Откуда берутся Мордаунты

                Теория –надцатая, исправленная и               

                дополненная, но не окончательная





Чтоб выяснить этот вопрос, обратимся для начала к показаниям самого Мордаунта. Плавая в Ла Манше, он сообщает, что ему 23 года. Немного ранее, на аудиенции у Мазарини, он тоже говорит, что ему 23 года. Показания подтверждаются словами другого свидетеля – графа де Ла Фер:
- Ему, должно быть, теперь двадцать три года, - прошептал Атос.  -  Я часто думаю об этом молодом человеке, д'Артаньян.

Произведя несложный расчет, узнаем год рождения:
1648-23=1625. 

Мордаунт 1625 года рождения. Поскольку ТМ начинается в апреле, значит, Джон родился в промежутке январь-март 1625.
Рошфор встречается с миледи в Менге. Почему не в Париже? Рошфор (со слов Тревиля) только что вернулся из Брюсселя и ему в Париж намного ближе, чем в Менг. Также Менг далеко от побережья, т.е. если миледи приехала из Англии, то ей тоже до Парижа ближе, чем до Менга, так почему Менг?
К этому вопросу вернемся чуть позже.
Дальше. Когда умер муж миледи?
Ее показания:

- Бекингэм был в  отъезде  около года. За неделю до  его возвращения лорд Винтер внезапно скончался, оставив меня  своей единственной наследницей.

По ходу отметим, что она называет себя единственной наследницей, хотя при наличии сына, именно он является наследником (независимо от возраста).
Наследование у дворян, хоть в Англии, хоть во Франции, осуществлялось по мужской линии. Если сына-наследника нет, то титулы и состояние получает не вдова, а ближайший родственник мужского пола. В данном случае именно это мы и видим – титул лорда получил брат покойного. Он же получил и основное состояние (6-7 млн.) в чем его позже упрекал Мордаунт. Миледи получила около миллиона – т.е. меньшую часть, видимо, как вдовью долю, потому что лорд умер внезапно и вряд ли в агонии успел оставить завещание в пользу вдовы.
Но вернемся к датам. Согласно показаниям миледи, ее муж умер за неделю до возвращения Бекингема из Испании, где он просил руки инфанты для будущего Карла I.
Можно ли верить словам миледи? Несомненно.
Ситуация, в которой она находится, требует от нее предельной правдивости. Ее единственная надежда – Фельтон, если он ее поймает на вранье, ей конец. А проверить ее слова он может очень просто – спросить у Винтера, тот же знает, когда умер его брат.
Миледи использует прием опытного лжеца – говорить только правду. Вернее, факты должны быть правдивы, а вот интерпретация этих фактов…

Какие факты сообщает она Фельтону?
1. Была в связи с Бекингемом
2. Была у него в особняке
3. Имеет клеймо
4. За лорда Винтера вышла замуж, когда Бекингем уехал в Испанию, причем после того, как спала с Бекингемом
5. Муж умер за неделю до возвращения Бекингема из Испании

Теперь попробуй Винтер ее уличить, у него ничего не получится. Он может обвинить ее, что она была любовницей Бека, что у нее клеймо и что? Фельтон скажет, да, я знаю.
Самый лучший способ соврать – сказать правду.

Таким образом, можно считать, что дата смерти второго мужа миледи установлена – 1623 год (когда Бек ездил за инфантой) и в любом случае с момента его смерти и до рождения Мордаунта прошло больше 9 месяцев. Однако недостаточно много, чтоб нельзя было в случае чего смошенничать.
Помимо этого есть косвенные доказательства.
Когда д'Артаньян встречает миледи в Менге, она не носит траура, да и позже она упоминает о том, что выходит в свет – бал у герцогини де Гиз, где миледи положила глаз на де Варда.
Если миледи честная женщина и Мордаунт сын лорда Винтера, тогда Винтер должен был умереть не раньше лета 1624, чтоб успеть зачать сына. Но тогда с момента его смерти не прошло и года – где траур? И почему общество не скандализировано таким поведением вдовы? Почему брат покойного не возмущается таким нарушением приличий? Значит, уже прошел приличный срок с момента смерти лорда, так что Мордаунт, зачатый в июне-июле 1624,  не может быть его сыном.
Но если миледи, будучи вдовой, заимела ребенка, то она должна была это скрывать. Ведь потом она появляется не только во французском свете, но и в английском – на балу у Бекингема – и никто на нее пальцем не показывает.
Если бы миледи сняла траур раньше времени, родила неизвестно от кого и афишировала все это, ее считали бы скандальной особой и в приличные дома не пускали. Однако, мы видим обратное. Внешне она имеет вполне респектабельный вид и достойную репутацию, раз появляется в свете.
Более того, Бекингем ничего не подозревает, он спокойно общается с ней, видя в ней всего лишь бывшую любовницу, которая снова хочет завязать с ним отношения:

- Я надевал их всего один раз,  это  было  неделю  тому назад, на королевском балу в Виндзоре. Графиня Винтер,  с  которой  я до  этого  был  в ссоре,  на  том  балу  явно  искала примирения. Это примирение было лишь местью ревнивой женщины.
 
Заметим – на королевском балу! Т.е. миледи была принята при английском дворе. Неужели на королевский бал пригласили бы скандальную вдову, родившую незаконного ребенка?
О, нет! Можно не сомневаться, что ее репутация в Англии была безупречна и даже сам Бек ничего не подозревал.
Он знал только следующее – миледи стала его любовницей, будучи свободной незамужней девицей. Когда он уехал в Испанию, она вышла замуж за лорда Винтера. Винтер умер примерно через год после этого. Она осталась вдовой. Когда срок траура истек – она снова стала появляться при дворе и на королевских балах и, как он думал, искала примирения с ним, проще говоря, хотела снова сделать его своим любовником.
Бек говорит, что она ревнива. Тут может быть ответ на вопрос, за что миледи на него взъелась и почему они расстались. Скорее всего, миледи обнаружила, что Бек ей не по зубам. Он спит с ней, но и с другими тоже и она никогда не сможет стать для него единственной дамой. Она для него всего лишь одна из многих. Разве такое можно простить? J
Итак, при английском дворе у миледи безупречная репутация. Следовательно, для сохранения ее, надо скрыть факт рождения ребенка. Как вариант – родить его во Франции и там же оставить.
На эту мысль ее могло навести сотрудничество с Ришелье. Единственная причина, по которой на нее могли обратить внимание агенты кардинала, это ее любовная связь с Беком и то, что она брошенная любовница, а значит, готова мстить и пакостить Беку. Все ее отношения с Ришелье крутятся только вокруг Бека, это нетрудно проверить по тексту ТМ. Никаких иных общих дел у них нет.
То, что миледи понимала опасность такого положения, видно из последних глав, где она пытается найти новый «плацдарм» для сотрудничества – сообщает через Рошфора о связи Арамиса и Шеврез. Почему она не сообщала раньше? Да потому, что это ее единственный козырь, кроме Бека. Ей надо обязательно что-то предложить кардиналу, иначе после ликвидации Бекингема он уже не будет нуждаться в ее услугах и может ликвидировать и ее тоже – как ненужного свидетеля. Поэтому она пытается доказать кардиналу свою полезность.
Итак, начав сотрудничество с Ришелье, она часто наведывается во Францию и поэтому у нее могла появиться мысль, что ребенка лучше родить там. Сразу все зайцы будут убиты – в Англии никто ничего не узнает, репутация не пострадает, в случае чего подделывать документы о рождении будет проще, кроме того можно врать, что это ребенок лорда, но воспитывался во Франции и любые показания будет труднее проверить, особенно, если вопрос будет разбираться в Англии.
И вот мы видим ее в Менге. Ребенку на тот момент около месяца, так что роды были недавно. Следовательно, рандеву в Менге было обусловлено тем, что именно в тех краях миледи рожала и там рос Мордаунт. Рошфор еще не знает, в состоянии ли миледи работать после родов, и потому вынужден ехать ей навстречу – в Менг.
Благодаря Тереховой у многих создалось впечатление, что миледи была эдакой амазонкой. Но это не так. Все ее описывают как бледную, хрупкую, худенькую женщину. Она ни разу не появляется верхом – только в карете. Во время сцены с д'Артаньяном ей часто отказывают силы, особенно после вспышки, когда она кидалась на гасконца с кинжалом. Во время побега с Фельтоном ее охватывает слабость. В монастыре в Бетюне – она валится с ног от усталости после путешествия. Т.е. дух ее силен, но тело – женское и слабое. Она не сверхчеловек и роды для нее должны были быть достаточно серьезным испытанием. При тогдашнем уровне медицины женщина комплекции миледи наверняка долго оправлялась от родов. Так что после родов месяц или около того в окрестностях Менга ей пришлось провести.
В биографии Мордаунта есть факты в пользу этой теории.
Он прекрасно знает французский, говорит без акцента. По его словам, его воспитывал бедный протестантский пастор. Протестанты, как правило, не могли похвастаться образованием. В некотором смысле, это религия народных масс, в противовес дворянам-католикам. Так что никак не пастор дал Мордаунту совершенное знание иностранного языка. А вот если Мордаунт родился и детство провел во Франции, то ему и учить ничего не пришлось – французский его родной.
Так же, по его собственному признанию, его кормилица была француженка.
Мордаунт говорит, что мать трижды навещала его, и он эти визиты помнит. Ее казнили, когда Мордаунту было 3,5 года. Врачи утверждают (а каждый может сам проверить это на себе), что более-менее человек помнит себя лет с 3, но и то, очень смутно, отрывочно и несвязно. Во всяком случае, можно с уверенностью утверждать, что годовалый младенец не может с абсолютной точностью помнить визиты кого бы то ни было. Так что если Мордаунт помнит мать, то навещала она его в 1628 году, более ранние визиты если и были, он их просто не может помнить. По тексту ТМ примерно с начала года до августа 1628 неизвестно где именно была миледи и что делала, так что она вполне могла и навещать сына. Но три раза успеть смотаться в Англию – сомнительно.
Во-первых, за это время миледи успела подготовить несколько покушений на д'Артаньяна и занималась этим во Франции.
Во-вторых, вряд ли кардиналу понравилось бы, если бы она тратила столько времени на личные дела, а поездка в Англию тогда занимала уж никак не три-четыре часа на самолете.
В-третьих, Франция уже воюет с Англией и потому выезд туда затруднен, так что проделывать это без ведома кардинала не получится.
В-четвертых, миледи нужна кардиналу во Франции, чтоб была под рукой, точнее, под Ла Рошелью, где мы ее видим в «Красной голубятне». Лишний раз «светиться» в Англии возле Бека – это привлекать ненужное внимание и сорвать возможную операцию по его устранению.
Итак, суммируя вышесказанное, весьма вероятно, что Мордаунт был незаконнорожденным, родился во Франции и первые годы жизни провел именно там.
Маленькое дополнение:

     - Итак, вы все-таки вернулись в Англию, - начал лорд  Винтер, - вопреки Вашему  решению, которое вы так часто высказывали  мне в Париже, что никогда больше нога ваша не ступит на землю Великобритании?

Это, конечно, не бесспорное доказательство, но, тем не менее, зачем так категорично высказываться, если знаешь, что у тебя в Англии сын?


Теперь послушаем, что сам Мордаунт рассказывает о своей жизни:

   - Но у вас есть родственники?
   - Да, есть один, монсеньер.
   - Он, конечно, помогает вам?
 - Я три раза являлся к нему, умоляя о помощи, и три раза он  приказывал лакеям   прогнать меня.
 - О, боже мой, дорогой господин Мордаунт! - воскликнул Мазарини … - Значит,   вы ничего не знаете о своем рождении?
   - Я узнал о нем очень недавно.
   - А до тех пор?
   - Я считал себя подкидышем.
   ……

   - Кто же вас воспитывал? - спросил Мазарини.
   - Кормилица-француженка…
   - Что же было с вами потом?
- Я плакал и просил милостыню на улицах, и один протестантский пастор из Кингстона взял меня к себе, воспитал на протестантский  лад,  передал мне все свои знания и помог мне искать родных.
   - И ваши поиски...
   - Были тщетны. Все открылось благодаря случаю.

Налицо несколько несоответствий. Если он все узнал очень недавно, следовательно, и к Винтеру ходил недавно – тогда какие претензии к лорду по поводу бедного детства? Если он считал себя подкидышем, то как он мог воображать себя наследником лорда?

А главное – как можно считать себя подкидышем, если у тебя есть мать  и ты помнишь ее визиты?!! Он не знал, что женщина, которая его навещает, его мать? Тогда почему все претензии к Винтеру, а не к лгунье-матери?

Т.е. сообщая Мазарини, что считал себя подкидышем, Мордаунт, по сути, дает показания против своей матери.
Он считает себя подкидышем потому, что не знает, что женщина, его навещающая, его мать. Именно поэтому кормилица не сообщает ему имя матери, т.к. сама его не знает (хотя, наверняка, догадывается, что эта женщина и есть мать ребенка). И все, что кормилица может сообщить «подкидышу» – это имя Винтера, про которого миледи постоянно упоминала (надо полагать, недобрыми словами, упрекая за богатство, которое миледи считала своим, что и вызвало у Мордаунта желание найти Винтера и забрать деньги). Не исключено, что поначалу (не зная о матери) Мордаунт действительно считал, что его единственный родственник – это Винтер и потому именно Винтер «обязан» позаботиться о Мордаунте.

В следующей главе Мордаунт уточняет, когда именно ходил к Винтеру – год назад. Т.е. в 1647 году, когда ему уже было 22 года.
Слушая его рассказ, у слушателя/читателя возникает образ пятилетнего мальчика, который просит милостыню, потому что злой родственник трижды прогнал его. Настоящий «Кошкин дом» – «тетя, тетя кошка, выгляни в окошко….»
А оказывается, что ходил с просьбами не ребенок, а 22-летний молодой человек! Мордаунт не хуже матушки умеет манипулировать собеседниками.

Еще один странный момент:

   - Кто же вас воспитывал? - спросил Мазарини.
   - Кормилица-француженка; когда мне исполнилось пять лет, она прогнала меня, так как ей перестали платить за меня. Она назвала  мне  имя  моего родственника, о котором ей часто говорила моя мать.

А почему мать не назвала свое имя, а только имя родственника? Куда делись записи из приходской книги о рождении и крещении? Ведь миледи – католичка. Записи были обязательно и ребенок был наверняка крещен, миледи же дама 17 века, а не воинствующая атеистка.
Блуасский ордонанс Генриха III требовал от священников ОБЯЗАТЕЛЬНОГО ведения приходских книг и записей о рождении, крещении и смерти. Иначе священнику грозило нешуточное наказание.  Куда все делось?
Но если ребенок был незаконнорожденный, то понятно, почему миледи не афишировала своего имени, степени родства с Винтером и что именно могло быть в метрике – «ребенок неизвестных родителей». Тогда проясняется вопрос с подкидышем – если  миледи скрывает, что ребенок ее, навещает его просто как сочувствующая дама (а не мать), понятно, почему он считает себя подкидышем.
А если Мордаунт, как он утверждает, сын лорда, то тем более – рожденный в Англии, в законном браке у такого видного лица как лорд Винтер, он не мог не иметь документов о рождении, равно как и свидетелей. Брат лорда Винтера просто не смог бы скрыть от света рождение у главы рода наследника. К тому же сама миледи тоже не стала бы замалчивать этот факт. Напомню, она принята при английском дворе, она ведет светскую жизнь, лично знакома с Бекингемом. Причем герцог до поры до времени настолько лоялен к ней, что пляшет с миледи на балу в такой близости, что миледи умудряется похитить подвески с его плеча. Мог ли лорд Винтер (муж) заставить ее замолчать рождение наследника и скрыть сам факт рождения? Нет. Да ему это и не нужно. Мог ли брат лорда Винтера – при живых-то отце и матери ребенка! – заставить родителей скрыть рождение Мордаунта от света? Ответ – нет, конечно.
Значит, должно было быть все, что положено – крещение, поздравления, свидетели и гости.

Так почему у Мордаунта нет документов, свидетельств и свидетелей? Никто не помнит его и не знает о его существовании?
Увы, единственно возможный ответ – он незаконнорожденный, поэтому его рождение до поры до времени скрывалось.

Миледи могла (как намекали мушкетеры) планировать отравить деверя и потом использовать махинации с бумагами, чтоб выдать мальчика за сына лорда, который рос во Франции. Она могла рассчитывать на помощь Бекингема (ведь тогда она еще не собиралась его убивать) или еще кого-то знатного, кого окрутила бы.
Теперь возникает вопрос, где жил и что делал Мордаунт с 5 до 22-х лет.
Его подобрал пастор, но когда это случилось, мы не знаем.
Сравните две фразы:

- Кто же вас воспитывал? - спросил Мазарини.
- Кормилица-француженка; когда мне исполнилось пять лет, она прогнала меня… Я плакал и просил милостыню на улицах, и один протестантский пастор из Кингстона взял меня к себе.

- Кто же вас воспитывал? - спросил Мазарини.
- Кормилица-француженка; когда мне исполнилось пять лет, она прогнала меня… Я плакал и просил милостыню на улицах несколько лет, и один протестантский пастор из Кингстона взял меня к себе.

 Если недоговорить всего пару слов, смысл фразы может стать совсем иным, при этом удается избежать откровенной лжи.
Мы не знаем, подобрал ли его пастор сразу или прошло некоторое время. Мордаунт разумно не освещает этот факт, предоставляя собеседнику проникнуться жалостью к ребенку, просящему милостыню.

Но все же, по косвенным свидетельствам можно попробовать кое-что уточнить.
Для начала проанализируем знания, умения и навыки, которыми владеет Мордаунт.
1. Отлично владеет французским
2. Опытный моряк, причем явно с опытом управления кораблем и командой
3. Прекрасный фехтовальщик
4. Отличный наездник
5. По-видимому, неплохо образован, раз Кромвель не стесняется посылать его как официального посла к Мазарини.

Что сам Мордаунт говорит по этому поводу?

…один протестантский пастор из Кингстона взял меня к себе, воспитал на протестантский  лад,  передал мне все свои знания и помог мне искать родных.

Каким из вышеперечисленных знаний и навыков мог научить его пастор? Боюсь, никаким. Во всяком случае, не фехтованию, не верховой езде, не французскому и не мореплаванию. Все это требует не просто теоретических знаний – а знаний практических, подкрепленных многолетней практикой. Фехтование и верховая езда требуют опытных учителей, а те – требуют денег. Не говоря о том, что снаряжение тоже требует денег – фехтовальный зал, шпаги и рапиры, услуги лекаря в первое время, манеж для лошадей, сами лошади (водовозные клячи не подойдут), экипировка и сбруя.
Но, по словам Мордаунта, пастор беден. Закономерный вопрос – кто платил? Значит, господин Мордаунт лукавит, он не был совсем уж нищим.
Тут возможны следующие варианты – Винтер все же давал ему немного денег, но Мордаунта это не устраивало, он хотел все. Или же у него были другие покровители, считавшие нужным его содержать и воспитывать как дворянина. Причем делалось это загодя, потому что шпагой махать за пару месяцев не научишься, а Мордаунт делал это очень хорошо, почти на равных противостоял д'Артаньяну.
Остается вопрос и с навыками моряка.

Теперь гипотеза, которая, как мне кажется, объясняет все эти странности.
Когда у кормилицы закончились деньги, она выгнала мальчика на улицу. Если бы ребенок был законный и кормилица знала кто он и что, то она сначала попыталась бы достучаться до родных мальчика. Ведь ребенок это ее хлеб. Лучше подержать его, авось потом богатые и знатные родители компенсируют. Но она его выгоняет. Объяснение простое – он незаконный, она даже не знает имени матери Мордаунта, а только имя какого-то родственника. Так что кормилица, скорее всего, даже не знает куда обращаться и кого искать.
Для Мордаунта имя родственника единственный шанс на выживание. Но родственник – англичанин. Значит, надо ехать в Англию. Лет в 10-11 он вполне уже мог наняться на любое судно, лишь бы попасть в Англию. Плавать он мог несколько лет – отсюда и отличные навыки моряка, которые потом были усовершенствованы.
В Англии есть несколько Кингстонов, один находится на побережье. Если это «наш» Кингстон, то пастор столкнулся с мальчишкой в порту или около этого. Почему он обратил внимание на мальчика? Пожалел? Сомнительно. Протестанты люди суровые, разжалобить можно скорее католического попа.
Вспомним, чего искал Мордаунт в Англии? Родню. И именно имя Винтера, скорее всего, привлекло внимание пастора. Это во Франции Винтера никто не знает, а в Англии имя очень известное. О чем свидетельствует сам Мордаунт:

   - Если бы я носил свой титул, я был бы лордом; если бы я  носил  свое имя, вы услышали бы одно из самых славных имен Англии.

Винтеры – личные друзья покойного Бекингема, они занимали высокие посты, Винтер-младший  друг короля Карла, они богачи, да к тому же еще и католики – такой объект для ненависти протестантов и противников короля!
Ситуация с Мордаунтом напоминает ситуацию из «Ожерелья королевы», когда некая дама Ла Мотт привлекла к себе внимание потому, что утверждала, будто она – Валуа. Сама по себе она никого не интересовала, но вот имя…
Представим себе пастора, который видит юнгу-оборванца, утверждающего, что он родственник самого Винтера. Это вызовет интерес? Безусловно.
Думаю, что именно имя Винтера послужило главной причиной, по которой на Мордаунта обратили внимание.

Но Мордаунт ничем не может доказать это родство и, скорее всего, даже не знает, кем приходится его мать Винтеру. Пока, в его представлении, она просто родственница.

…один протестантский пастор из Кингстона взял меня к себе, воспитал на протестантский  лад,  передал мне все свои знания и помог мне искать родных.
   - И ваши поиски...
   - Были тщетны. Все открылось благодаря случаю.

Пастор помог искать родных… Того самого Винтера связанного с ненавидимым протестантами королем. С какими намерениями пастор это делал? Из человеколюбия или видя перспективу?

Но поиски были тщетны.

Были тщетны, потому что Мордаунт ничего не знает. Вообще ничего. Знай он, что миледи невестка Винтера, так что тут искать? Просто идешь и требуешь ответа. Но он ходил к Винтеру трижды! И каждый раз предъявлял новые претензии. Судя по этому, его расследование шло постепенно, информация добывалась частями, и понадобилось немало времени, пока он выяснил, что Винтер – его потенциальный дядя.
Что же это за случай, который открыл ему глаза после 20 лет пустых усилий?
Тут широкое поле для предположений. Это был какой-то факт, благодаря которому он, наконец, узнал, кто его мать. Точнее, ее родственные отношения с Винтерами.
Что это могло быть? Например, ее портрет.
От матери у него ничего не осталось, только воспоминание:

- Последний ее приход я помню так же хорошо, как  если  бы  это было вчера.

Т.е. воспоминание о лице миледи – это все, что у него есть бесспорного.

Винтер после казни наверняка уничтожил все, что было связано с миледи, включая ее портреты, так что это не у Винтера он что-то увидел или узнал.
Теперь представим, что случай предоставил Мордаунту возможность увидеть портрет матери. Он спрашивает: «Кто это?» – «Жена, а потом вдова лорда Винтера. Он умер бездетным, а его брат все унаследовал. Вот уж повезло! Такая куча денег, да еще титул лорда впридачу».

Бах! Все сошлось. Мордаунт потерял покой. Двадцать лет он тщетно пытался найти связь между собой и Винтером. Перебирал сотни вариантов, но не находил концов. Теперь он получил зацепку и пошел по следу:

   - Монсеньер, хорошей ищейке достаточно показать малейший след,  чтобы она распутала его до конца.


И он идет по следу. За год он трижды наведывается к Винтеру и донимает его требованиями. Винтер прогоняет его. Но Мордаунта уже не остановить.
Он узнает, что в свое время Винтер, чтоб окончательно закрыть тему, обращался к королю. Брак миледи признали незаконным, а ее возможных отпрысков – бастардами, без права наследования.

Фокус в том, что неважно, чей сын Мордаунт. Пусть даже и лорда Винтера. Это неважно. Потому что второй брак миледи – незаконный, ее первый муж жив еще. Так что любые дети, рожденные от Винтера или не от Винтера – бастарды. Винтеры – католики, так что на вопросы брака у них одинаковые взгляды с графом де Ла Фер. Муж жив – значит, брак существует и повторное венчание незаконно.

А главное:

-  Вы предпочитаете быть повешенной под вашим настоящим именем, миледи?
Ведь вам  известно,  что английские  законы безжалостно  карают преступления
против брака.

Т.е. английские законы смотрели на двоемужество еще суровее, чем церковь. Та, по крайней мере, не вешала.
(Французские, кстати, тоже. Об этом упоминает д’Артаньян, когда отказывается жениться на Мадлен, не желая быть повешенным, если окажется, что муж Мадлен все еще жив).
Но Мордаунту все равно. Он считает себя ограбленным.

Во все времена фанатики служили орудием для умных людей. Мордаунт явный фанатик. Он фанатично ненавидит Винтера и короля Карла и его ненависть умело подогревают.

Еще когда пастор подобрал его, то наверняка рассказывал о «родственнике» Винтера в своем кругу. Парнем заинтересовались и стали «вкладывать» в него деньги. Его растят как дворянина.
Кто и зачем?
Возможный вариант: кто-то из окружения Кромвеля, а позже и сам Кромвель.
Карл I не Луи XIV, он не абсолютный монарх и вовсе не всесилен. Доказательство этому - процесс Страффорда, когда король не смог защитить друга, и тому отрубили голову.
В Мордаунте могли увидеть возможный источник провокации против престижа существующей власти. Сколько правителей было вынуждено уйти после разного рода скандалов! Сколько революций началось с, казалось бы, не самого значительного повода!
Если взять Мордаунта, отмыть, воспитать, чтоб было не стыдно на людях показываться, потом спровоцировать хороший процесс, который утопит в грязи лорда Винтера и косвенно короля Карла, чья репутация и так висит на волоске… Заманчивая перспектива!
Таким шансом не стоит разбрасываться, и Мордаунта держат при себе, поблизости, в ожидании подходящего момента. Пока время идет, оказывается, что парень не лишен и личных достоинств. Так что если даже он не пригодится как мститель, он вполне толковый помощник. Кромвель приближает его к себе, делает почти правой рукой. В Мордаунта «вкладывают» деньги с дальним прицелом.
Таким образом, мы получаем объяснение его навыкам и опыту от фехтования до мореплавания.

Теперь мы подошли к интереснейшему вопросу – за что Мордаунт ненавидит графа де Ла Фер?
С Карлом и Винтером все понятно – они, по мнению Мордаунта, воры, грабители маленьких обиженных детей. Причем его претензии к королю смешны – Карл-то тут при чем? Он что ли наследство получил? Карл не виноват, что миледи двоемужница. Но Мордаунту чужда логика, когда речь о его матери. К тому же он очень корыстен, у него на языке постоянно требования титулов и состояния.
Красноречивый штрих – миледи получила в наследство около миллиона, а Мордаунт уверяет, что ему должны 6 миллионов. Т.е. он, не моргнув глазом, плюсует личное имущество Винтера.

Итак, Атос. Чем он провинился перед Мордаунтом?
Читатели, знакомившиеся с книгой впопыхах, дают следующий ответ – причина ненависти в том, что граф повесил миледи.
Можно ли согласиться с этим? Нет.
О повешении знали три человека – граф, графиня и д'Артаньян.
Если и были случайные свидетели, то в интересах миледи было их убрать тут же, как только они оказали ей помощь. (На Сфере есть неплохой фик на эту тему – «Дубовый лес»).
Ни граф, ни гасконец Мордаунту ничего не рассказывали.
Теоретически могла рассказать миледи, но, как уже отмечалось, они виделись последний раз самое позднее, когда мальчику было чуть больше 3 лет и если бы она захотела пожаловаться на своих обидчиков, то первым в списке стоял бы д'Артаньян. В ту пору именно его она ненавидела больше всех, подсылала к нему убийц и выпросила его голову у кардинала. С бывшим мужем она не желала иметь дела, как и он с ней.
Она могла оставить сыну записку или письмо. Но тогда кто мешал ей в таком письме рассказать ему не только о повешении, а  обо всем, чтоб ребенок потом 20 лет не мучился, пытаясь хоть что-то узнать о своем происхождении и родословной?
Значит, никаких письменных завещаний миледи сыну не оставляла, так что о повешении Мордаунт никогда так и не узнал.
Косвенное подтверждение этому мы видим в его поведении.
Он кровожаден. Палача он убивает без малейшего сожаления. Так же, как Винтера и Карла. Так что сделал бы ТАКОЙ человек с тем, кто, женившись на его матери, (тогда молодой девушке) потом недрогнувшей рукой подвешивает ее на дереве?
Думаю, он в прямом смысле перегрыз бы Атосу горло.
Причем его не остановил бы тот факт, что он в тот момент официальный посол – убил же он палача!
А он всего лишь ненавидит графа чуть больше остальных мушкетеров и явно меньше, чем Винтера и Карла.
Так что повешение, как причина ненависти, не выдерживает критики.
Тогда за что? Что Атос сделал, кроме того, что участвовал в казни вместе со всеми?

Свидетельствовал в пользу Винтера в деле о признании второго брака миледи незаконным!!!

Это совершенно логично – кому, как не первому мужу, это делать?
Еще в ТМ Винтер несколько раз угрожал миледи, что в случае надобности обратится к первому мужу.

Ситуация с точки зрения Мордаунта: Винтер, чтоб убить невестку, нанимает четырех бретеров (это мушкетеры). После ее смерти, чтоб окончательно прибрать все к рукам, затевает процесс, на котором один из бывших сообщников дает лживые показания (за деньги, ессно), которые решают дело. Это некий нищий мушкетер Атос, выдававший себя за графа де Ла Фер, но недостойный носить такое имя.
Когда Атос не дает Арамису застрелить Мордаунта, когда он отказывается от дуэли, для Мордаунта это доказательство того, что подлого лжесвидетеля замучила совесть.

Молодой человек разразился хохотом.
   - А, так это вы! - крикнул он. - Это вы, теперь-то я вас знаю!


Стал бы он хохотать, если бы знал о повешении? Мне в этой реакции видится именно презрение – так это ты, трусливый лжесвидетель?

Так что в иерархии ненависти Мордаунта граф идет под третьим номером:
1. Винтер – с него все началось, он все украл
2. Карл – бесстыжий покровитель вора
3. Презренный лжесвидетель, обеспечивший вору нужные показания
4. Остальная шайка, помогавшая убивать миледи

Заметьте, те, кто его «обокрал», в иерархии выше тех, кто убивал. Все же денег жаль больше, чем убитую мать.

   - Вы слышали, сударь, граф де Ла Фер  не  желает  оказать  вам  чести драться с вами. Выберите кого-нибудь из нас вместо него.
   - Раз я не могу драться с ним, - ответил Мордаунт, - мне безразлично, с кем драться. Напишите ваши имена на билетиках, бросьте их в шляпу, а я вытяну наудачу.

Тех, кто убивал его мать, он ставит ниже того, кто помогал «красть».

Кроме прочего, лишнее доказательство того, что Мордаунт понятия не имел о личных делах матери. Для миледи д'Артаньян, Арамис и Портос отнюдь не равнозначные объекты ненависти, а вот Мордаунт не видит между ними разницы – «мне безразлично, с кем драться».

Небольшое отступление по вопросу о том, почему Атос не захотел драться с Мордаунтом.
Главная причина, конечно, морального толка. Но есть еще одно мое субъективное соображение.
Если оставить в стороне романтику и эмоции, то мушкетеры это профессиональные убийцы. Любой солдат потенциальный убийца, такова суть этой профессии. Но дворяне-военные – убийцы вдвойне. С их дуэльным кодексом и методами воспитания. Это главное умение, которым они владеют и это главное, чему их учат. Убить самому и не дать убить себя.
Атос в этом деле суперпрофессионал. Он не просто отлично обучен, он еще и талантлив. Но собственные таланты в этом деле не особо его радуют. Чем старше и мудрее он становится, тем меньше желания у него использовать эти таланты.

Что он умеет, мы видим в дуэли с англичанами:

Атос первый убил своего  противника; он нанес ему лишь  один удар,  но, как он  и  предупреждал,  этот  удар  оказался  смертельным: шпага  пронзила сердце.


Эти же таланты он блестяще демонстрирует на Сен-Жерве. Он знает, как при минимуме усилий убить максимум народу. Он дает ла-рошельцам шанс спастись, но когда они не воспользовались – никакой жалости. Все делается быстро, четко, максимально эффективно.
Он напоминает мне человека огромной физической силы, который в быту старается быть осторожным, чтоб ненароком никого не зашибить. Не со зла, а именно в силу своих физических особенностей. Так и граф, он не стремится убивать, но если его вынуждают, делает это блестяще. А качество его талантов уже перешло на такой уровень, что, даже имея намного меньше практики, он спокойно противостоит на Вандомской дороге д'Артаньяну, который действующий военный! Т.е. практики у лейтенанта  полно. Причем Атос противостоит с превосходством.
Поэтому его отказ драться с Мордаунтом имеет причиной и это тоже – Атос знает, что убьет Мордаунта, иного исхода этого поединка быть не может. А он не хочет убивать.

   - Довольно того, что мы убили мать, - глухо произнес Атос.
   - Его мать была негодяйка, причинившая зло всем нам и нашим близким.
   - Да, но сын ничего нам не сделал.

Он верен своим принципам – до последнего откладывать схватку, давая шанс противнику, потому что уверен, исход этой схватки будет один – его противник умрет. Атос слишком хорошо знает свои таланты убийцы. Миледи очень повезло, что она не мужчина, и что повешение не входило в число умений, которым обучали дворян-военных.
Но когда Мордаунт не оставил ему выбора, граф блеснул умением. Профессионалы дали высочайшую оценку его действиям:

   - Браво, Атос! - проговорил д'Артаньян с чувством,  которое  редко  у него вырывалось наружу.
   - Великолепный удар! - воскликнул Портос.


  - О, на этот счет я спокоен, - отвечал Портос. -  Удар  пришелся  под пятое ребро, и кинжал вонзился по рукоятку. Я вас не упрекаю, Атос; наоборот - уж если ударить кинжалом, так только так.

Опять – только один удар, но больше и не понадобилось.


В заключение еще несколько слов про отношения Мордаунта и Кромвеля.
Генерал описан  как умный, дальновидный политик и крайне осторожный человек. Он постоянно меняет места ночевки, опасаясь за свою жизнь. Такой человек не будет держать рядом кого-то, кого он не знает. Так что про Мордаунта он знает все, может, даже больше, чем сам Мордаунт.

     - Ваша история ужасна, господин Мордаунт,  -  сказал  Мазарини,  -  и очень меня тронула. К счастью для вас, вы служите очень  могущественному человеку. Он должен помочь вам в ваших поисках. Ведь нам, власть имущим, нетрудно получить любые сведения.

Мазарини совершенно прав, Кромвель наверняка имеет ВСЕ сведения про Мордаунта, а то, что он предпочитает прикидываться несведущим, делает честь его хитрости.
Мазарини отметил еще одну особенность Мордаунта:

   - Плохо поручать дело человеку, который занят только своими делами, - пробормотал кардинал, чуть заметно пожав плечами.

Мазарини сам политик и прекрасный, так что он знает, о чем говорит. Неужели Кромвель глупее кардинала? Нет, конечно, и если он закрывает на это глаза, значит, есть причины. А именно – личные дела Мордаунта до поры до времени совпадают с интересами Кромвеля. Еще одно доказательство, что именно Кромвель принимал участие в судьбе Мордаунта, хотя, наверняка, делал это через третьих лиц. Таким образом, Кромвель, посылая Мордаунта во Францию и вообще прибегая к его услугам, допускает, что Мордаунт будет по ходу решать свои личные дела, нередко ставя их выше интересов своего покровителя. Но Кромвеля это устраивает. Пока устраивает.
После казни Карла, когда интересы Мордаунта и Кромвеля в очередной раз пересеклись, ситуация меняется, хотя Мордаунт этого еще не понял. Мордаунт чуть было не поломал игру генералу и это уже не первый «звоночек». Кромвель делает свой ход – на первый взгляд он вознаграждает Мордаунта, отдавая ему минированную фелуку для его личных дел. Именно так воспринимает этот дар Мордаунт.

Но поглядим на ситуацию со стороны. Кромвель знает, что противников Мордаунта четверо, а он один. На что способны эти четверо, Кромвель тоже знает. Шансы Мордаунта убить, едва ли больше шансов быть убитым четверкой, даже при наличии помощи в виде Грослоу и моряков. Мушкетеры не мальчики, это серьезный противник. И, тем не менее, Кромвель спокойно посылает свое доверенное лицо в столь опасную экспедицию. Не потому ли, что лицо уже вышло из доверия и генерал не прочь избавиться от опасного союзника? Не исключено, что тот же Грослоу имел отдельное распоряжение от Кромвеля убить Мордаунта. Сделать это было просто – после того, как был зажжен фитиль, достаточно было оглушить ничего не подозревающего Мордаунта и он бы взлетел на воздух вместе со своими врагами и секретами Кромвеля относительно короля Карла.
Мне кажется, что отношение Кромвеля к Мордаунту было сродни тому, что было у Ришелье к миледи в последние месяцы их сотрудничества, когда кровожадность и алчность миледи стали выходить из-под контроля. Ришелье не особо горевал о ее смерти. Кажется, Кромвель тоже не слишком возмущался, и не слал петиций Мазарини с требованием наказать убийц его доверенного лица.


В целом, мне представляется, что Мордаунт был человеком с серьезными психическими проблемами, которые усугубились под влиянием тяжелых жизненных обстоятельств и чью прогрессирующую болезнь, вкупе с личными проблемами, ловко использовали «большие дяди» делающие политику.