Как нас учили воевать

      Полвека назад во многих гражданских ВУЗах Советского Союза были военные кафедры, где готовили младший офицерский состав. Причём, не всегда военная специализация согласовывалась с гражданским предназначением институтов. Так, в нашем институте водного транспорта готовили сапёров и понтонеров для инженерных и сухопутных войск.
      На первом этаже главного корпуса института, в правом его крыле, находились аудитории и кабинеты военной кафедры. Два дня в неделю мы заходили в этот отсек и занимались только военными делами. Все наши записи велись в специальных тетрадях, которые хранились в сейфе. На форму у института денег не было, мы оставались в обычной гражданской одежде, но стрижка и бритьё было по уставу, и с этим часто происходили недоразумения у тех, кто любил длинные волосы.
      Мы изучали устройство плавающих бронетранспортёров, землеройных машин, автокранов, передвижных понтонных парков и электростанций, нас обучали рассчитывать и строить мосты, делать раскладку мин и составлять карты минных полей. В программу входило знакомство с различными взрывными устройствами и правилами их обезвреживания.
      У нас были хорошие преподаватели по военному делу. Например, подполковник Виноградов был кандидатом наук и учил нас строительству фортификационных сооружений и свайных мостов. От него мы узнали первые солдатские анекдоты и афоризмы:
      «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона!»
      «Я - начальник, ты - дурак, ты - начальник,  я – дурак».
      Подполковник Петров  обучал нас минному делу, которое освоил на полях Отечественной войны. Он был в числе сапёров, которые обезвредили подземный путь для штурмовых частей между Будой и Пештом в венгерской столице при её освобождении. Заведующий военной кафедрой полковник Тандит тоже прошёл войну.
      Наша военная подготовка завершилась месячными сборами, которые проходили на юргинском полигоне. Нас одели в солдатскую форму и дали по карабину без патронов.
      Жили мы в палаточном городке на берегу Томи. Командование отдельного сапёрного батальона, к которому мы были прикомандированы, при первом же знакомстве дало понять, что постарается выбить из нас гражданскую дурь, в чём и преуспело; уже через неделю ежедневная строевая подготовка и кроссы в полной выкладке стали для нас такой же обыденностью, как и подшивание подворотничков на гимнастёрках. У каждой роты была строевая песня – у гидротехников это была старинная «Взвейтесь соколы орлами…», вторая рота механиков старательно выводила современную «Солдаты в путь…», а наша третья рота пела строевую песню с названием «Косынка…», которая не очень нравилась отцам-командирам. Прошло уже много десятилетий, а я её помню:
               
                Девушки-подружки в лес гулять пошли,
                поздно  вечерочком в рощу забрели,
                меж собою девушки разговор вели –
                Надину косыночку–да, девушки нашли!
                Да-да-да, Надину косыночку-да под кустом нашли!

                Ты скажи нам, Надя, где гуляла ты?
                Где косынку эту потеряла ты?
                Отвечала Надя – Не гуляла я,
                и никакой косыночки-да не теряла я!
                Да-да-да, никакой косыночки-да не теряла я!

                - Как же не теряла ? – девушки твердят.
                - Как же не теряла? – Наде говорят, -
                ведь косынку эту надевала ты,
                значит, и косыночку-да, потеряла ты!
                Да-да-да, значит и косыночку-да, потеряла ты!

      В завершении строевой песни третья рота орала в такт строевому шагу:
                - Надя…. Косынку…  В лесу не оставляй!

      Если сейчас спросить любого из моих друзей, кто был главной фигурой в нашем воинском воспитании, все они вспомнят - ефрейтор Бугаенко. Он был назначен к нам помощником командира взвода, и как прилежный служака, да к тому же - хохол, выжимал из нас все соки. По его зычной команде мы вставали, с песней шли в столовую или на учебные занятия, разбирали и собирали личное оружие, маршировали, занимались уборкой лагеря. Он не давал нам ни минуты покоя. Мы глотали пыль на тактических занятиях, когда ползали, как тараканы, с тяжеленными противотанковыми минами, расставляя по шнуру эти зеленые тарелки и маскируя их. Мы сгорали от зноя, не имея разрешения расстегнуть верхние пуговицы гимнастерки. Он довел нас до того, что по команде «Привал!» мы мгновенно засыпали, ещё не успев упасть на землю. Даже в столовой нам разрешалось начинать трапезу после его энергичного приказа:
      - Головные уборы с-с-снять !
      При этом в едином порыве мы должны были стукнуть пилотками по кромке стола, что в сержантских кругах считалось особым шиком. Если это действо получалось у нас не очень четко, ефрейтор выводил взвод из столовой, заставлял маршировать у входа, а потом заводил вновь, чтобы повторить процедуру.
      Наше терпение было не беспредельным, и оно лопнуло, когда, возвращаясь из бани, мы шли в лагерь распаренные и умиротворённые, а Бугаенко скомандовал:
      - Запе-е-вай !
      Нам было не до песен, в чём мы ему честно признались, но помкомвзвода был неумолим:
      - Отставить разговоры,  - потребовал он и повторил , - запевай!
      Мы угрюмо молчали, в наших душах закипало бешенство, и когда он в третий раз повторил приказ, взвод разбежался в разные стороны и спрятался в кустах.
      Этот случай стал предметом нелицеприятной беседы, которую провел с нами командир роты капитан Балтышев и комбат майор Чернов, но наша выходка имела и положительный эффект - ефрейтора Бугаенко от нас убрали. С новым помкомвзвода мы быстро нашли общий язык, потому что он был грамотнее, доброжелательнее и умнее предшественника. Новый сержант уводил нас подальше от штабных палаток, мы не спеша выполняли то, что нам было положено по программе дня, а потом лежали на траве и собирали землянику. Когда наступало время возвращения в лагерь, наш командир объявлял химическую тревогу, мы натягивали противогазы и по-пластунски утюжили пыльную проселочную дорогу. При подходе к штабу у нас был такой страшный вид, что начальник сборов сам отправлял нас на реку, и мы с радостью мчались купаться.
      Однажды нам не повезло. В тот день сержант вывел нас за холмы, чтобы показать танковое стрельбище. Мы осмотрели наблюдательные блиндажи, потом разбрелись по полю, выискивая снарядные болванки и землянику. Под сопкой, где мы находились несколько раз прошли танки, но мы не обратили на это внимания - мало ли техники ездит по полигону. А потом увидели мчащийся в нашу сторону зелёный газик, из которого с поднятым кулаком выскочил общевойсковой майор.
      - Кто такие? - заорал он
      - А мы не ваши, - покусывая травинку и развалившись на траве в позе греческого героя, ответил ему Валера Малкин. Он хотел сказать, что мы не солдаты срочной службы, но майор его не понял.
      - Встать, - прорычал он так, что фуражка его сдвинулась на затылок, - вы что, турецкие? Кто командир?
      Наш сержант быстро разгладил складки под ремнем и доложил, кто мы такие.
      Офицер был вне себя:
      - Вы знаете, что через десять минут здесь начнутся артиллерийские стрельбы? Еще хорошо, что вас во-время заметили, а то пришлось бы собирать кишки... Бегом марш отсюда!
      Повторять приказ ему не пришлось, мы побежали очень быстро.
      После принятия присяги, которая проходила очень красочно и торжественно, нашему курсантскому батальону пришлось участвовать в армейских учениях, которые проводились в составе военного округа. Нам была поставлена задача - построить деревянный свайный мост через протоку реки Томь. Не знаю, нашлась бы сейчас какая-то гражданская организация, которая бы согласилась соорудить стометровый мост, выдерживающий тяжелые танки, в двухнедельный срок и без всякой оплаты. Мы это сделали, имея один подъемный кран. Из всех нужных для строительства механизмов у нас было четыре дизель-молота, да два катера от понтонного парка.
      Нашу работу можно было снимать на кинопленку для использования в исторических фильмах. Мы пилили и обтёсывали брёвна вручную, а затем, облепив их со всех сторон как муравьи, тащили на своих плечах к месту укладки. Наши тела под жгучим солнцем обгорели и кожа со спин сползала клочьями.
      Как бы то ни было, но мост мы сдали в срок. Хороший получился мост, крепкий. Когда начались маневры войск, по нему благополучно прошла танковая дивизия. А потом, по приказу свыше, мы сами же взорвали своё многострадальное сооружение: командир роты отобрал пару добровольцев из нашего взвода, они привязали к каждой свае по толовой шашке, и от одного поворота рукоятки взрывной машинки результаты нашего рабского труда взлетели на воздух.
      Армейские учения проходили на наших глазах и оставили в памяти заметный след. Мы наблюдали имитацию атомного удара, для чего было взорвано полтонны тола и десяток бочек с соляркой. Когда эта адская смесь бабахнула, черный гриб поднялся метров на триста. Вокруг нас ревели сотни танков и бронетранспортёров, в небе проносились самолеты и кружили вертолеты. Нас посадили в машины и куда-то повезли, потом мы бегали с примкнутыми штыками и делали вид, что стреляем. Для высшего командования наша беготня, видимо, имела какой-то смысл, а для нас это было полной бессмыслицей.
      После армейский учений в Юрге мы переехали к месту дислокации сапёрного батальона под Новосибирск и там, на заключительном этапе сборов, у нас были свои учения. Мы разделились на «красных» и «синих», чтобы поиграть в войнушку. Здесь было всё понятно - одна рота отступала, придумывая для противника всякие каверзные ловушки, а вторая рота, в которой был и наш взвод, наступала в сторону Обского моря. Мы обезвреживали условные минные поля, нас забрасывали взрывпакетами, а однажды ночью из расположения роты противник выкрал часового, который охранял самое дорогое - полевую кухню. Часовым был полутораметровый Карл Коплус. Вряд ли разведчики противной стороны рискнули бы на такую операцию, если бы на посту стоял кто покрупнее, а с Карлушей было просто - к нему подошли, попросили закурить, а потом прикрыли ему рот и, как куклу, забросили в стоящую поодаль машину, отобрав карабин. Когда мы проснулись по тревоге, было уже поздно. Утром противник потребовал за похищенного выкуп - пять пачек сигарет.
      Рано или поздно, но всему приходит конец, и после того как мы с криками «ура» пошли в последнюю атаку, а потом закрепились на рубеже, вырыв окопы в полный рост на берегу Обского водохранилища, почти для всех моих сокурсников военная служба завершилась благополучным получением лейтенантских званий. В дальнейшем из всего нашего потока судомехаников только трое после этого носили военную форму – автор этих записок и двое моих сокашников, которые оказались в структуре КГБ.
 
                Послесловие на военную тему

      В последнее время телевизионные эфиры центральных каналов переполнены военными сюжетами. Военная тематика вторглась даже в спорт, и самыми часто показываемыми передачами стали лыжный биатлон, военный биатлон и откровенные драки с названием – смешанные единоборства.
      О достижениях в области вооружений средства массовой информации пишут с такой любовью и подробностями, что кажется, вся наша жизнь заключена в этих танках, ракетах и самолётах. Мы и без навязчивого оглупления знаем, как изменилась наша армия. И даже в какой-то мере смирились с тем, что министром обороны был назначен человек, который занимался некрупным бизнесом, ничего не смыслил в военных делах, а поэтому, собрав женскую компанию, сумел разгромить в пух и прах существовавшую военную структуру, прогнившую до основания; военному человеку это было бы сделать гораздо сложнее. А пришедшему на смену разрушителю адекватному человеку по фамилии Шойгу было проще всё строить заново с нуля, на голом месте.
       Мы даже понимаем, что для возрождения армии нужны были огромные деньги, которые можно было взять, только значительно  урезав бюджеты других государственных потребителей – здравоохранения, науки и образования.
      О том, сколько средств перетекло из гражданских бюджетных сфер в военную, прямо не говорят, но, как размышлял Михайло  Ломоносов, «если откуда сколько-то убудет, то куда-то столько же прибудет».  И не надо нам объяснять снижение жизненного уровня основной массы населения разными санкциями проклятых американцев, изменением конъюнктуры рынка полезных ископаемых и другими выдумками, мы знаем точно, что причин две – отток денег на возрождение армии и откровенное разворовывание денег коррупционными структурами. Надо быть честными и признаться в этом.
      Действительно, наша армия изменилась в лучшую сторону, и новинки в области авиации и ракетостроения действительно поражают. Радует, что наконец-то на современном техническом уровне вновь осваиваются заброшенные арктические границы.
Всё это выглядит солидно, но редкие промахи в информационной системе показывают, что не везде в вооруженных силах всё так прекрасно.
      Недавно появилась информация о том, что российский Тихоокеанский флот, оказывается, намного слабее военного флота нашего ближайшего соседа - Японии. Это настораживает, потому что на фоне сообщений  о строящихся военных кораблях и подводных лодках обычный россиянин безусловно считал, что на Тихом-то океане мы, без сомнения, сильнее всех. Ан нет…
      Я завёл этот разговор, потому что в телепередачах было несколько сюжетов о состоянии инженерных войск, с которыми я знаком, потому что получил военное образование именно в этой области.
      Когда сейчас показывают новинки инженерной техники, мне порой кажется, что я вернулся в студенческую жизнь, где овладевал военными знаниями. В одном из репортажей рассказывалось о том, как инженерная часть быстро устанавливает понтонный мост на какой-то речке. Мне вспомнилось, что точно такой же автомобильный понтонный парк был в батальоне, где мы проходили практику, и нам довелось так же лихо разворачивать понтоны книжной конфигурации на реке Томь под Юргой. А было это не вчера, а шестьдесят лет тому назад. Выходит, никаких качественных изменений в этом сегменте не произошло.
      Другой сюжет был посвящен инженерной землеройной технике, где показали роторный траншеекопатель, способный в час отрыть траншею в несколько километров. На таком монстре, который называется БТМ (быстроходная траншейная машина), 60 лет назад я, в качестве стажёра, прорыл несколько сот метров траншеи в сибирской земле под Новосибирском, где постоянно дислоцировался наш сапёрный батальон. Был показан также мощный бульдозер, способный убирать снег любой толщины. Машину с названием БАТ (бульдозер на артиллерийском тягаче) мы тоже изучали и катались на ней.
      Для несведущих людей показ «летающего дракона» для прокладки проходов в минных полях, наверно, покажется новейшим достижением сапёрной мысли. Действительно, запуск с установки шнура длиной в несколько сот метров, к которому приторочены толовые патроны, взрывающиеся при приземлении, кажется эффектным. Но это техника была освоена более полувека назад, и представлять её в качестве новейшей разработки, по меньшей мере, нечестно.
      Кто после этого меня убедит, что в других секторах военного вооружения дела обстоят иначе.


                На снимке - студенты-механики на военной практике в 1960 году