ты, все больше по тылам ошиваюсь... Только - по немецким! Там в основном и шпионю... Хочешь - с собой возьму? Вот вместе и проверим: можно переплыть Мотовский залив, или нельзя... Ну, что, слабо?!
      Когда Вася и Слава вышли из землянки, в которой их допрашивал особист, Хаушкин смачно сплюнул и сказал:
      - Все... Амба! Накрылись наши Золотые Звезды медным тазом... Сволочь!
      Бузаков подкинул на ладони свою исцарапанную, видавшую виды СВТ, привычным щелчком вогнал в винтовку заряженный магазин:
      - Да ладно тебе... Забудь. Пошли к причалу - нас там уже "Мошка" дожидается.
      И моряки направились к берегу, куда уже извилистой вереницей шла их разведгруппа, получившая новое задание...
2001 г