Блок. Царица смотрела заставки... Прочтение

11. «Царица смотрела заставки…» 







                Царица смотрела заставки —
                Буквы из красной позолоты.
                Зажигала красные лампадки,
                Молилась богородице кроткой.

                Протекали над книгой Глубинной
                Синие ночи царицы.
                А к Царевне с вышки голубиной
                Прилетали белые птицы.

                Рассыпала Царевна зерна,
                И плескались белые перья.
                Голуби ворковали покорно
                В терему — под узорчатой дверью.

                Царевна румяней царицы —
                Царицы, ищущей смысла.
                В книге на каждой странице
                Золотые да красные числа.

                Отворилось облако высоко,
                И упала Голубиная книга.
                А к Царевне из лазурного ока
                Прилетела воркующая птица.

                Царевне так томно и сладко, —
                Царевна-Невеста — что лампадка
                У царицы синие загадки —
                Золотые да красные заставки.

                Поклонись, царица, Царевне,
                Царевне золотокудрой:
                От твоей глубинности древней —
                Голубиной кротости мудрой.

                Ты сильна, царица, глубинностью,
                В твоей книге раззолочены страницы.
                А Невеста одной невинностью
                Твои числа замолит, царица.
                14 декабря 1902










      Напомню, что данное стихотворение, входит в книгу «Распутья». Из словарей: "РАСПУТЬЕ 1. Перекрёсток двух или нескольких дорог". Распутья – это когда “перекрёстки” следуют один за другим, когда они путают, отвлекают от цели, сбивают с истинного пути.

      Данное стихотворение – это как раз такое отвлечение, другая дорога, чужой путь. Потому что стихотворение – это реплика или, выражаясь языком начала  XXI века - фанфик  Блока на «1 Симфонию, Героическую» Андрея Белого.
      Царица, невинная царевна, птицы… Сравните:

               «В тот час родилась королевна. Пала красная мантия на мрамор перил. Король, весь в белом шелку, весь в утренних, алмазных искрах, молился над ребенком своим.
               И навстречу молитве сияла голубая бесконечность, голубая чистота восходящей жизни.
               Король пел над ребенком своим. Он с каждым аккордом срывал со струн розу.
               И день проходил. Стая лебедей потянула на далекий север. Звезды – гвозди золотые – вонзались в сапфировую синь…

               …
               Надвигалось ненастье. Мать сиживала у окна в изразцовой комнате. Не смела выйти на осенний холод - вся седая, вся строгая, вся покорная судьбе.
               Отец поговорит о минувшем горе. Голову склонит. Стоит опечаленный.
               Тогда прилетал лебедь темный и садился на перила террасы.
Королевна боялась лебедя темного. Звали лебедя лебедем печали.

               …
               старая королева, залитая атласной ночью, обратила взор свой к дочке. Она прощалась, собираясь в путь.
               Ветерок шевелил белыми, как снег, кудрями. И кудри струились. Ветерок принес из далеких чащ запоздалый привет короля.
               Старуха указывала рукой на далекие лесные чащи, и обе плакали. Потом старая королева говорила дочке своей: "Я знаю, что ты скрыла от меня".
И обе плакали.
               Потом старая королева говорила дочке своей: "Я уже давно приготовилась к этому: по ночам принимала тайные вести.
               "А теперь, когда это случилось в лесных чащах, мне больше нечего медлить. Но ты не плачь ни о мне, ни о короле...
               "Я поручаю тебя Вечности...
               "Уже не раз Она стояла меж нами в час печали. Отныне Она заменит тебе и отца и мать".
               Старуха дрожала. Из глаз струились слезы, а вокруг головы – кудри... Она вся заструилась и растаяла облачком.
               Над плачущей сиротой склонилась Ночь в виде бледной, строгой женщины в черном.
               Бледная женщина в черном целовала и звала на служение себе…»
   

     Не правда ли, сидя "у окна в изразцовой комнате" так уютно разглядывать "синие загадки — золотые да красные заставки"...

*

Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
     «
     Биографическая приуроченность стихотворения раскрывается в письме Блока к
Л.Д. Менделеевой от 15 декабря 1902 г.: "Угадай, кто царица. Я уж и на нее не всегда(!) сержусь. Не могу уж сердиться, очень далеко, в тридесятом царстве! Постарайся и ты не сердиться, будет легче, будет звонче", а также из письма от 19 декабря 1902 г.: "Послал также Мережковской свою Голубиную книгу".
     Л.Д. Менделеева ревновала Блока к "декадентской мадонне" - З.Н. Гиппиус, с которой (как и с ее мужем, Д.С. Мережковским) Блок в это время был связан участием в создаваемом Мережковским журнале "Новый путь" и мировоззренчески ("мистическая переписка" с З.Н. Гиппиус летом 1902 г.).
     Произведение имеет важный для Блока конца 1902 г. смысл: в нем противопоставлены мистико-рационалистический подход к миру, свойственный Мережковскому и Гиппиус ("царица"), и более близкое Блоку ощущение истины как благодати, интуитивного озарения ("Царевна").
     В качестве поэтического "ключа" к тексту выступают "Стих о Голубиной книге", "Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях" Пушкина и некоторые фольклорные мотивы. Основную роль играет русское средневековое народно-поэтическое предание о Глубинной (или Голубиной) книге, упавшей с неба на землю.
     Называние книги Глубинной подчеркивает глубИны ее премудрости, Голубиной - ее связь с символикой "Святого Духа".
      У Блока это предание переосмыслено в плане противопоставления "глубинной", книжно-рационалистической мудрости царицы и истинно-мудрой (религиозно-мудрой) "голубиной кротости" царевны (ЛН. Т. 89. С. 82). Упомянутое предание отразилось,
в частности, в духовном стихе о Голубиной книге. Блоку как студенту-филологу, безусловно, этот духовный стих был известен - скорее всего, по пятому изданию сборника  Кирши Данилова (СПб., 1901), где он впервые опубликован по рукописи этого сборника ("Голубиная книга сорока пядень"; в XIX в. имелись и другие издания стиха о Голубиной книге).
     Полемика с Мережковским выразилась в смысловой организации текста по антитезе "двух бездн" (образ Тютчева, использованный в мистических построениях Мережковского). Колдовской "бездне" царицы приданы признаки нахождения внизу ("глубинность", книга падает сверху), а Царевне - пребывание вверху (в тереме). Графически антитеза отражена в написании "царица" со строчной, а "Царевна" - с прописной буквы.

     - «Царица»,- В более ранних стихотворениях образ этот был связан с традицией, восходящей к интимной лирике XIX в. и к поэзии Вл. Соловьева, и обозначал "Ты"- объект мистических поклонений, "Деву, Зарю, Купину". После объяснения Блока с Л.Д. Менделеевой 7 ноября 1902 г. значимыми наименованиями героини становятся "Невеста" и "Царевна" (впервые - в стих. "Царица смотрела заставки ... "), а образ "царицы" отделяется от "Ты" (ср. стиx. "Голос").

[
Голос

          Жарки зимние туманы
          Свод небесный весь в крови.
          Я иду в иные страны
          Тайнодейственной любви.

          Ты - во сне. Моих объятий
          Не дарю тебе в ночи.
          Я - царица звездных ратей,
          Не тебе - мои лучи.

          Ты обманут неизвестным:
          За священные мечты
          Невозможно бестелесным
          Открывать свои черты.

          Углубись еще бесстрастней
          В сумрак духа своего:
          Ты поймешь, что я прекрасней
          Привиденья твоего.
                3 декабря 1902"

Стихотворение написано от имени Царицы, и "ты" в нем - лирический герой трехкнижия. Естественно, он отделен от образа Царицы.
]

     - «... белые птицы» - Образ белых голубей восходит как к христианской символике (см. выше), так и к фольклорно-сказочной (упоминание "терема", "узорчатой двери"). Ср. в письмах к Л.Д. Менделеевой от 15 ноября 1902 г. "Белая Голубица - Ты" и от 15 декабря: "В Твоем окне, моя Любовь, моя жизнь! И к Тебе на это окно слетают белые голуби".
   [В "Симфонии" А. Белого птицы - действующие персонажи:

   «
    ...Вон там, на горбатой поляне, одинокая сосна, обуреваемая ветром, беззвучно кивала вдаль.
   Свободная птица, пролетая сбоку, приветствовала их на высоте резким возгласом.

   ...С песней уснул король над ребенком своим. Уснула и мать над ребенком своим.
   Они были одни, одни во всем мире.
   Вечность строгою птицею летала во мраке ночном.
   
    ...И король поник.
    На зубцы короны сыпался вечерний блеск. Они горели, будто вспыхнувший венок алых маков.
   Запахнувшись в свой пурпур и увенчанный маками, чуял он бесшумный лет птицы из родимых стран.
   А в небесах летал черный лебедь и манил за собою короля. Он пел о покинутом народе и звал на далекую родину... От этого зова деревья, колыхаемые, уплывали вдаль сонными вершинами.

     ...Прилетала серая птица. Садилась на перила. Смотрела родным взглядом. Извещала тревожным криком.
   Королевне казалось, что она отходит в вечных снах. 

   ...Вечно юная, она ["царевна"]сидела на троне. Кругом стояли седые рыцари, испытанные слуги.
   Вдруг заходящее солнце ворвалось золотою струей. И грудь повелительницы, усыпанная каменьями, вспыхнула огоньками.
   С открытой террасы влетела странная птица. Белая, белая. И с мечтательным криком прижалась к ее сверкающей груди.
   И все вздрогнули от неожиданности: в ясном взоре птицы белой трепетали зарницы откровений. И королевна сказала: "Она зовет меня за собой... Я оставлю вас для Вечности!"
   Так сказав, она тихо протянула руку к самому старому рыцарю, закованному в броню, и слезы, как жемчуг, катились по старым щекам его.
   Опираясь на эту руку, она сошла с трона и, сходя, послала воздушный поцелуй опечаленным рыцарям.
   Она вышла на террасу. Смотрела на белую птицу, указывающую ей путь. Медленно скользила вперед, поддерживаемая ветерком.
   Она смеялась и шептала: "Я знаю".

   ...Знакомые лотосы качались над водой, и над озерной глубью неслись странные планетные крики.
   То кричали незнакомые птицы, прильнув белой грудью к голубым волнам.
   На островках и близ островков отдыхали в белых одеждах и с распущенными волосами, словно застывшие. С чуть видным приветом кивали тревожным птицам. Встречали прилетающих братьев в последней обители.
»

 ]

  - «... Царевна-Невеста, что лампадка», - Образ этот, в сознании Блока, был связан с Древней Русью. Ср. описание московского храма Христа Спасителя во время поездки Блока в Москву 22 августа 1902 г.: "Дух Руси, Бога, Царевны, Невесты" (ЗК ).

   -  «У царицы синие загадки ... » -Духовный стих о Голубиной книге сохраняет архаическую вопросно-ответную композицию. "Синие загадки" воспринимались рядом современников Блока как "декадентский" образ его ранних стихотворений.
    См. у В. Гиппиуса во "Встречах с Блоком": Блок «читал "Царица смотрела заставки". Отец - почитатель и переводчик Данте и Петрарки - улыбнулся с легкой иронией. "Ну зачем вы пишете декадентские стихи? Зачем синие загадки? Почему загадки- синие?" Блок, немного задумавшись, ответил: "Потому что ночь синяя",- но тут же, засмеявшись, сказал: "Нет, конечно, не то"» (Воспоминания, 2. С. 76). Эпитет "синие" соотносится с: "синие ночи царицы".
   [
    Для Блока "синий" - это на всю жизнь цвет незамутненного счастья.
    Вот  его Кармен вспоминает свою родину:

                "...Видишь день беззакатный и жгучий
                И любимый, родимый свой край,
                Синий, синий, певучий, певучий,
                Неподвижно-блаженный, как рай".


  Или помните? - "Ты в синий плащ печально завернулась,// В сырую ночь ты из дому ушла..." Ушла и унесла счастье с собой. 
     Но истоки этой "символики" именно здесь, в мире "камышовых заводей":

     «   
    ...И там, где прежде стояла она, уже никого не было. Был только маленький, блаженный островок, поросший осокой.
   А кругом и везде было синее, озерное плесканье.
   Волны набегали на блаженный островок. Уходили обратно в синее пространство.
   Сидели две белые птицы и наперерыв высвистывали случившееся. Это были мечтатели.

   ...Иногда ей попадался молодой отшельник, сонный, грустно-камышовый, в мантии из снежного тумана и в венке из белых роз.
   Его глаза были сини, а борода и длинные кудри - русы.

    ...Камышовые обитатели ходили в сад на берегу озера. Здесь росла осока, лилии и нарциссы.
   А вдали были заросли касатиков. На вечерней заре Сам Господь Бог, весь окутанный туманом, бродил вдоль зарослей и качал синим касатиком.
   
   ...Как часто они сидели на берегу, впиваясь взором в глубь сапфирной сини.

   ... Вдоль матово-желтого горизонта пошли дымно-синие громады.
   Громоздили громаду на громаду. Выводили узоры и строили дворцы.
   Громыхали огненные зигзаги в синих тучах.

   ...И суждено им было шагать долгие годы среди синих туч - обломков былого величия...
   "Это все старики великаны... Они смирились и вот идут к Богу просить покоя и снисхождения..."
 
   Так она говорила, и они смотрели на синие купола, а между синими куполами мелькали безбородые, бледно-каменные лица, увенчанные зарей...»
    »
 
    Помните? -

                "Мы встречались с тобой на закате.
                Ты веслом рассекала залив.
                Я любил твое белое платье,
                Утонченность мечты разлюбив.

                ...Приближений, сближений, сгорании
                Не приемлет лазурная тишь…
                Мы встречались в вечернем тумане,
                Где у берега рябь и камыш.
                13 мая 1902"
   
Сравните -
   «
    В этой стране были блаженные, камышовые заросли; их разрезывали каналы, изумрудно-зеркальные.
   Иногда волна с пенным гребнем забегала сюда из необъятных водных пространств.
   В камышовых зарослях жили камышовые блаженные, не заботясь о горе, ожидая еще лучшей жизни.
   Иногда они преображались и светились светом серебристым. Но они мечтали о вознесении.
   Тут она бродила, раздвигая стебли зыбких камышей, а по ту сторону канала над камышами бывал матово-желтый закат.
   Закат над камышами!
   »

     Напомню, стихотворение "Мы встречались с тобой на закате" было написано ДО знакомства Блока и Белого. "Симфония" была написана ДО того, как Белый прочитал это стихотворение...

  - « ... Царевне золотокудрой ...» - Эпитет "золотокудрая"- отражение характерной детали облика Л.Д. Менделеевой - связан с образом "Ты" (ср. стих. "Я, изнуренный и премудрый ... " от 30 ноября 1902 г.) и встречается в письмах Блока к невесте, а также в лирике СПД.
[
                "Я, изнуренный и премудрый,
                Восстав от тягостного сна,
                Перед Тобою, Златокудрой,
                Склоняю долу знамена...
                30 ноября 1902"
]


   - «... Твои числа замолит, царица», - О символике "чисел" ("счета") см. коммент. к стих. "Я и мир- снега, ручьи ... ".
     [
      "символикой"  Редакция называет комплекс устойчивых ассоциация автора - контекст, в котором обычно в книгах Блока появляется то или иное слово. Что с "символизмом", кроме общего созвучия слов, никакой связи не имеет ( «…символист уже изначала – теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие» (А. А. Блок «О современном состоянии русского символизма»)).
      Из Примечаний к упомянотому стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
 
      - «Чёт и нечет мертвых числ…» - Учение о мире, как о системе взаимодействующих чисел развивалось пифагорийцами (VI-IV вв. до н.э.). Оно интересовало Блока своей религиозно-мистической стороной, символикой чисел, которая привлекала его и в других мистических учениях. (ср. стих. "Пять изгибов сокровенных", т.4 нас. изд.). ... Блок склонен был считать проникновение в смысл "мертвых чисел") "демоническим" путем познания, герой СПД постоянно прибегает к "числению".
    ]

Другие редакции и варианты

     -  «... над книгой глубинной ...» и «... Голубиная книга» (Тз. БА1 РГАЛИ, БА2 РГАЛИ, НР 12)  - Написание "глубинная" со строчной, а "Голубиная"- с прописной буквы намечало то же противопоставление, что и "царица- Царевна" (см. выше).
     »