Montale В полдень

Eugenio Montale


Meriggiare pallido e assorto
presso un rovente muro d’orto,
ascoltare tra i pruni e gli sterpi
schiocchi di merli, frusci di serpi.
Nelle crepe del suolo o su la veccia
spiar le file di rosse formiche
ch’ora si rompono ed ora s’intrecciano
a sommo di minuscole biche.

Osservare tra frondi il palpitare
lontano di scaglie di mare
mentre si levano tremuli scricchi
di cicale dai calvi picchi.
E andando nel sole che abbaglia
sentire con triste meraviglia
com’e' tutta la vita e il suo travaglio
in questo seguitare una muraglia
che ha in cima cocci aguzzi di bottiglia

***

Эудженио Монтале

В полдень, жарой угнетенным,
в тени огородной стены,
в бурьяне сухом и терновнике
слушать, как свищут дрозды,
как змеи шуршат. А взглядом
выслеживать муравьев:
то выстроятся рядами,
то вдруг разбегутся и вьются
в верхушечках колосков.


Разглядывать море за кронами:
бьются чешуйки волн,
а тут, над холмами голыми,
стрекот цикад живой.
И в этом слепящем полдне
чувствовать странную грусть,
как будто жизнь с ее болью -
этот короткий путь.
Путь вдоль стены, где сверху
лежат, светлы и легки,
но остриями кверху -
бутылочные черепки.

***

Стихотворение написано в 1916 году. Автору ровно двадцать лет.

***

Ещё один мой перевод от 5-6 апреля 2025 года.

Большой необходимости не вижу: (поправила местами и первый перевод),
но все же.

Полдневничать без цели, отрешённо,
у раскалённой стенки огорода
и услыхать в терновнике, в бурьяне,
и щёлканье дроздов, и змей шуршанье.
А в трещинах земли и на горошке
следить за муравьиною дорожкой:
вот держат ровный ряд,
вот разбежались,
вот на вершинку колоска взобрались.

Рассматривать меж кронами биенье
чешуек: волн морских вдали движенье,
в то время как вздымают стрекотанье
на лысых возвышениях цикады.

И, двигаясь в слепящем этом солнце,
ты ощущаешь с грустным удивленьем,
насколько же вся жизнь, её заботы
видны идущему вдоль этой стенки,
где сверху только острые осколки.

***

В первом моем переводе в финале звучит некий трагизм, но сейчас, читая и перечитывая это стихотворение,  я понимаю, что никакого трагизма нет, напротив: жизнь природы неистребима, кипит, если присмотреться и прислушаться, и в период этой несносной жары, в любых поэтому условиях, хотя наличествует стена как определённое ограничение или направление и острые осколки от разбитой бутылки как свидетельство присутствия человека...
Монтале автор незаурядный, и его мудрость проявляется вполне в этой ещё юношеской работе.  Это моё мнение.