Ноль Овна. Астрологический роман. Гл. 39

Розен был босиком. Он занял весь кухонный диванчик, возлежа на нём, как античный бездельник за трапезой – не хватало только грозди винограда в руке для завершения образа. Георгий сидел напротив, вежливо цедил чай и невольно косил глазами на голую розеновскую ступню – она была невероятно скульптурна. И пальцы, и подъём, и обхваченная грубой джинсовой тканью щиколотка, и особенно проступающие под кожей вены и косточки на лодыжках. Зачем на это смотреть и об этом думать, Георгий не знал, но больше пока делать было совершенно нечего. Вялый, взъерошенный Розен в мятой рубашке смотрел потухшим взглядом куда-то то ли в себя, то ли в другую реальность, и говорить, похоже, не собирался. Или собирался, но всё никак не мог собраться. И Георгий почти уже допил чай, когда Герман Львович тяжко вздохнул и сменил позу.

– Ты записывать хочешь? – удивился он, увидев на столе перед Георгием тетрадь и ручку. – Глупости, стажёр! То, что я собираюсь тебе сказать, нужно понять и запомнить. И тогда ты будешь носить это в себе, а не в тетрадке. А записывать бесполезно. Убери, – поморщился он. – Хотя, нет. Дай-ка сюда! – он требовательно протянул свою длиннопалую руку.

Спустив ноги с диванчика и усевшись, наконец, за столом по-человечески, он заправил за ухо отросшие за последнее время волосы и уверенно, не отрывая ручку от бумаги, нарисовал во весь тетрадный лист ровную окружность. Разделив её крест-накрест на четыре части, он поставил внутри каждой четверти ещё по два деления. В итоге вышло колесо с шестью осями или разделённый на двенадцать частей круг.

– Смотри сюда, стажёр, – немного оживился Розен. – Вся наша активность здесь описывается этими шестью осями и двенадцатью секторами. Каждая ось соединяет противоположные категории: я сам – мы вместе, сохранять – трансформировать, детали – целое, хочу – надо, личность – коллектив, деятельность – созерцание. Я немного неаккуратно их обозначил, но по сути верно. Человек начинает осваивать какую-нибудь из этих осей, проживая каждую категорию в отдельности. Самое эффективное проживание – методом челнока: туда – обратно. Человек перемещает свою активность из одной крайности в другую до тех пор, пока не сумеет ухватить ось за серединку. Спицу можно вставить в колесо только целиком. Поэтому работа продолжается до тех пор, пока человек не синтезирует внутри себя некое новое качество, соединяющее две противоположности. Мы узелком помечаем, куда нам двигаться в каждой конкретной жизни. Узелки ложатся в сектора: я – ты, моё – чужое, близкое – далёкое, частное – общественное, вовлечённость – отстранённость, повседневность – вечность. В зависимости от индивидуальной настройки «частное – общественное» может проживаться, как «внутреннее – внешнее». Разное наполнение, разные оттенки. Кроме того, мы можем комбинировать оси и сектора, сдвигая их по кругу. Тогда ось «детали – целое» может попасть в сектора «повседневность – вечность» и дать нам новую спицу – «обыденность – уникальность». Поглощённость деталями и повседневностью дают нам смирение и услужливость. Вокруг тебя всё мелкое и простое, и ты сам тоже – мелок и прост. И, допустим, кто-то научился ценить себя и смотрит на других свысока. На другом конце оси загорается надпись «будь проще». Туда мы и помещаем узелок. Потом твоя скромность зашкаливает и мы перемещаем узелок обратно. Но на том конце уже не будет написано «я особенный», там будет светиться «все особенные». В эти же сектора попадают и те качества нашей личности, о которых я говорил тебе в прошлый раз – ум, чувства, воля. Это даёт нам бесконечное число вариаций жизненных задач.

– Погодите! – потряс головой Георгий. – Мне показалось или оси и сектора повторяют друг друга?

Розен поднял голову от тетрадки и обдал стажёра синим пламенем враз ожившего взгляда.

– Ты же мой умненький стажёрчик! – просюсюкал он. – Ну-ка, расскажи, как они совпадают.

Тот неуверенно потянулся и ткнул пальцем в ось, которую Розен пометил цифрой «один».

– Первая ось «сам – вместе» дублирует сектор «я – ты». Можно сказать ещё «лидер – ведомый».

Розен отложил ручку и подпёр подбородок ладонью, наигранно любуясь Георгием.

– Молодец, – одобрительно цокнул он языком. – Только ось даёт чистое качество, а сектор – ситуацию, в которой оно проявляется. И если мы поместим, например, первую ось в сектора один-семь, то в зависимости от того, где мы расположим узелок, мы получим задачу: быть лидером в отношениях, быть независимым, научиться работать в паре, стать ведомым. А если сдвинем эту же ось в сектора два-восемь, то получим: я сам обеспечиваю себя, я работаю с чужими ресурсами, я делюсь своими ресурсами, кто-то делится со мной, я живу за счёт чужих ресурсов. И так далее.

– Понял, – вдохновился Георгий. – То есть первую ось можно назвать осью личности, вторую – осью материи, третью – осью мышления, четвёртую – социальной осью, пятую – осью азарта, а шестую – осью активности. Так?

Розен преувеличенно-изумлённо хлопал некоторое время глазами, а потом звонко крикнул:

– Петь! Петь, иди сюда!

Гранин уже через минуту ворвался в кухню, спотыкаясь и на ходу снимая очки.

– Что случилось? – подозрительно глянул он на Георгия. Но тот выглядел прилично: свитер не порван, царапин от розеновских ногтей на физиономии нет, не растрёпан, даже не красен. Чашки на столе тоже стоят ровно, чай не расплёскан, ножей и вилок никто в руках не держит.

– Петь, давай Жорика на полную ставку возьмём. Что он всё в стажёрах-то? – вставая Петру Яковлевичу навстречу, вдохновенно заговорил Розен. – Он, знаешь, какой понятливый? И исполнительный. И в компьютерах шарит. Ценный кадр! – С каждым словом Розен льнул к Петру Яковлевичу всё ближе, перебирая пальцами рукав – от манжеты к плечевому шву, и под конец почти повис у Гранина на шее, умильно глядя ему прямо в глаза. Тот откровенно прилип взглядом к германовым губам, рука его сама легла Герману на талию.

– На какую ставку, Коть? Кем мы его возьмём? – добродушно отозвался он, блуждая взглядом по германову лицу.

– Методистом.

– Кем? – ошалел Гранин. – У нас есть ставка методиста?

– Не знаю, – разулыбался Розен. – Поговори с Тёмой. Ему всегда люди нужны. И Главный Тёме не откажет, даже если свободных ставок нет, ты же знаешь.

Георгию показалось, что Гранин не особо вслушивается в то, что говорит ему Розен – на всё, что тот лепит, с готовностью кивает, и смотрит на него при этом, как на сладкий леденец. И не было бы посторонних, уже целовал бы его, наверное, взасос. Георгий недоумевал и хмурился: что Розен сделал с этим нормальным, конкретным, пятидесятилетним мужиком, чтобы тот так сильно на него запал? Не мог же тот просто влюбиться в этого долбанутого на всю голову Розена – вот так, ни с того, ни с сего! В Конторе про эту странную, внезапную, нетрадиционную любовь почти не говорили. Только один раз Артемий Иванович усмехнулся в разговоре с кем-то из старых сотрудников, мол, раньше Розен приносил в жертву женственности только себя, потом перешёл на ядовитых змей, а теперь добрался до соратников. Но Георгий не понял из этой аллегории ни слова – только то, что Гранин относится к категории «соратников».

Розен, тем временем, уговорил Петра Яковлевича остаться и выпить чаю. Он усадил Гранина рядом с собой на диванчик и, прям, аж засветился рядом с ним. Георгий не мог на это смотреть. Ну, два же мужика, ё-моё! Неужели не видят себя со стороны? Дико же выглядят!

– Забери. – Разомлевший от счастья Розен протянул Георгию исчерканную тетрадку и ручку. – Я так понял, ты всё усвоил, – одобрительно кивнул он. – Я только кое-что ещё добавить хочу, – усмехнулся он вдруг, не отпуская жориково внимание, удерживая его взглядом, ставшим вмиг электрическим и холодным. – Если ты не заметил, оси добра и зла здесь нет. И оси правильное – неправильное тоже. А ты бы, наверно, хотел! – затрясся он, закашлялся смехом в кулак.

– С чего вы взяли? – огрызнулся Жорик уже по привычке.

– У тебя на лице всё написано, – просветил его Розен, продолжая улыбаться, как ненормальный.

– Что написано? – насупился Георгий.

– Твоё отвращение к геям.

Пётр Яковлевич, услышав эту розеновскую реплику, взглянул на Жорика так, будто до сей поры не подозревал, что тот может держать в голове подобные мысли. Вот от этого простого и искреннего удивления пополам с недоверием и грустью на душе стало нехорошо.

Жорик зло зыркнул на Розена.

– Оси, может, и нет, а понятие такое есть.

– Правильное и неправильное всегда определяется относительно чего-то, – снисходительно обронил Розен. – Вот ты по каким критериям геев в графу «неправильное» вписал? Если по тем, что так «не принято», так это ось «частное – социальное».

– Относительно природы! – не сдержался Жорик. Не хотел ведь опять в эту бредовую дискуссию о геях втягиваться! – Относительно природы это неправильно!

– Тебя природа уполномочила от её лица выступать? – ахнул Розен. Издевается, гад! – А Бог тебе ничего не говорил? Жало мудрыя змеи в уста замёрзшие твои он случайно не вложил своей десницею кровавой?

– Не мне, – с ненавистью процедил Жорик. – Но кому-то вложил. И этот кто-то рассказал остальным, что такое «правильное» и что такое «неправильное».

– Я и так могу сказать, – продолжал изображать дурачка Розен. – Правильное – это то, что соответствует правилам. А правила устанавливают люди. И отнюдь не о вечном они при этом думают, а о порядке и удобстве. Где здесь Бог, я не вижу.

– А где вы Его видите? – огрызнулся Георгий.

Розен как будто ждал этого вопроса – потянулся лениво, сел поудобнее и с довольной улыбкой Жорика оглядел.

– Тебе пока некуда поместить ответ на этот вопрос, – снисходительно сообщил он. – Да ты ведь и не это хотел спросить.

– А что? – подавился возмущением Жорик. Нет, ну ни в какие ворота! Этот долбанутый будет ему рассказывать, чего он хотел!

– Ты хотел спросить, чё я такой дерзкий, почему не боюсь. А я потому и не боюсь, что знаю – Бог с меня не спросит. Он – Солнце этого мира. Но у каждого из нас есть и своё Солнце. Вот оно спросит.

– Это как? – впал в ступор Жорик.

– Это так, – передразнил его Розен. – Тебе до сих пор в голову не пришло поинтересоваться, кто определяет, куда человеку двигаться, что в себе исправлять, с чем разбираться? Думаешь, лично Господь сидит каждому карту составляет? Я ж тогда Ангел, получается! Из Небесной Канцелярии приговоры смертным разношу. «Ага. Этот – гей. Против природы попёр! Ада у нас нет, вместо этого отправим его в Новоурюпинск. Там правильные пацаны живут, они вобьют ему правильные правила в голову. Надо им, кстати, будет жалованье повысить. Они ведь тоже почти ангелы, посланцы правды – правильную работу выполняют». Так, по-твоему, всё происходит?

– Да что вы… всё время… передёргиваете?! – запыхтел возмущённо Георгий, швыряя тетрадь на стол.

– Ладно, ладно! Успокойся, стажёр, – смилостивился Розен. – Ты лучше скажи – историю хорошо знаешь?

– Причём тут история? – насупился Георгий.

– Да хочу тебе бонус к сегодняшней теме подкинуть, – обласкал его добреньким взглядом Розен. – Я так понимаю, неслучайно тебя гейская тема настигла. – Жорик вскинулся оскорблённо – мол, что за намёки?! – но Розен жестом его остановил. – Обрати внимание, что тема эта поднимается волнами. Вот когда в России было что-то похожее? Скажем, сто лет назад – декаданс, там, Серебряный век, падение нравов. Тогда тоже нюхали кокаин, устраивали спиритические сеансы, стрелялись от скуки, жили втроём и заводили гомосексуальные связи.

– И что?

– И то. Эти люди вернулись. И продолжили с того же места, где в прошлый раз смерть их застала. Не только ведь личные гешефты бывают незакрытыми – общие тоже. Как раз 75 лет – нормальный срок, чтобы подготовиться и вернуться.

Розен полюбовался вытянутой жориковой физиономией и насмешливо добавил:

– И ты против этой весёлой компании прёшь. Не советую, стажёр. Они нервные такие! Но если хочешь, познакомлю!