Талисман Цезаря. Глава 3. Обманутые надежды

Юлию исполнилось 14 лет, он жил в родительском доме. Семья Коссуции часто приезжала к ним в гости, юноша тоже бывал в их роскошном особняке недалеко от Рима. Юлий-старший каждый месяц присылал изрядное количество золота, дела его на посту правителя Азии процветали. Очень скоро семья Юлиев стала одной из богатейших в Италии, но молодой Цезарь не замечал всего этого богатства. Появление в доме дорогих вещей, великолепной одежды, новых рабов не волновали мальчика. Весь мир для него сошелся на хрупкой миниатюрной девочке, малышке Коссуции. И все чаще и чаще Юлий с испугом подмечал, что он думает больше о прекрасной Коссуции, чем о грозном Юпитере. Если раньше, прежде чем лечь спать, Юлий шептал слова гимна богу богов, то теперь, засыпая, он блаженно улыбался, а с его губ слетало лишь одно имя: «Коссуция». Находясь в разлуке с невестой, юноша вспоминал ее образ, ее лазурные глаза, белокурые волосы, тонкие, словно, солнечные лучи, руки. Когда же он оказывался рядом с ней, то буквально умирал от любви. Каждый вздох, мимолетная улыбка, небрежный жест обожаемой Коссуции стали для него выше даже самого приказа Юпитера.

— Я молю богов, чтобы мой отец, как можно быстрее вернулся домой, и тогда мы сразу же поженимся, — говорил Юлий. — Я считаю дни и ночи. Отец написал письмо, что уже этой зимой приедет за нами. Он купил дома в Пизе, Вифинии и где-то еще. Он заберет нас всех: маму, меня и тебя. Мы будем очень счастливы, моя любимая.

Но возвращение Юлия-старшего произошло намного раньше зимы. В кованом саркофаге, залитый смесью из меда и воска, возвратился он в родной Рим. Письмо, которое доставили вместе с гробом рабы, гласило, что с благородным Гаем Юлием Цезарем случился внезапный удар, который и повлек скоропостижную кончину.

Дом Юлиев окрасился в черный цвет. Так как род был знатен, а теперь богат и влиятелен, на похороны пришел весь цвет римской аристократии. Среди присутствующих на церемонии оказался и сам консул Луций Корнелий Цинна. Прекрасная вдова благородного происхождения пленила сердце искушенного политика. Под предлогом покровительства, Цинна стал частым гостем в доме Юлиев. Аврелия, будучи расчетливой женщиной, не отвергала ухаживаний правителя Рима. С его помощью она мыслила попасть в самые высшие, почти божественные, круги власти. Кроме того, Цинна отличался от других претендентов на внимание вдовы привлекательной внешностью. Он был высок, силен, не стар, обладал острым умом и храбрым сердцем. Аврелия растаяла в объятиях этого любимца Юпитера. Юноша не лез в дела матери. Однако вскоре он стал замечать, что она уже не так радушно принимает родителей Коссуции, а, когда Юлий предложил съездить в гости к его невесте, женщина, сославшись на нездоровье, отказалась.

Одетая в полупрозрачное платье, она томно лежала на ложе. Юлий подошел к матери.

— Мама, что происходит? — спросил он, опускаясь на колени у постели Аврелии. — Почему ты отдалилась от Коссуции, не приглашаешь ее семью и сама не желаешь нанести им визит?

— Я больна, сынок, — кошачьим голосом проговорила Аврелия. — Вдруг моя болезнь перейдет на кого-нибудь из них?

— Но Цинну же ты принимаешь? — удивился Юлий.

— Цинну? — женщина кокетливо засмеялась. — Он в прошлом воин, ему мой насморк не повредит.

— А почему ты меня не отпускаешь в дом Коссуции? Ты все еще считаешь меня ребенком, который заблудится по дороге?

— Именно потому, что я не считаю тебя ребенком, мой бедный мальчик, — Аврелия ласково погладила сына по голове, — я и не отпускаю тебя. Я не хочу оставаться одна. В доме, особенно таком большом, как наш, должен быть мужчина. Семья Коссуции живет за городом, а туда путь не близок. Самое меньшее — сутки мне придется быть наедине с этими ужасными рабами. Нет, они обязательно должны чувствовать руку хозяина. А ведь после смерти отца — ты господин всем живущим под этой крышей.

— У тебя есть Цинна. — усмехнулся Юлий. — В мое отсутствие он может защитить тебя.

Женщина сделала вид, что не заметила иронии сына.

— Цинна не хозяин здесь. Он, по безграничной доброте своего сердца, оказывает покровительство нам. Но для наших рабов Цинна — никто. Они, как и собаки, слушаются голоса своего хозяина. Мы обязательно навестим семью Коссуции, но как только я выздоровею. После смерти твоего отца я так одинока.

— И даже с Цинной? — не удержался Юлий.

— Цинна — всего лишь благодетель, — ласково улыбнулась Аврелия. — Единственный же родной человек для меня — это ты, мой сын. — женщина нежно поцеловала мальчика в бархатные щеки. — Почитай мне свои стихи, сынок, они успокоят мое сердце.

После обеда в гости к Аврелии пожаловал Цинна. Однако, на этот раз, он приехал не один, его сопровождала хорошенькая девушка лет 16-ти. Едва роскошные носилки консула остановились во дворе особняка, как его спутница, не дожидаясь пока рабы остановятся, проворно спрыгнула на землю. Словно персиянка девушка была закутана в длинное тонкое покрывало. Однако она и не думала прятать свое юное прекрасное личико. Покрывало соскользнуло на плечи, и Юлий увидел, что у незнакомки длинные черные косы. Рабы поставили носилки, и Луций Корнелий Цинна величественно ступил на землю. Юлий из окна своей комнаты наблюдал приезд гостей. Юноша и раньше не испытывал симпатии к любовнику матери, но сегодня, увидев его в обществе этой девушки, Юлий почувствовал ненависть к покровителю Аврелии. Юлий понимал, что появление в доме молодой спутницы Цинны не случайно.

— Кажется, мать задумала очередную интригу, — прошептал Юлий. — Я не разлучусь с тобой, Коссуция, даже под страхом пыток и смерти.

Юлия позвали в гостиную. Он вошел и слегка поклонился посетителям.

— А я сегодня не один, — сказал консул. — Знакомься, дружок, это моя дочь Корнелия. — Корнелия, — обратился он к девушке, — а вот тот самый благородный Гай Юлий Цезарь, потомок Энея, о котором я тебе столько рассказывал.

— Для меня большая честь познакомиться с тобой, наследник Энея и славного Анка Марция, — серьезно проговорила девушка.

Юлий холодно поклонился Корнелии. Девушка улыбнулась Юлию. Цинна делал вид, что ничего не замечает.

— Я привез ее для того, чтобы тебе было с кем поиграть, пока мы беседуем с уважаемой Аврелией, — сказал Цинна.

— Да, сынок, — сказала мать, — проводи нашу дорогую гостью в сад и почитай ей стихи. Можете поиграть в мяч. А мне сейчас надо обсудить некоторые вопросы с господином консулом.

Юлий и Корнелия вышли в сад. Молодой человек опустился на скамеечку возле фонтана и стал задумчиво смотреть на воду. Корнелия тихо села возле него.

— Почему ты такой грустный? — спросила она.

— А разве тебе не говорили, что у человека в сердце бывают не только радостные мысли? — не очень любезно отозвался Юлий.

— Нет, — засмеялась девушка, резкая фраза нисколько ее не смутила. — Меня отец учил, что пока человек жив, он должен всему радоваться и встречать каждый день с улыбкой. Потому что настоящая печаль начнется после смерти. Ведь в загробном мире не светит солнце, не поют птицы, там нет цветов.

— Какая ты странная, Корнелия, — проговорил Юлий, пристально смотря на свою гостью. — Никогда не думал, что у Цинны такая дочь.

— Глупая? Плохая? — опустила голову девушка.

— Нет, наоборот, умная и добрая, — сказал Юлий.

— Это мой отец добрый и умный, хотя про него и говорят очень злые вещи. Его жизнь изменила, и только я знаю, какой он на самом деле. Мой отец был воином, а теперь он занят политикой. Ему пришлось стать таким… Я вижу, у тебя тоже доброе сердце… Не общайся никогда с политиками, — внезапно воскликнула Корнелия, — иначе и ты потеряешь себя настоящего и погибнешь!

Юлий с недоумением посмотрел на Корнелию. Веселая жизнерадостная девочка говорила серьезно и взросло.

— Я уговариваю отца бросить сенат, — возбужденно продолжала Корнелия, — и поселиться где-нибудь за городом, нам было бы так хорошо на лоне природы. Но он не может. Власть отравила и поработила его всего. Я чувствую, как она однажды пожрет моего отца. Власть — страшное чудовище, словно блудница, льстивыми речами и сладкими посулами заманивает она в свои сети, опьяняет, усыпляет, а потом наносит подлый удар. В сенате нет друзей, нет родных. Там только коварство и лицемерие.

Корнелия закрыла раскрасневшееся лицо руками.

— Как ты удивительно говоришь и мыслишь, — сказал пораженный Юлий. — Если бы ты родилась мужчиной, то стала бы оратором или философом.

Корнелия подняла голову, ее глаза были задумчивы.

— Мой отец часто и надолго уезжает из дома, а я остаюсь одна и размышляю.

— Ты остаешься одна в доме и не боишься? — вновь удивился Юлий. — Моя мать, например, дрожит от страха, когда оказывается наедине с челядью.

— Почему? — теперь удивилась Корнелия. — Разве можно бояться тех, кто живет с тобой под одной крышей, ест твой хлеб, пьет твою воду? Их надо не бояться, а любить, жалеть и понимать.

— Это рабов-то жалеть и понимать? — Юлий чуть не подскочил на месте от возмущения.

— Но они же — тоже люди. Они страдают, радуются, грустят ничуть не меньше, чем их хозяева. Женщины-рабыни любят своих мужей и детей, а их мужья, как и свободные граждане, заботятся о своих женах и детях.

— Да, очень может быть, — проговорил Юлий, размышляя. — Я, правда, никогда не думал о рабах с этой точки зрения. Впрочем, я никогда и не злюсь на них. Рабы иногда бывают так забавны. Несколько лет назад мой отец купил раба, который был ученым. Пираты похитили его и продали на рынке. Но мы дали ему свободу, когда выяснилось, кто он такой. Потому что образованный человек не может пребывать в рабстве.

— Твоя семья поступила правильно. — сказала Корнелия. — Мы тоже иногда с отцом ходим на рынок, покупаем рабов и даем им свободу…

— Цинна освобождает рабов? — Юлий был потрясен.

— Ну да, а что здесь удивительного? Люди охотнее разносят дурную славу, чем добрую. Для всех мой отец — взяточник, лицемер и хитрец, — Корнелия тяжело вздохнула.

— Нет, теперь я думаю, что Цинна не так уж плох, если сумел воспитать такую замечательную дочь.

Цинна в этот раз не остался ночевать у Аврелии. Сразу же после ужина он взял Корнелию, и они покинули дом. Аврелия пыталась задержать консула.

— Куда ты, друг мой? — говорила она. — Уже совсем темно, на улицах в такой час опасно.

— Со мной охрана, — сказал Цинна, — к тому же я сам отличный воин и, в случае чего, сумею защитить и дочь, и себя.

— Пусть все боги хранят тебя и это дитя, — проговорила Аврелия.

— Пусть и тебя услышат боги, — загадочно проговорил консул.

Цинна и Корнелия уехали, и Аврелия позвала Юлия в свою комнату. Она подвинула резное кресло и усадила в него сына, сама села рядом. За окном стало совсем темно, в комнате же горел лишь один светильник, отбрасывая мягкий свет. Женщина взяла юношу за руку.

— Скажи, сынок, ты все еще хочешь стать жрецом Юпитера? — спросила она.

— Да! — воскликнул юноша, сердце его нетерпеливо забилось.

— Но, прежде чем стать жрецом, тебе придется пройти довольно длительное испытание, послушничество. — продолжала Аврелия. — А оно включает в себя даже выполнение черной, рабской работы. Неужели ты, такой благородный патриций, готов печь хлеб или чистить котлы на кухне?

— Во имя Юпитера я готов делать все. Я уже говорил, что для бога богов нет ни раба, ни хозяина, и служение ему угодно мне в любом виде.

— А чтобы ты сказал, если бы тебя приняли в храм Юпитера без всяких испытаний, и не только приняли, но и назначили бы помощником верховного жреца?

— Это было бы замечательно, — пробормотал обескураженный юноша. — Я довольствовался бы и самым малым в служении Юпитеру, а тут вознестись почти к престолу повелителя богов. Это слишком прекрасно, мама. Я о таком счастье даже пока и помыслить не могу.

— Но это вполне возможно, — сказала Аврелия, — и сам консул готов тебе в этом помочь. У верховного жреца Юпитера некоторое время назад скончался секретарь, и он остался без помощника. Ты бы очень подошел на эту должность. Ты благороден, учен, красив, молод, искусно владеешь слогом, то есть, наделен всеми необходимыми качествами и талантами, чтобы занять это место. Стоит тебе только пожелать, и Цинна замолвит за тебя словечко.

Юноша внимательно посмотрел на мать.

— Не скрою, это очень соблазнительное предложение, — медленно проговорил Юлий, — но я не верю в бескорыстие Цинны. Чего он хочет взамен своей услуги?

— Не так уж и много, мой мальчик, — Аврелия смущенно опустила глаза. — По крайней мере, это малость перед той судьбой, которая откроется тебя, прими ты условия консула.

— Какие условия? — с трудом проговорил Юлий, сердце его сжалось от предчувствия плохого.

— Цинна уже немолод, он много воевал, изранен. В любой момент консул может умереть, и тогда его дочь, эта девочка Корнелия, останется без поддержки. Цинна хочет, чтобы ты женился на его дочери.

— Никогда! — закричал Юлий. Он вскочил с кресла и теперь стоял перед матерью. — Слышишь, мама, никогда, я не брошу Коссуцию! Если такова моя плата за эту должность, то она мне не нужна! Я лучше откажусь от Юпитера, от всех богов, от тебя, мама, но только не от моей несравненной Коссуции! Мы поженимся с ней немедленно, сегодня же, сейчас же! В конце концов, я — глава этого дома, и только я имею право решать, кому здесь жить, а кто не достоин даже переступать его порог!

— Ты прав, сынок, — невозмутимо проговорила Аврелия, — и я далека даже от мысли оспаривать твое право на главенство в доме. Но неужели ты действительно ничего не знаешь?

— Чего я не знаю? Что ты скрываешь от меня? — с угрозой спросил Юлий.

— Но я думала, тебя предупредили? — еще больше удивилась мать. — Ну и семейка. А, впрочем, чего ожидать от плебеев?

— Не смей оскорблять семью моей Коссуции! — закричал Юлий, его лицо стало белым, как мел.

— Коссуция больше не твоя, она стала жрицей Весты.

— То есть как? — запнулся Юлий. — Ничего не сказав мне? Даже не написав мне письма? Нет, этого не может быть! — вновь крикнул Юлий. — Ты обманываешь меня, чтобы пристроить дочь своего любовника!

— Вместо того, чтобы говорить мне дерзости, лучше выслушай меня. — спокойно проговорила Аврелия. — Несколько дней назад я ходила в храм Весты, чтобы попросить у богини благословения на твой брак с этой Коссуцией, и каково же было мое удивление, когда я увидела твою возлюбленную среди жриц. Она уже и волосы принесла в жертву богине.

— Почему ты мне ничего не рассказала об этом? Почему ты молчала? — в отчаянии воскликнул Юлий.

— Но я думала, что тебе все известно.

— Зачем она это сделала? Почему? — шептал Юлий.

— Не знаю, низкая семейка этой девицы даже не пожелала разговаривать со мной. Видимо, у них какой-то свой расчет. Они тебя предали, сынок. И чем скорее ты забудешь эту особу, тем будет лучше. Дочь ростовщика — не пара потомку богов.

— Не верю, не верю, — бормотал Юлий, — это все ложь! Нет, не может быть! Не может!

Юноша выбежал из комнаты и бросился в конюшню. Здесь, вскочив на первого попавшегося коня, он выехал из дома. Юлий летел, не разбирая дороги, конь перескакивал через ограды и заборы, опрокидывал оставленные телеги и ящики, запоздалые прохожие в испуге шарахались от безумного всадника.

Еще стояла тьма, когда юноша колотил в ворота дома, где жила семья его невесты. Раб-стражник вышел к раннему посетителю, он не хотел его пускать, но молодой человек, как дикий зверь, бросился на могучего охранника. Подбежали другие слуги. Юлий бился в их руках.

— Коссуция, ты где? — кричал он. — Коссуция! Коссуция!

На шум выбежали и сами хозяева. Запыленный, запыхавшийся, с лихорадочным румянцем на бескровном лице, стоял перед ростовщиками сын благородного Гая Юлия Цезаря, потомок Венеры, Энея, Анка Марция.

— Чего тебе еще нужно? — грубо спросила Юлия мать Коссуции. — Или консульская дочка оказалась плоха? Не столь свежа и румяна, как наша девочка? Конечно, дочь Цинны вся в батюшку, небось, отъявленная паскуда, — женщина засмеялась. — Так тебе и надо, красавчик!

— Где Коссуция? — отупело спросил Юлий. — Где моя невеста?

— Бесстыдник! — воскликнула мать Коссуции. — Иди к своей знатной жене и оставь нашу дочь в покое. Или хмель тебе совсем голову задурил?

— Я не пьяный, — сказал молодой человек, — но я ничего не понимаю из того, о чем ты говоришь. Какая жена? У меня нет жены!

— Не пытайся нас одурачить, развратник. Еще неделю назад твоя матушка прислала нам письмо, в котором сообщила, что ты женился на девушке, «более соответствующей тебе по происхождению и положению в обществе». Это слова Аврелии. Она написала нам, что твоя жена — дочь самого консула Цинны и предупредила, что для нашего же спокойствия, следует смириться и не искать больше встреч с тобой. Нам то что — не ты, так другой. С нашим богатством и красотой Коссуции, жениха найти — самое легкое дело. Не такой уж ты лакомый кусочек, сомнительный потомок богов, но наша девочка…

— Что с Коссуцией? — прохрипел Юлий.

— Теперь все в порядке, но после этого письма бедняжка пыталась покончить с собой. Только милость Весты сохранила жизнь нашей дочери. А когда Коссуция пришла в себя, то сказала, что уходит в храм. Мы решили, так будет лучше для всех. Хоть эти охотники за приданым оставят нашу девочку в покое.

— Я не охотник за приданым, я люблю Коссуцию! — воскликнул Юлий.

— Ты любишь богатых невест, паренек, — мягко проговорил отец Коссуции. — Возвращайся к своей жене, дочери Цинны, и будь ей верным мужем. Вы действительно созданы друг для друга. Коссуция слишком чиста и прекрасна для тебя. Видно, сама Веста уберегла нашу малютку от позорной участи.

— Я не женат! — кричал Юлий. — Вас обманули! Моя мать солгала вам! Она сегодня сообщила мне, что это Коссуция разорвала нашу помолвку и ушла в храм!

— Ты нам не веришь? — спросил отец Коссуции. — Я сейчас принесу тебе это письмо. Нет сомнения, что его написала сама Аврелия. Мы хорошо знаем ее почерк, она часто обращалась к нам за деньгами, — мужчина усмехнулся.

— Не надо письма, — сдавленно проговорил Юлий, — я вам верю.

— Как бы то ни было, возвращайся домой, мальчуган, — проговорил старый ростовщик. — Что сделано, то сделано. Коссуции назад пути нет, теперь у нее совсем иная жизнь. И не тревожь ее покой, который она только-только обрела в храме. Видно, такова воля богов для нее и для тебя.

— Воля богов? — воскликнул Юлий. — Ну уж нет! Есть только моя воля! — юноша вскочил на коня и вновь устремился во тьму.

Уже было совсем светло, когда он подъехал к храму Весты. Первое, что увидел Юлий — это высокое дерево, по стволу которого струился, словно солнечный водопад. Это развевались под легким утренним ветерком чудесные волосы Коссуции. Такова была традиция: каждая новая жрица остригала свои косы и приносила их в дар Весте, прикрепляя на священное дерево. Ворота были закрыты, но Юлий, встав на спину коня, перелез через ограду и оказался в запретном саду храма. Он подошел к дереву и припал губами к волосам возлюбленной.

— Что ты делаешь, нечестивец? — услышал он грозный окрик.

Юноша обернулся. Перед ним стояла высокая гордая женщина, верховная жрица храма.

— Это локоны моей невесты, прекрасной Коссуции, — сказал Юлий.

— Здесь нет ни невесты, ни Коссуции, — проговорила верховная жрица. — Эту деву ныне зовут Аманта Гортензия. Аманта — значит «возлюбленная». Твою Коссуцию возлюбила Веста и дала ей новое имя, Гортензия. Аманта Гортензия служит великой богине и тебе она больше не ровня. Уходи, ибо своим присутствием ты оскверняешь святость этих мест.

Юлий встал на колени.

— Сжалься надо мной, величайшая из жриц, — умоляюще сказал он. — Коссуция была моей невестой. Мы стали жертвами подлого обмана. Позволь мне поговорить с ней.

— Это бесполезно. Чтобы ни произошло между вами, ей уже нельзя вернуться к людям. Разве только в гробу, — недобро усмехнулась верховная жрица.

— Я не сделаю ничего плохого этой девушке, — продолжал умолять Юлий. — Я лишь скажу, что не виноват перед ней. Пусть она не таит зло или обиду на меня… Я не хочу, чтобы проклятие весталки пало на мой дом и родных.

— А, ты хочешь получить прощение у служительницы великой Весты? — проговорила довольная женщина. — Что ж, попробуй.

Она кликнула рабыню и приказала ей позвать жрицу Аманту Гортензию.

Когда Коссуция появилась на дорожке сада, то Юлий сначала даже не узнал девушку. В сиянии утреннего солнца, прямая, надменная, с копной коротких белокурых волос, она казалась подлинным воплощением самой богини.

— Этот человек хочет поговорить с тобой, — сказала верховная жрица. — Я оставляю вас наедине, но помни, что ты уже поклялась Весте. Твое сердце и тело отныне принадлежат только ей.

— Я не разочарую великую богиню, — четко проговорила Коссуция.

— Я это знаю, — кивнула верховная жрица, — ты обещаешь стать лучшей из служительниц Весты. И, может быть, однажды даже займешь мое место. Будь же благоразумной, девочка, — неожиданно мягко прибавила женщина.

— Я не предам ни великую богиню, ни тебя, госпожа, — вновь отчеканила Коссуция. — Я давно уже сделала свой выбор.

Верховная жрица, улыбаясь, удалилась.

— Коссуция, ты ли это? — воскликнул Юлий. Он взял девушку за руку, но юная жрица величественно отстранила молодого человека.

— Не прикасайся ко мне, несчастный, — сурово проговорила она. — Я священная дева Весты. Что тебе нужно от меня?

— Коссуция, я пришел тебе сказать, что мы стали жертвой чудовищного обмана. Я знаю, тебе сообщили, что я женился, но это ложь. Я по–прежнему свободен и принадлежу лишь тебе. Это моя мать, желая склонить меня к браку с дочкой своего любовника, устроила эту интригу с письмом. Она знала, что я, за все сокровища земли и неба, не откажусь от тебя. Мне же она сказала, что это ты бросила меня и ушла в храм. Я не поверил, поехал в твой дом, и только там узнал от твоих родителей о письме, которое написала моя мать. Аврелия всех обманула. Клянусь самим Юпитером, я ни в чем не виноват!

— Мне безразличны твои оправдания, — холодно проговорила Коссуция.

— Но почему? — закричал Юлий. — Как ты можешь так быстро отказаться от нашей любви? От нашей безграничной, как мир, любви!

Коссуция вздрогнула и побледнела.

— Я ничего не забыла, я похоронила в своем сердце любовь, — прошептала она.

— Все, что произошло с нами — жестокое недоразумение, — возбужденно продолжал Юлий, — но теперь все выяснилось. Наша любовь с нами. Я пришел за тобой. Я заберу тебя отсюда, и мы уедем далеко-далеко. У меня есть деньги, ты не будешь голодать. Мы поженимся уже сегодня и бросим этот проклятый город.

— Это невозможно, — покачала головой Коссуция.

— Но почему? — воскликнул Юлий. — Ты боишься богини? Думаешь, она разгневается на нас? Нет, Веста — хранительница домашнего очага, любовь и брак для нее священны. Она все поймет и будет на нашей стороне.

— Не в этом дело, — печально вздохнула весталка.

Юлий взял девушку за руку, но теперь она не оттолкнула юношу. Рука Коссуции была влажной и чуть дрожала.

— Ты опасаешься преследований со стороны моей матери, твоих жриц и консула? Не бойся, любимая, я сумею тебя защитить, я же сказал, что у меня есть деньги. К тому же, в моих жилах течет кровь богов, кто посмеет поднять рука на потомка самой Венеры?

— Я никого не боюсь, — проговорила Коссуция, — ни богов, ни людей. Но есть силы, превышающие могущество всего живущего на земле и в мире непознанном. Я говорю о силах Судьбы. Это не твоя мать и не Цинна разлучили нас, так пожелала Фортуна, и те, кто причинили нам зло, стали лишь орудием в ее руках. Нам осталось только смириться с выбором Судьбы.

— Смириться? — в ярости закричал Юлий. — Никогда!

— Борьба с Фортуной бесполезна, она все равно одержит верх, — с грустью сказала Коссуция. — Иди путем, который предначертан тебе и принимай ее милости и удары, как повеление разума, не доступного пониманию смертных.

— Я не оставлю тебя, моя Коссуция, и Фортуна — не указ мне! Пусть она хоть лично явится сюда и прикажет мне расстаться с тобой! Пойдем, любимая, — Юлий обнял Коссуцию и попытался увести ее, однако девушка вновь стала холодной жрицей.

— Уходи, — властно проговорила она, величественно отстраняя Юлия. — Я все сказала. Я люблю тебя, но нам не быть вместе. Прощай.

Коссуция гордо повернулась и неторопливым, царственным шагом, прямая и надменная, пошла по дорожке сада, ведущей к храму. Юноша не видел, что из глаз суровой служительницы богини текли слезы.

Шатаясь, Юлий вышел из святилища, он и сам не знал, каким образом добрался до дома. Все перед ним плыло, он даже не понимал, куда идет, голова страшно болела. Переступив порог фамильного особняка, Юлий потерял сознание.