Как питались наши мамки

Личные мемуары о красной эре (73)
Смотреть с иллюстрациями на сайте автора:
https://blukach.by/post/1455


 Послевоенного голода я, конечно, не помню. Помню, как в семье моего друга Алика Передни тётка Передниха готовила клёцки из селёдочных голов, которые мне настолько понравились, что я просил мамку и мне приготовить такие. Так и не упросил. Мамка упорно отказывалась это делать, объясняя, что такие души для клёцок колхозница Передниха изготовила по причине крайней бедности, за неимением мяса и сала на настоящую начинку.

 Но не у всех был такой скудный продуктовый запас, как у Переднихи. Она была как исключение. Мужа не имела. Работала в колхозе на разных работах, за что абсолютно не получала деньги. В конце года давали какой-то зерновой паёк, который съедался до весны. А есть хотели круглый год шестилетний Алик, семиклассница Маруся и ещё старше Галька.

 Моя мамка работала учительницей младших классов. Папка был рабочим. У нас всегда были деньги, которых хватало на необходимые продукты, имеющиеся в советских сельмагах. Что в них никогда не было мясных и молочных продуктов, в семейном рационе легко компенсировалось собственным скотным двором. Постоянно держали кабана, корову, кур, периодически – козу, гусей. Не вволю, не круглый год, но основными мясомолочными продуктами были обеспечены.

 Тут напрашивается отметить себя интересный парадокс. Голодали лишь колхозные полеводы то бишь разнорабочие. Животноводы имели выход продукции собственного скотного двора намного больший, чем «денежные» не колхозники. Причина тому – возможность воровать колхозные корма для своего скота. Так откармливали ими собственных свиней, что кабаны-ровесники в хлевах колхозников и не колхозников отличались между собой двойной разницей в весе и размерах. Мне в 2004 году бывший колхозный животновод из Больших Торонковичей рассказывал, что его дети упрекают батьку до сих пор за то, что «сжёг» на советской сберкнижке 12 автомобилей «Волга». Я опешил: как можно было насобирать 120 тысяч советских рублей? Ответ был прост: с женой откармливали колхозных бычков. Воровали корма для собственных свиней и телят. Малость их сами съедали, а львиную долю сдавали государству. Выручку клали на сберкнижку…

 Но возвратимся в 50-е и последующие годы. Перебои с обеспечением семьи продукцией собственного подворья случались всегда. В лучшем случае в нашем хлеву содержалось две свиньи: одна для забоя осенью, вторая – зимой. Но чаще единственное свиное убийство производилось лишь раз в год. Мясо съедалось скоро, сала хватало почти до следующего забоя. Колбасы, окорок всегда висели на чердаке, но они предназначались особо важным гостям и нанятым рабам, а сами мы довольствовались лишь тем, что от них оставалось. Правда, наедались свиных деликатесов вволю на Пасху и Деды.

 Та же ситуация была и с молокопродуктами. Молока пили вволю до начала беременности коровы. Период её запуска и послеродовый длились больше месяца. Тогда молока не видели. Или возили его в бидончике автобусом от бабули по папкиной линии из Веребок в Гадивлю. Веребская корова запускалась в иной период.
 Молоко квасили в простоквашу. Сливки с неё снимали на сметану. Этого было в обрез, а на масло вовсе не оставалось. Ведь большую часть молока приходилось сдавать в колхоз, чтобы он соответственно объёму сдачи выделил участок травы на сено. Представьте: все травяные угодья колхоз заграбастал себе, чтобы колхозникам негде было накосить коровам сено. Хочешь иметь рогулю, сдавай от неё молоко, иначе не прокормишь без колхозной «помощи». Получался дурацкий круговорот: держи корову, чтобы сдавать молоко; за это тебе выделят травы на её прокорм, чтобы дала молока; сдай его, чтобы снова получить корм…

 Яйца… Это всем понятно: куры клюют с земли всякую гадость. Но основной корм – это пшено, которое надо купить. До сих пор в моей семье жёлтые пшённые крупы называются «куриными». А на пшено нужны деньги. Очередной круговорот: сдай яйца в любой сельмаг по цене 7 копеек за штуку и купи круп, чтобы накормить курицу, и та снесла яйца, которые сдай в магазин… Конечно, часть продукции всё же оставалась себе, и ей довольствовались.

 Эта картина сельского питания в целом. Сейчас нарисую, как питались отдельно взятые хозяйки на примере моей мамки.

 Значит так: с голода не пухли. Еда, в общем, была. Но хозяйке поесть не было времени. Процесс питания проходил на бегу или, в лучшем случае, стоя: постоянная работа по хозяйству не позволяла даже присесть за стол. Вот конкретный пример. Мамка бегом принесла на стол котёл сваренной в печи картошки, миску солёных огурцов, кувшин простокваши. Сказала:

 - Ешьте, дети, а мне некогда.

 Схватила горячую картофелину и, перебрасывая её из руки в руку для охлаждения, побежала делать нескончаемую работу. Через пару минут возвращается за второй картофелиной.

 - Ой! – говорит извиняющимся тоном. - Ту бульбину только раз укусила и забыла, где положила.

 На наши уговоры сесть и поесть нормально, ответила коротко:

 - Некогда мне рассиживаться.

 И помчалась на кухню готовить корм свинье.

 Когда наступала очередь выпасать деревенских коров, брала с собой нехитрый паёк. Коровы ложились в обед отдохнуть. И лишь тогда мамка расставляла на газете сало, хлеб, лук, бутылку молока, садилась на траву и спокойно ела.

 Естественно, что от постоянной непосильной работы и беспорядочного питания мамка с каждым годом худела. Ещё в начале пенсионной жизни выглядела древней старухой.
 
 Наконец на это сама обратила внимание и заявила, что её иссушает рак. Мои доводы, что причина тому не рак, а непосильная работа и плохое питание, не слушала. Потребовала от питерского зятя Витьки свозить её на приём к онкологу. В кабинет врача я пошёл вместе с ней. Онколог Герасимёнок внимательно осмотрел пациентку, затем спрашивает, как она питается.

 - Да так, как бы… - замямлила мамка.

 - Ах, понимаю, - помог онколог. – Как все в деревне – всего понемножку.

 - Да-да! – обрадовалась подсказке мамка.

 И тут я вмешался в дело.

 - Неправда! – сказал. - Никак! Никак она не питается. За работой некогда. Схватит картофелину и по ходу дела её потеряет, не успев съесть.

 Тут уже онколог обрадовался моей подсказке, ибо она внесла существенную поправку в установление диагноза.

 Конечно, никакого рака у мамки обнаружено не было даже после сдачи анализов.
 В 1974 году у меня родился первенец Валерик. С ним продолжали каждый выходной ездить в Гадивлю помогать мамке управляться с хозяйством.
 
 Однажды жена пожаловалась мне: пока кормит малого Валерика, остальные члены семьи расхватают котёл картошки, миску огурцов, и ей ничего не остаётся. И так за каждый присест за стол. Тогда я сказал мамке, чтобы Наташе откладывала еду из общих корыт. Так и стала делать. Наташа перестала жаловаться.

 Каждый год ездили в отпуск к тёще в деревню Цна Лунинецкого района Брестской области.
 
 Как ни приедем, у тёщи стоит на припечке кастрюля с месивом не то супа, не то каши. Там его называли «варенки». Состояли они из воды, круп, картошки и сала. Всякий раз спрашивал: сколько дней стоят «варенки»? Теща отвечала: три или четыре. Приказывал немедленно вылить эту отраву. Возмущалась и негодовала: надо доесть - зачем продукты переводить? Интересовался, почему не приготовить нормальный суп: салом зажарить, а не бросать его в кастрюлю сырыми кусками. Отвечала: это долго. Убеждал, что по её рецепту варево получается невкусным. Невозмутимо отвечала: абы наесться. При том зарабатывала в среднем 40 советских рублей в месяц – на половину велосипеда. На нормальное питание в деревне этого вполне хватало. Даже нам несколько десятков рублей за год накапливала. Однако у советских рабов утоление голода было не наслаждением, а нежелательной обязаловкой, прерывающей важный процесс нескончаемого вкалывания.

 Вот таковым было питание сельчан при коммунизме.


 Питание мамок автор анализировал в июне 2019 года.