Родственные души 01

Графство Хэмпшир, Англия.

Меня зовут — Элизабет. Слишком красивое и звучное имя для незаконнорожденной, но так назвала мать. Умирая она настойчиво повторяла:

- Тебя зовут Элизабет. Не Бетси, Бесс, Лизи, а Элизабет. Запомни это!

Её пальцы, впившиеся мне в руку, причиняли боль, но я терпела, глотая слёзы. Понимала неизбежность и ощущая собственное одиночество. Ведь кроме мамы, служившей экономкой, у меня никого из родных не было.

После похорон отвели к хозяину, чтобы решить мою судьбу. Выкинут ли как котёнка на улицу, или где-нибудь пристроят — уже всё равно. Выживать придётся самостоятельно.

По парадной лестнице, по которой раньше не разрешали ходить, я вместе с дворецким поднялась в господские покои. Раньше приходила сюда вместе с мамой, когда герцог отсутствовал. Каждый раз умоляла взять меня с собой. Ведь там так красиво! Мама показывала мне посуду из кремнистой глины, покрытой свинцовой глазурью – «уилдонские изделия», названные в честь изобретателя Томаса Уилдона. Взгляд невольно притягивали «агатовые» чайные сервизы, табакерки и рукоятки для ножей, столовые супницы с крышками, подобные овощам. Но больше нравились современные изделия из яшмовой керамики — изобретение Веджвуда: гигантские вазы, безделушки, подставки для светильников...

Мама не разрешала ничего трогать, только смотреть, и я разглядывала, не подходя близко, чтобы что-нибудь случайно не разбить.

Сколько тут всего было! Глаза просто разбегались. Я любовалась статуэтками фабрики Челси, втайне мечтая поиграть всеми этими дамами и господами, пастушками с флейтами и селянками в широкополых соломенных шляпках... Рассматривала изящные тарелки, расписанные изображениями английских пейзажей, коробочки с пудрой (Наиболее популярна светло-серая пудра. Дамы находили, что подобный оттенок особенно подчёркивает свежесть лица.) Дальше следовали баночки с румянами в виде порошка и помады, флаконы духов с декоративными фигурками. Кто ими пользовался — сам герцог, или герцогиня? На мой вопрос мама ответила, что герцог не ходит, подобно модникам, напомаженный, надушенный, с ватными валиками. Он и без этого видный и красивый господин. Вблизи господ я никогда не видела, только издали, когда они возвращались после конной прогулки, или приезжали из Лондона, где проводили большую часть времени. Тогда дом был в моём распоряжении. Я играла, а ещё, забравшись с ногами в кресло, читала книги — всё подряд, многого не понимая детским умом, но страстно желая понять. Читать научила мама, а я пристрастилась к чтению. Книги стали моими друзьями, и я много времени проводила в библиотеке. Зато, когда господа возвращались, матушка запрещала попадаться им на глаза.

- Почему нельзя? - донимала её вопросами.

- У них нет собственных детей, поэтому чужим лучше не появляться перед ними, чтобы не напоминать о том, что титул и поместье перейдут младшему брату герцога, - объяснила мама и почему-то вздохнула.

Я отогнала от себя мысли о прошлом, чтобы не расплакаться. Показать слёзы кому-то стыдно.

Мы прошли через коридор, стены которого украшало множество портретов с изображением предков хозяина дома. Все дамы и кавалеры равнодушно взирали с них.

Высокий, худощавый мужчина нервно расхаживал по кабинету, зато при виде нас принял величественный вид. Я догадалась, что это сам герцог. Он впился в меня взглядом, и долго рассматривал. Следовало опустить глаза, но я не сделала этого.

- Можешь идти, Уоллес. Я позвоню, когда прийти за девочкой.

Едва дворецкий, почтительно поклонившись, ушёл, герцог с видом холодной невозмутимости непринуждённо сел за огромный письменный стол. Однако его волнение выдавало то, как он бездумно открывал и закрывал табакерку. Я не раз видела эту кованную коробочку из красной меди с откидывающейся крышкой, изнутри и снаружи покрытую белой эмалью. Крышка и коробочка соединялись между собой золочёной оправой.

- Любимая табакерка герцога, - пояснила мама.

- У него ещё есть? - удивилась я тогда. Меня восхитила табакерка - премиленькая шкатулка, в которой можно хранить свои сокровища: кусочек настоящего янтаря, один пенс, ракушку и прочее.

- Каждая перемена платья требует от джентльмена смену табакерки. Герцог как-то сказал, что принц Конти имел восемьсот табакерок!

- А кто такой принц Конти?

- Лягушатник.


- Вылитая копия Сеймур — младшей дочери сэра Джона Флеминга, - произнёс герцог, повернув голову в сторону.

- Как две капли воды, - ответил ему тихий женский голос.

Выходит, только показалось, что хозяин дома в кабинете один. В глубоком кресле, стоящем поодаль, сидела пожилая дама.

Она поднесла к глазам лорнет. Изящная серебряная вещица висела у неё на украшенной синими камешками подвеске, которая крепилась к поясу. Это смотрелось красивее, чем у супруги викария на цепочке, обвитой вокруг запястья.

- И что с ней делать? - пожал плечами герцог.

Похоже его нерешительное поведение возмутило гостью.

- Ты спрашиваешь у меня?!

- Вы моя крёстная и родственница. У кого ещё просить совета, как не у вас!

- Определи её вначале в горничные, а там посмотрим, - предложила леди.

Так я стала tweenies - младшей горничной в тринадцать лет с жалованьем в шесть фунтов в год. От меня не требовалось открывать ставни, выбрасывать золу в мусорную яму, застилать постели и выносить ночные горшки. Нет, мне поручили скрести, стоя на коленях, бесконечно длинный коридор. Приходилось работать рано утром, в темноте. Я зажигала свечу и толкала ее перед собой по мере продвижения по коридору. От ледяной воды мёрзли руки, а от нескольких часов, проведённых на коленях, болели суставы и поясница. В такие минуты я приходила к выводу, что долго так не продержусь, надо убегать. Но куда без денег?! Решила дотерпеть год, чтобы получить жалованье и сразу уйти.

Однако уже через месяц каторга закончилась. Герцог забыл про моё существование, зато не позабыла его крёстная. Она приехала и увидела, как я мою пол. Страшно рассердилась.

- Уберите ведро и тряпку, - приказала лакею. - А ты иди и приведи себя в порядок, - обратилась она ко мне.

Затем она решительно прошла к герцогу и устроила ему взбучку.

Об этом я узнала в столовой для слуг, случайно услышав разговор горничной герцогини и кухарки. Камеристка, которая помогала хозяйке причесываться и одеваться, сопровождала госпожу во время длительных поездок, вечно задирала нос. Ей часто доставались поношенные платья хозяйки, так что и одевалась она лучше остальной прислуги и снисходила до разговора лишь с кухаркой, которую считала себе равной по положению. От кухарки зависело приготовление пищи. К ней приставляли помощницу, отвечающую за уборку кухни. Помощница крошила овощи и стряпала несложные блюда. Обязанность мыть тарелки, сковородки и кастрюли доставалась судомойке.

Сейчас кумушки — камеристка герцогини и кухарка пили кофе и сплетничали. Я хотела всего лишь взять воды и уйти, но услышав, что разговор касается меня, остановилась, не выдавая собственного присутствия.

- Леди Изабелла де Фортибус отчитывала герцога, как мальчишку! И всё из-за этой девчонки — дочери миссис Холт. Хотя какая она миссис, если никогда не была замужем и нагуляла ребёнка.

- Миссис Холт много лет проработала в этом доме экономкой. Её по статусу положено называть «миссис», - возразила кухарка миссис Кэдрик.

- Да знаю, но это несправедливо. Я до своего положения камеристки прошла с самых низов. Начинала простой горничной у скупердяя мистера Коупа. Ох и жадная семейка оказалась. Любили проверять новых служанок, засовывая под ковер шиллинг. Если девушка забирала деньги, значит, нечиста на руку, если же монета оставалась на месте — значит, плохо мыла полы! Хорошо, что я сумела понравиться, гостившей у них мисс Шарлотте. Она взяла меня к себе в личные горничные. С тех пор я у неё служу. Даже когда она стала герцогиней, то переехала сюда вместе с ней.

- Да, некоторые хозяева настоящие сквалыги. Мне тоже такие попадались. Мало того, что зажимали деньги на чай, сахар и пиво для слуг, так и кости, шкурки кроликов, тряпки и свечные огарки, что является законной добычей кухарки, не хотели отдавать. Ладно, огарки мне ни к чему, я их здесь все отдаю Элизабет. Так ведь от кроличьих шкурок весьма весомый доход для бедной кухарки. Сбываю их старьёвщику — хромому Хью. Даёт немного, всего-то...

- А зачем девчонке свечные огарки? - невежливо перебила камеристка.

- Так для чтения. Сэм — камердинер герцога подглядел, как она берёт книги из библиотеки, а утром относит обратно. Герцог тоже любит читать. В него, видимо, пошла.

- Тише! - камеристка прижала палец к губам. - Моя госпожа ничего не должна знать. У неё хрупкое здоровье, а случись, что с ней, где тогда найду такое место.

- Герцогиня не знает?! - удивилась кухарка. - Надо же я считала её святой, что терпит любовницу герцога и его приплод.

Потрясённая я не стала дальше слушать и тихо ушла к себе.

Выходит, герцог мой отец. Никакой любви к нему не почувствовала. Ведь он меня не любит, тяготится незаконнорожденным ребёнком. На улицу не выбросил и за то спасибо.

- Вот ты где прячешься! - вошедшая леди Изабелла прервала мои размышления. - Я пришла за тобой. Мы уезжаем.

Мне было уже всё равно куда и с кем ехать. В этом доме не хотела оставаться даже на час. Возможно потому, что считала себя преданной. Забрала немногочисленные пожитки и ушла с почти незнакомой мне леди.

Кучер в начищенных до блеска высоких сапогах, ярком сюртуке с большими пуговицами и в шляпе с кокардой уже ждал нас сидя на козлах.
Лакей в напудренном парике распахнул дверь кареты и помог миледи войти.

Я запрыгнула сама, не дожидаясь помощи.
Мне не терпелось уехать  поскорее, чтобы открыть новую страницу жизни.

Последний взгляд на дом, который любила за красоту и ненавидела за все пережитые мучения.
Помахала напоследок рукой слугам, вышедшим на крыльцо.
В душе надеялась, что никогда больше не вернусь сюда. Я ошибалась.