Соседи 28

* * *

          В начале февраля Ира шепнула, что уголовное дело о фальшивых студенческих  проездных закрыто «за смертью подозреваемого». Подробностей она не знала. Вспоминала, как прошлой зимой  заметила, что у Лёши и   Паши появились немаленькие деньги: стали разъезжать на такси, ходить по ресторанам. Нина с Виктором ругались, когда сыновья возвращались поздно, но, откуда они берут деньги, особо не интересовались: и Лёша, и Паша работали, значит, зарабатывали. Иру удивляло, что Майя Петровна и Виктор думали  только о том, как спасти Лёшу от тюрьмы, факт его виновности для них не существовал. То, что всю вину они переложили на погибшего Пашу, её поразило.

           Майя Петровна вернулась в деревню. Виктор живёт в молодожёнке, которую получил лет десять назад, — они с Ниной разводились, чтобы ему дали эту квартиру, а потом опять регистрировали брак. В семьдесят восьмой остался Лёша со своей подругой. Ира не раз замечала, что Лёша груб с Алиной, а та всё терпит, наверное, потому, что дурнушка. Я мельком видела эту девушку: низенькая,  худющая — коленки-локти-ключицы — на сухоньком личике  крупный, мясистый нос, будто случайно попавший туда с другого лица. Как следствие — низкая самооценка и куча комплексов, а ради того, чтобы рядом  был мужчина, она готова терпеть всё.

           Ира рассказала, что стала часто думать про Алину: как ей тяжело жить с такой  внешностью и как сложится её судьба, ведь Лёша на ней не женится, а, скорее всего, бросит. Ира внимательно наблюдала за Лёшей и его подругой и не заметила с его стороны ни малейшей влюблённости, никакой нежности — одно раздражение. Спросила, как с точки зрения психологии объяснить, что Лёша — не очень красивый, но по крайней мере высокий молодой человек — выбрал настолько непривлекательную девушку. Я ответила, что, скорее всего, он не уверен в себе: и по молодости, и по каким-то другим причинам: возможно, получал грубые или насмешливые отказы от красивых девушек. «Ну да, а физиология требует», — покивала Ира  и заговорила о своей дочери.
 
        Наташе скоро двадцать пять, а надежды на замужество никакой. Выглядит неплохо: рост выше среднего, стройная, роскошные волосы, не красавица, но милая. Ноги коротковаты («В маму пошла», — усмехнулась Ира), но на каблуках этого не заметно. Тонкую талию всегда подчёркивает поясом, а маленькую грудь не обтягивает: защипы, рюши, оборки — Наташа хорошо шьёт. Конечно, внешность не самое главное, но ведь мужчины стараются познакомиться с теми, кто понравился внешне. Ум, душа, характер — всё это понимается и постигается позже.

        «Моя дочь очень корыстная», — вздохнула Ира и рассказала, что, искренне переживая и жалея  Нину и Пашу,  Наташа тем не менее ожидала с поминок     продуктов и была крайне разочарована, когда, перемыв посуду и полы в семьдесят восьмой, Ира поздно вечером возвращалась домой с пустыми руками. 



        Через некоторое время — по-моему, весной —  Ира рассказала, что Лёша хочет машину, и Майя Петровна пытается продать участок земли, купленный  когда-то за гроши у спившегося соседа: всё равно обрабатывать теперь некому. Вроде, и деревня близко к Воронежу, и смотреть участок люди приезжают, но той цены, которую просит Майя Петровна, не дают.  После этого разговоры  о семье покойной Нины прекратились. Ира уже вовсю дружила с Верой из семьдесят седьмой, которая, похоронив Полину Ивановну, стала жить в её квартире. Муж Веры работал ночным сторожем, и, когда по вечерам уходил, она звала Ирину на чай. С соседками из шестьдесят седьмой  в очередной раз разругались, и Тамара с наслаждением рассказывала, как Наташа с Ирой безуспешно пытаются окрутить Гену из восьмидесятой. Он поселился в нашем доме недавно: разменяли трёхкомнатную квартиру с доплатой, дочери и бывшей жене хорошая двухкомнатная, ему — однокомнатная хрущёвка на пятом этаже, да ещё и угловая.

       - Генка для Ирки молодой, а для Наташки староват, — рассуждала, сидя на лавочке, тётя Тамара. — Да и не дурак: послушает-послушает их трёп и нырь к себе в квартиру, к ним ни ногой.

        Было очень похоже, что она, стоя у двери, подслушивает беседы Гены с соседками. Однако простодушную тётю Тамару не волновало, что о ней могут    такое подумать. Она разругалась с Ириной и с наслаждением сплетничала в её адрес.  Скоро материал для сплетен иссяк: Гена переселился к женщине, только изредка забегал проведать свою квартиру.




       На выходные я уезжала в Бутурлиновку, к маме стала приходить реже и соседей почти не видела. Мама рассказывала, что к Ирине и Наташе по-прежнему ходит много гостей, но особенно выделяется один — молодой человек бандитской наружности: с наголо обритой головой, в спортивном костюме и с татуировками на пальцах в виде перстней.

           Встретившись с Ириной, шутливо поинтересовалась, что это за грозный кавалер у неё появился, его все местные пенсионерки боятся. «Да это Славик — мой гаврильский ученик, — засмеялась Ира. — Мы совершенно случайно встретились прошлым летом, и он стал заходить ко мне: он, оказывается, давно   живёт в Воронеже».

         Через некоторое время Ира похвасталась, что Славик никогда не приходит с пустыми руками, всегда со значительными гостинцами: несколько банок тушёнки или окорочков большой пакет, недавно  привёз яблок целый ящик.  «С меня только чай!» — радовалась она.  Володя Белов, часто бывающий у родителей, видел Славика в подъезде и спросил, знает ли Ира, чем занимается её бывший ученик. На неудобные вопросы она всегда отвечала громким смехом. «Подожди смеяться, — одёрнул Володя, — этот Курдюк (ведь его фамилия Курдюков?) крышует продуктовые  киоски на левом берегу, каждый вечер обходит — дань собирает».

        - Ты не боишься, что такое знакомство может  выйти боком? — спросила я, когда Ира в подробностях передала разговор с Володей Беловым.

        - Красть у меня нечего, — отмахнулась она. — Пусть ходит, пока ходит: надо же мне Наташу чем-то кормить. Славик, между прочим, на прошлой неделе привёз нам десятикилограммовый мешок риса. Где он берёт все эти продукты? Уж, разумеется, не покупает.

        Материальные проблемы тогда снова остро встали перед Ириной. Наташа ушла из ателье, где платили жалкие гроши, стала торговать обувью на рынке. Заработок выходил неплохой, но надо платить за учёбу, а ещё Наташа затеяла ремонт в кухне. На плитку, обои, клей, краски, растворители и прочее уходило всё, что она зарабатывала. Чтобы заплатить плиточнику, пришлось брать в долг. Так что, если бы не Славик с его щедрыми подношениями, сидеть Ирине с Наташей  на одной картошке.




             Со времени инсульта свекрови прошёл год. Никаких улучшений не наступило. Чтобы помочь Гале, в пятницу вечером я спешила в Бутурлиновку. В  конце ноября на работе почувствовала себя неважно, измерила температуру — без малого тридцать восемь. Понятно: подхватила вирус от кого-то из своих пациентов. Билет куплен заранее, но ехать к свекрови и заражать её нельзя. Заменить меня хотела мама, но Катя не разрешила («Не с твоим, бабуля, радикулитом») и поехала сама.

        Узнав от  мамы, что я затемпературила, Ира пришла меня проведать. Услышав, что к свекрови поехала Катя, удивлённо распахнула глаза:

       - Носить горшки за чужой бабкой?!

       - Она в памперсах, — тихо уточнила я.

       - Да всё равно. Убирать за лежачим больным…   моча и всё прочее…

       - Мы с Катей все домашние дела делаем в перчатках. А в резиновых перчатках можно убрать за кем угодно, если, конечно, дозреть, дорасти до этого…

       - До чего дорасти? — хмыкнула Ира. — До того чтобы  дерьмо из-под кого-то  носить?

       - Именно так, —  подтвердила я.

      Глупая ухмылка на лице Иры сменилась задумчивым, а потом печальным выражением.

       - Юль, только тебе говорю: знаю, что дальше никуда не пойдёт. Мама   просится в Воронеж: каждая косточка болит, сил совсем нет, воды по полведра из колонки носит. А Наташа категорически против: или бабушка, или она. Наташа моя может к любому дураку уйти, если я маму привезу. Она готова была пред Славиком танец живота исполнять, лишь бы собою заинтересовать. Я ей и сама про него рассказывала, специально сгущая краски, и Володю Белых просила с ней поговорить, попугать как следует Славиком. Она за кормёжку и тряпки и рэкетиру, и к киллеру уйдёт. Моя дочь очень корыстная!

      - И как там этот Славик? Давно был у вас? — прокашлявшись, поинтересовалась я.

      - Месяца три не было или даже больше. Посадили, наверное. Сколько верёвочке не виться…