Папа

Аюми лежала на дне лодки и смотрела в небо. День все ниже склонялся к земле, еще неуверенной рукой расчерчивая на темнеющем полотне золотые полосы заката. Час и стемнеет. Она ждала ночь. Тогда загорались звезды, и она могла искать среди них глаза отца. Однажды он упал прямо с неба на рисовое поле, где работали ее мать с дедом, и вскоре родилась Аюми.
Это единственное, что рассказывала ей мать об отце, и имя... Но теперь Аюми его не помнила. Как и того, сколько лежит в этой лодке посреди голубого топаза озера, в неровной оправе из щербатых причудливых камней.
Потрескивая ветками, осмелевший с приходом сумерек ветер пробирался сквозь сетку сплетенных деревьев. Добравшись до воды, встряхивал синий шелк глади, и перепрыгивая с волны на волну  добегал до лодки, бережно неся в ладонях ароматы нежной розовой космеи и душистой глицинии.
Аюми разочарованно отвела прохладную воздушную руку.

Как же ей снова хотелось ощутить запах горячих лепешек, гладкой коровьей шкуры, услышать как перебраниваются на рассвете шумные пестрые куры. Но вокруг была тишина, замкнутая в каменное кольцо, вдали за которым молча поблескивали ржавые медяки листьев, пряча тропинку, ведущую в деревню.

Где-то там был ее дом. Комната, с тоненькой старой циновкой на полу, и цветным бумажным зонтиком в углу для редких ночных прогулок. В доме тихо.
По утрам, уходя в поле, мать запирала дочь, а вернувшись заполночь, варила рис. Аюми не ела. Опустив взгляд, тайком рассматривала тяжелые ноги матери, ее грубые мозолистые пальцы, устало сжимающие белую треснувшую чашку. А потом любовалась звездами, пытаясь угадать среди желтых россыпей глаза отца.
В один из дней не выдержала. Заслышав неподалеку заливистый громкий смех, выбралась из окна и побежала к играющим с мячом детям. Тут же раздался визг, женские крики о помощи.

Очнулась Аюми в лесу, посреди синего озера, окруженного пестрым колечком из желтых хризантем и острых усиков ликориса, алых, как пятна крови, расползшиеся по ее одежде и телу.
Она выжала скользящий по воде краешек своего кимоно и протерла лоб, смахивая дымку нахлынувших далеких воспоминаний. Затем схватила рукой радостно мельтешащую у песчаного дна рыбку, и пристально посмотрев в ее невидящие сырые глаза, швырнула в один из торчащих прибрежных камней. Рыбка с треском рассыпалась. Девушка посмотрела на медленно чернеющее небо, и снова легла на дно лодки, ждать ночь.


Кейто устал. Военный поход и затянувшиеся празднества по поводу свадьбы Императора дали знать о себе через сутки пути домой. С каждым шагом ноги сильнее вязли в размоченной дождями дороге, а сердце стучалось в грудину как мотылек в каменные стены темницы замка Тамараги.

Начинало темнеть, а до ближайшего селения три часа пути, если по прямой. Кейто остановился. Вытер о валявшийся на обочине камень налипшую к подошвам грязь, и раздвинув тяжелые от влаги еловые ветви, вошел в лес. Сократить путь, и он скоро в деревне.
Солнце быстро садилось. Все реже мелькая в ободранных октябрем кронах, тускло освещало прорехи в частоколе деревьев, сбивая Кейто с намеченной дороги. Практически на ощупь, обрубая кинжалом хватающие его за одежду цепкие когти веток, он добрался до крошечной поляны, за которой слышался тихий гул воды.

Последним рывком преодолев несколько метров все еще влажной от дождя древесной паутины, выскочил на берег озера, густо утыканного камнями , как рот дракона клыками.
Кейто устроился возле одного из них и развел костер. Усталость валила с ног, царапала когтями потрепанную в боях спину, саднила отяжелевшие веки. Доев последний кусок мяса прихваченного на дорогу, мужчина потянулся и лег на песок.

Выкатив в центр неба дремавший весь день в облаках желтый шар луны, пришла ночь. С озера прилетел ветер. Он осторожно покрутился около Кейто, дразня свежим ароматом сонных кувшинок, змейкой скользнул в рукавах кимоно и снова исчез.
Костер потихоньку догорал, подкидывая к звездам последние искры огня. Сердце Кейто забилось ровно. Хотелось пить. Он встал и подошел к воде.

В лодке стояла девушка. Белое, как лотос лицо венчал черный веер длинных волос. Он то складывался, резко опадая на хрупкие плечи и спину, то взвевался к небу, раскрываясь в такт потокам кружащего вокруг ветра.
Кейто подошел ближе и позвал. Тишина. Он поднял с земли камушек, похожий на застывшего в полете сверчка, и бросил в борт лодки. Раз, два, три... Ничего. Внимательно оглядев берег, нашел в россыпи камней самый большой, вылитый карп кои, и поточнее прицелившись, кинул.

Девушка тихо охнула, потерла лоб, но так и не обернулась, продолжая разглядывать горящие маячки неба.

Кейто с досадой выругался и усевшись на песок, попытался раздуть гаснущие угли костра. Вновь стало тихо. Только замерло дыхание и сердце внезапно сжалось от страха, такого же бесконечного и леденящего, как рука, протянувшаяся от центра озера до его лица. Тонкие женские пальцы изучающе пробежались по лбу, щекам Кейто, цепко сжали и приподняли вверх подбородок.

- Как твое имя?- тихо спросила девушка, неожиданно дохнув терпким ароматом ивы у самого лица Кейто.

Он попытался ответить, но лишь промычал, ворочая онемевшим от ужаса языком по зубам.

- Не помнишь? Вот и я не помню... Может так?- она аккуратно убрала волосы с покрытого испариной лба мужчины, и заглянула в его глаза.

Кейто хотел закричать, но не смог. Упав с кончика языка в горло, онемение разлилось по всему телу. Обездвиживая каждый попавшийся на своем пути нерв, каждую клетку, пока не добралось по венам до сердца. Кейто вздрогнул и замер.

- Ты не мой отец.- Аюми смотрела как исчезает отражение танцующих искр костра в глазах незнакомца.

Когда все кончилось, переступила лежащий на берегу меч и пошла обратно в лодку, даже не обернувшись на новый камень, так похожий на сидящего у костра Кейто.